И снова дома, стоявшие на твердой земле, чьи фундаменты были размыты, рухнули с грохотом, и многие были погребены под развалинами.
Несмотря на огромный ущерб и человеческие жертвы, спад воды немедленно оказал успокаивающее действие, и общественность, в целом, была склонна утешиться объяснением метеорологических служб, которые заявили, что произошедшее было не чем иным, как беспрецедентно высоким приливом, вероятно, вызванным каким-то непредвиденным волнением в море.
Это явление было отмечено по всему атлантическому побережью. Главный синоптик рискнул заявить, что где-то на линии от Галифакса до Бермуд произошло извержение вулкана. Он считал, что вероятным местом землетрясения был риф Манна, примерно на полпути между этими точками, и чем больше он обсуждал свою теорию, тем больше был готов поставить свою репутацию на ее правильность, поскольку, по его словам, невозможно, чтобы какая-либо комбинация эффектов высокого и низкого давления могла бы создать такой прилив океана, в то время как вулканическая волна, в сочетании с регулярными колебаниями прилива, могла бы сделать это легко.
Но Космо Версаль улыбнулся этому объяснению и сказал в ответ:
"Вся арктическая ледяная шапка растаяла, и конденсация туманности близка. Но впереди будет еще хуже. Когда волна вернется, она поднимется еще выше".
Приближалось время следующего прилива, и все с тревогой следили за тем, как высоко поднимется вода. Было нечто в самой манере его приближения, что заставляло нервы покалывать.
Он мчался к пляжам, образуя валы на непривычном расстоянии от берега; с дикой яростью набрасывался на песок отмелей, как будто хотел уничтожить их, а затем, быстро распространяясь, с ужасающей скоростью побежал вверх по берегу, казалось, пожирая все, к чему прикасался. После каждой отдачи он подпрыгивал все выше, ревел все громче и становился все чернее от грязи, которую он поднимал со дна. На много миль вглубь страны земля дрожала от быстро повторяющихся толчков.
И снова Гудзон отбросило назад, пока огромный поток воды не хлынул на причалы Олбани. Каждый фут земли в Нью-Йорке, менее чем на двадцать футов выше среднего уровня прилива, был затоплен. Разрушения были огромными, неисчислимыми. Океанские лайнеры, пришвартованные вдоль причалов, в некоторых случаях поднимались выше уровня соседних улиц и врезались в здания вдоль набережной.
Эфирограммы обрывками предложений рассказывали о подобных событиях на западном побережье Европы, а с Тихого океана пришли новости о затоплении Сан-Франциско, Лос-Анджелеса, Портленда, Такомы, Сиэтла и, фактически, каждого прибрежного города. На западном побережье Южной Америки прибывающие волны разбивались о подножия Анд.
Это выглядело так, как если бы могучие бассейны двух величайших океанов мира качались взад и вперед, заставляя воды вращаться из стороны в сторону.
И в довершение ужаса ситуации, казалось, что все вулканы на земном шаре одновременно активизировались, вероятно, в результате проникновения морской воды в подземный огонь, в то время как напряжение непривычной тяжести, обрушившейся на побережье, нарушило тектонические линии слабости в земной коре, вызвавший самые страшные землетрясения, которые разрушили многое, чего не могла достичь вода.
От Аляски до Патагонии, от Камчатки через Японию до Ост-Индии, от горы Гекла до Везувия, Этны и Тенерифе, бушующие океаны были окаймлены клубами вулканического дыма, выбрасываемого вверх быстрыми клубами, как будто каждый кратер стал трубой огромного парового двигателя, приводимого в движение с безумной скоростью; в то время как огромные реки лавы, пылая, стекали по склонам гор и погружались во вторгающиеся воды с грохотом, шипением и взрывами, которые, казалось, сотрясали основание земного шара. Во время второго ужасного шторма Атлантики у берегов Нью-Йоркского залива произошла сцена, заставившая задрожать самые крепкие нервы. Огромная толпа собралась на возвышенностях Навесинка, чтобы понаблюдать за приливной волной.
Внезапно вдалеке показался дым приближающегося океанского лайнера. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что он борется с огромными волнами. Иногда он полностью исчезал из виду, а затем появлялся снова, высоко поднимаясь на волнах. Те, у кого были очки, узнали его. Из уст в уста передавался слух, что это была великая Атлантида, могущественнейший из океанских лайнеров, регистром в сто тысяч тонн, пришедшая из Европы и несущая, без сомнения, многие тысячи душ.
Атлантида передавала сигналы бедствия и наполняла эфир своими нечленораздельными призывами о помощи, которые были слышны на каждой радиографической станции в радиусе сотен миль.
Но, в то же время, она благородно сражалась за себя и за жизни своих пассажиров и экипажа. С ее главной мачты звездно-полосатые стяги струились на рвущемся ветру. В толпе зрителей было много тех, кто лично знал ее командира, капитана Бэзила Брауна, и кто чувствовал, что если кто-либо и мог безопасно провести судно, так это он. О помощи с суши нельзя было думать ни на мгновение.
Когда судно стремительно приближалось, несомое вперед непреодолимыми волнами со скоростью экспресса, на мостике узнали капитана, балансирующего на кренящемся судне; и даже на таком расстоянии и в тех ужасных обстоятельствах в его поведении было нечто видимое для тех, кто затаив дыхание, наблюдал за ним через мощные бинокли, которое говорили о совершенном самообладании, полном отсутствии страха и железной решимости спасти свой корабль или погибнуть вместе с ним.
Было видно, что он отдавал приказы и наблюдал за их исполнением, но в чем именно заключалась их назначение, конечно, можно было только догадываться. Его единственной надеждой должно быть то, что судно не будет выброшено на берег. Отмели не представляли никакой опасности, поскольку к этому времени они были глубоко покрыты морем.
Медленно, очень медленно, с чудовищным напряжением механической энергии, которая сжимала челюсти наблюдателей с судорожным волнением, как будто их собственная нервная сила участвовала в борьбе, доблестный корабль развернулся носом к набегающим волнам. Из десяти огромных красных труб вырывались столбы чернильно-черного дыма, когда кочегары загружали печи под ними. Это был человек против природы, человеческие нервы и механическая наука против слепой силы.
Начало казаться, что Атлантида выиграет битву. Теперь она была страшно близко к берегу, но ее нос был обращен в самый центр моря, и можно было почти почувствовать напряжение ее стальных мускулов, когда она прыгнула навстречу. Волны, которые быстро разделяются на остром форштевне корабля, превращаются в гейзеры высотой в триста футов.
Сердца зрителей почти перестали биться. Их души были связаны судьбой отважного корабля. Они забыли об ужасах своего положения, об опасности надвигающегося потопа и не видели ничего, кроме мучительной борьбы перед их глазами. Со всей своей внутренней силой направляли мольбы против океана.
Такое состязание не могло длиться долго. Внезапно, когда "Атлантида" немного отклонилась в сторону, волна, которая возвышалась над самой высокой палубой, обрушилась на нее. Корабль подняло, как ракушку на гребень, его огромный корпус развернуло, и в следующую минуту с грохотом, который перекрыл рев обезумевшего моря, Атлантида разлетелась на куски.
В самый последний момент перед тем, как судно исчезло в бурлящих бурунах, чтобы быть разбросанным в виде обломков и искореженных кусков разбитого металла по бушующему песку, на командирском мостике был замечен капитан Бэзил Браун.
Как только эта трагедия случилась, сдерживаемый ужас вырвался наружу, и люди побежали, спасая свои жизни, бежали к своим домам, бежали, чтобы хоть что-то сделать. Что-то, но что? – чтобы спасти себя и своих близких.
Ибо теперь, наконец, они поверили!
Глава VIII. ШТУРМ КОВЧЕГА
Теперь больше не должно быть передышки. Время предупреждений прошло. Все "знамения" были предъявлены скептически настроенному и колеблющемуся миру, и, наконец, исполнение было близко.
На улицах не было криков об "экстренных новостях", потому что у людей были дела поважнее, чем отправлять и читать новости о своих бедах и бедах своих собратьев. Многие газеты прекратили выходить; все деловые места были заброшены; не было никаких мыслей, кроме как о средствах спасения.
Но как им спастись? И куда им деваться?
Улицы, расположенные ниже, были под водой. Атлантический океан все еще вздымался взад и вперед, как будто сам океан был в агонии. И каждый раз, когда волны набегали, они поднимались все выше. Новые берега залива и новые побережья Лонг-Айленда и Нью-Джерси, час за часом отступавшие внутрь, были усеяны обломками сотен судов всех видов, которые были подхвачены волнами и безжалостно брошены на погибель.
Даже если люди еще не до конца верили в теорию Космо Версаля о клубящейся туманности, они были напуганы до глубины души убеждением, которому никто не мог противостоять, что обширные ледяные поля севера, ледники Гренландии, ледяные горы Аляски растаяли под ужасным жарким ливнем и океаны переполнялись до краев. И тогда еще больший страх, как одеяло, накрыл их. Кто-то подумал об антарктических льдах.
Последние сообщения, пришедшие до прекращения всех сообщений в газетах, сообщали о распространении удушающей жары по всему южному полушарию и об огромных флотах антарктических айсбергов, которые заполнили южные моря. Огромные залежи льда, достигающие горных высот, которые простирались на тысячу миль во всех направлениях вокруг южного полюса, таяли по мере того, как таяли арктические льды, и, когда образовавшаяся таким образом вода была добавлена к уже переполненным морям, до какой высоты не мог бы дойти потоп!
Известно, что антарктический лед является основной массой замерзшей воды на земном шаре. Холодная шапка севера была ничем по сравнению с ним. Долгое время считалось, что это огромное скопление нарушило равновесие земного шара и стало основной причиной неустойчивости земной оси вращения.