— Означает ли это, что тот, кто все затеял, действует заодно с президентом?
— Почему?
— Все слишком очевидно, мать его — как будто они хотят, чтобы его узнали.
— А может, кто-то с нами играет.
— Я думал, аватары, изображающие действующего президента, вне закона.
— Так и есть.
— Что мы можем сделать?
— Как только установили его личность, на место отправили роботов-чистильщиков, которые стерли данные. К тому же лицо президента было видно всего две секунды.
— Всего?
— Всего.
— Но он махал гораздо дольше.
— Знаю. Единственный аватар, который закодирован таким образом, чтобы чистильщики его не стерли…
— Это сам президент, — ответил Мейснер. — Надо лишь убедиться, что в физическом смысле он не пострадал.
Галлахер кивнул и заговорил с одним из своих подчиненных:
— Сходите к президенту, проверьте, как он там. — Он повернулся к другому: — Увеличьте запись. Просмотрите ее покадрово. Найдите все, что нельзя заметить невооруженным глазом. Пусть вам кто-нибудь поможет; лишняя пара глаз не помешает. Вы, скажем, изучаете одну половину кадра, а ваш напарник — другую. Дело государственной важности! Пока работаете, пусть кто-нибудь еще осмотрит все дороги, которые уводят с места происшествия. Возможно, АНБ уже напало на след, но лишняя проверка не помешает. Ищите двух Авраамов Линкольнов.
— Уже все осмотрели, — последовал быстрый ответ. — Ничего не обнаружено. И камеры-шпионы в «Изумрудном городе» тоже ничего не дали. Огромный жирный ноль. И все, что у нас есть на Монро, — что она вошла в тот отель. Одна.
— Откуда она появилась?
— Понятия не имею. Мы сняли записи со всех камер с обеих сторон улицы на протяжении почти десяти кварталов. Нигде никаких признаков Монро до тех пор, пока она не поворачивает за угол и не входит в здание.
— Рядом церковь. Может, она оттуда вышла?
— Нет. В церкви камер нет, но я проверил все подходы к ней. Ничего. Побеседовал с церковным старостой; он глаз не спускал к церкви и уверяет, что внутри никого не было… во всяком случае, никого похожего на Мэрилин Монро.
— Староста — робот или аватар?
— Аватар. Им руководит настоящий пастор в Реале. Проверили все записи, сделанные в церкви. Его показания подтверждаются. Сейчас внутри никого. Они готовятся к оживленным выходным.
— Кто не готовится? Скажите, что находится между церковью и гостиничным комплексом?
— Только «Темные зоны».
— И все?
— Совершенно верно. И все.
Озадаченный Галлахер кивнул, повернулся и быстро последовал за остальными в президентский Переходный отсек, мимо стоящих у дверей охранников. Сотрудник, которого он послал проверить состояние президента, вышел ему навстречу.
— Он по-прежнему там, — сообщил сотрудник.
Тело Тедди Диксона по-прежнему лежало в сенсокресле, в той же позе, что и раньше. Рядом с мужем сидела Энни Диксон; она словно охраняла его покой.
Со стороны казалось, что президент мирно спит.
— Новости есть? — спросила первая леди.
— Нет, — ответил Мейснер. — Мы просто проверяем, все ли в порядке.
Клэнси оглянулся на мониторы, подключенные к системе жизнеобеспечения. Ничего не изменилось; Диксон пребывал в глубоком киберсне.
— Раз вы все сюда явились, да еще вместе, значит, наверняка что-то случилось, — заметила первая леди.
— Получили распечатки снимков Тедди, — отважился Мейснер. — В «Мире Элвиса Пресли».
— Как он?
— По нашему мнению, запись сфабрикована. Чтобы сбить нас со следа.
— Или сообщить, что он еще жив?
Мейснер взглянул на вошедшего Галлахера:
— И что теперь?
— В деле замешан не один человек, — заявил Галлахер.
— Почему вы так считаете?
— Кто-то имеет доступ к управлению камерами-шпионами. Во Втором мире никто не может превратиться в невидимку, а Монро появляется у входа в отель словно ниоткуда. Потом эти двое берут и исчезают из Грейсленда после того, как Тедди помахал в камеру. Да, тут не один человек орудует. При операциях такого масштаба за всем наверняка стоит целая организация.
— Или кто-то имеющий доступ к оборудованию крупной организации, — вставил Клэнси.
— Кто, например? — оживился Мейснер.
Клэнси пожал плечами:
— Мы задействовали помощников со стороны — людей, мягко говоря, непредсказуемых. Значит, мы сознательно допустили утечку щекотливой информации, которая может рикошетом больно ударить по нам же. Мы рискуем провалить всю операцию!
— У нас мало времени и нет выбора, — напомнил Галлахер.
— Может, мы, наконец, сдвинулись с места? — с надеждой спросила Энни Диксон.
Галлахер улыбнулся, утешая ее.
Клэнси заметил, что с улыбкой не вяжется озабоченное выражение глаз.
Кафе «Гусар»
Маргитсигет
«Бриллиантовый парк»
9М436К2506, «Изумрудный город»
Реальное время: до контрольной точки 8 часов 28 минут
Я вернулся в «Гусар». Двоим моим помощникам почти ничего не удалось выяснить. Может быть, я выбрал неверный подход; может, нужно было потребовать подкрепление. Хотя агенты спецслужб — люди непредсказуемые; опасно спускать их с поводка…
Я сидел опустив голову и сосредоточенно копался в системе безопасности Белого дома. Через нее можно было выйти в системы других спецслужб, в том числе АНБ. Хорошо, что не пришлось взламывать непосредственно систему АНБ; чем меньше звеньев в цепи задействовано, тем меньше вероятность, что меня вычислят.
Энди придвинула стул поближе и стала наблюдать, как я роюсь в файлах Секретной службы.
— Насчет Цюэ что-нибудь удалось узнать? — спросил я.
Пока меня не было, Энди посетила сайты всех актерских трупп в Реале, пытаясь отыскать пропавшего актера. Выяснилось, что Цюэ был завсегдатаем форумов для геев и активно назначал свидания во Втором мире людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Особенной популярностью он пользовался среди транссексуалов; он даже создал целую базу данных для лиц так называемого среднего пола — как я говорил, «для тех, кто еще не определился». Энди сообщила: некоторые клиенты Цюэ сейчас активно разыскивают его, чтобы договориться о свидании на выходные, но пока его еще никто не нашел.
— Кроме этого, пока практически ничего, — призналась она. — Хочу на минутку отключиться. Наверное, я что-то упускаю, и надо отдохнуть, подумать, взглянуть на проблему со стороны…
— Как успехи у нашего вундеркинда?
— У него все неплохо. Он сейчас активно общается с друзьями — и в Сети, и в Реале. У нас тут новость, которая взбудоражила всех: СКП проводила очередную облаву. — Команда «Скорой компьютерной помощи» Института программной инженерии Университета Карнеги-Меллона, экспертная группа реагирования на непредвиденные ситуации в компьютерах, была создана тридцать лет назад специально для предотвращения хакерских атак. — Правда, все, что им удалось нарыть, — обычные сплетни. Им надо действовать тоньше, деликатнее.
Я махнул бармену, чтобы принес всем еще кофе.
— Расскажи о Тиборе, — попросил я, прогоняя файл за файлом через программу автопоиска.
— Что именно?
— Почему он никак не может соскочить?
— Ты считаешь его настоящим подонком, да? — сразу вскинулась Энди.
— Нет, — солгал я. — У таких сопляков, как он, все больше напоказ. — За долгие годы мне довелось общаться с киберпанками всех мастей и оттенков; правда, никогда они мне особенно не нравились. Они слушали музыку типа «Секс Пистолз — Возрожденные» и постоянно искали новые развлечения. Тибор был всего лишь одним из многих подростков, сдвинутых на компьютерах, которым не удалось приспособиться к жизни в Реале.
— Конор, а у тебя была нормальная семья?
— Да. — Неожиданная перемена темы удивила меня. — У меня была нормальная семья. — Я сознавал, что нахожусь в довольно необычном положении. Половина детей в странах Запада — выходцы из неполных семей, выношенные суррогатными матерями или усыновленные и выращенные самой причудливой смесью родителей. Плоды демократии! Да, в двадцать первом веке родиться в нормальной, полной семье — редкость!
— И я тоже, но про меня ты все и так знаешь. А вот Тибору повезло меньше. Отец бросил их с матерью, когда ему было всего шесть лет, а матери он был до лампочки. После того как ее бросил муж, она трахалась со всеми, кто их содержал. Такой дом — совсем не подходящее место для ребенка. Вот Тибор и связался с киберпанками. Отец у него был программистом и обучил его азам компьютерной грамотности, когда он только-только научился ходить. Тибор с раннего детства хорошо умеет только одно: играть в игры. Ну а потом стал засорять себе мозги всякой дрянью… Заторчал. Мы с ним вместе уже восемь лет; до того, как мы познакомились, он уже провел здесь четыре года. То есть он безвылазно живет во Втором мире уже тринадцать лет. Он ПВП. Значит, в Реале ему бы уже исполнилось двадцать семь; он мужчина в теле мальчика. И привык ко Второму миру, в котором возможно все.
Вдруг она с силой ударила кулаком по столу:
— Чтоб они все передохли, эти отдыхающие! Там, у себя, они паиньки, а сюда тащат самые свои грязные фантазии! Меня тошнит от того, что меня иногда заставляют делать. Пора кому-то навести порядок в этом долбаном мире. Ведь мы здесь такие же живые, как и те, кто обитает там, в Реале. Полный облом! Конор, ты хоть представляешь себе, сколько здесь таких, как мы, ПВП? Нас сотни тысяч, мы постоянно обитаем здесь и ничуточки не меняемся. Только наши кадавры там, в Реале, стареют и умирают. Конор, что с нами будет, когда мы умрем? Мы по-прежнему будем жить здесь? То есть… может, это и есть вечность?
— Нет, но именно поэтому в кадаврах и поддерживают жизнь и поэтому так рьяно охраняют окружающую среду. Второй мир еще молод; не было случая, чтобы какой-нибудь ПВП скончался от старости. Конечно, некоторые уже умерли. Но никто не знает, кто здесь жив, а кто умер. Невозможно даже отследить, сколько человек получают пособие. С пособиями вообще то и дело жульничают. Вот еще один вид мошенничест