– Залезайте туда и исследуй дно, – скомандовал Космо.
Между двумя днищами было пространство в восемнадцать дюймов, которые были соединены и скреплены изогнутыми ребрами корпуса. Человек немедленно исчез в отверстии и начал исследование. Космо приказал снять другие крышки в разных точках, и исследование было сделана по всему днищу корабля. Он сам прошел через один из люков и помогал в работе.
Наконец было установлено, вне всякого сомнения, что даже внешняя обшивка не пострадала. На нем не было видно ни единой вмятины.
– По милости Провидения, – сказал Космо Версаль, когда его огромная голова показалась из люка, – Ковчег коснулся места, где камни покрыты почвой, и нам это не причинило никакого вреда. Через очень короткое время поднимающаяся вода поднимет и нас.
– И, без моего согласия, вы больше не будете плавать по холмам и горам, – проворчал капитан Армс. – Открытое море для моряка.
Крышки были аккуратно водружены на место, и компания в более радостном настроении вернулась на верхние палубы, где хорошие новости быстро распространились.
Дело в том, что пока шел осмотр, Ковчег уплыл, и когда Космо и капитан добрались до своего мостика, человек, которого оставили за старшего, доложил, что судно развернулось на пол оборота.
– Оно направлено в старую Атлантику, – пропел капитан Армс. – Чем скорее мы уйдем, тем лучше.
Но прежде чем капитан успел отдать приказ идти вперед, Космо Версаль положил руку ему на плечо и сказал:
– Подождите минутку, послушайте.
Сквозь шум дождя донесся голос, звук которого был чем-то средним между призывом и криком. Не могло быть никаких сомнений в том, что это был человек. Капитан и Космо посмотрели друг на друга в безмолвном изумлении. Мысль о том, что кто-то, находящийся вне Ковчега, мог выжить и теперь плавать среди этого волнения вод, не приходила им в голову. У них сдали нервы. Через несколько минут голос раздался снова, громче, чем раньше, и слова, которые он произносил, теперь были отчетливо слышны, оба слушавших не могли поверить своим ушам.
– Космо Версаль! – завопил он. – Космо-о-о Вер-са-аль! Миллиард за акцию! Миллиард, я говорю, по миллиарду за акцию!
Затем они заметили немного левее что-то, похожее на очертания лодки, затонувшей до планшира, омываемой каждой волной и в ней, по пояс в воде, стояли четыре человека, один из которых яростно жестикулировал, в то время как другие казались ошеломленными и неспособными самостоятельно двигаться.
Это была лодка из левиума, которая была выброшена из-под обломков, когда линкор врезался в муниципальную башню, и теперь мы должны проследить нить его приключений вплоть до момента встречи с Ковчегом.
По мере того, как лодку несло на запад от затонувшего места на Мэдисон-сквер, она постепенно освобождалась от плавающих вокруг предметов, большинство из которых вскоре затонуло, и через час или два ее обитатели остались одни – единственные выжившие из многомиллионного населения.
Одни они были в непроницаемой тьме, ибо, как мы уже говорили, к этому времени снова опустилась ночь.
Они плыли дальше, наполовину утонувшие, продрогшие до костей, не пытаясь говорить, на самом деле не осознавая присутствия друг друга. Дождь обрушивался на них, волны захлестывали их, непотопляемая лодка медленно поднималась и опускалась вместе с волнами, и иногда их чуть не выбрасывало за борт внезапным креном – и все же они с отчаянным упорством цеплялись за поручни, как будто жизнь все еще была дорога, как будто думали, что они все еще могут выжить, хотя мир утонул.
Так проходили часы, и, наконец, в струящемся воздухе появилось мерцание, и слабый свет скользнул по поверхности воды. Если они и видели друг друга, то неузнавающими глазами. Их пожирал голод, но они даже не чувствовали этого.
Внезапно один из них, именно он был так чудесно брошен в лодку, когда она вылетела из путаницы падающих балок и стен, поднял голову и вскинул руки, в его глазах сверкнул дикий огонек.
Хриплым, визгливым голосом он закричал:
– Космо Версаль!
Никакие другие слоги, которые мог бы произнести язык, не произвели бы такого эффекта, как это имя. Это пробудило троих мужчин, услышавших это, от летаргии отчаяния и взволновало их до глубины души. Изумленными глазами они уставились на своего спутника. Он не смотрел на них, а смотрел вдаль, на густой дождь. И снова его голос перешел в маниакальный визг:
– Космо Версаль! Ты слышишь меня? Впусти меня! Миллиард за акцию!
Мужчины посмотрели друг на друга и, несмотря на свое отчаянное положение, почувствовали, как в их сердцах шевельнулась жалость. Они были не на столько ошеломлены, чтобы понять, что их товарищ сошел с ума. Один из них подошел к нему и положил руку ему на плечо, словно пытаясь успокоить.
Но маньяк отбросил его от себя, чуть не выбросив за борт затопленной лодки, крича:
– Что ты делаешь в моей лодке? За борт тебя! Я ищу Космо Версаля! У него есть самая большая вещь на плаву! Ценные бумаги! Ценные бумаги! Позолоченный край! Миллиард, говорю вам! Вот они у меня – смотрите! С позолоченными краями, все до единой! – и он выхватил из кармана толстую пачку бумаг и яростно размахивал ими, пока они не превратились под ливнем в кашеобразную массу.
Остальные теперь в страхе отпрянули от него. Страх? Да, потому что они все еще любили свою жизнь, и шаткая опора под их ногами стала для них такой же драгоценной, как твердая земля. Они сражались бы с яростью безумцев, чтобы сохранить свои места в этой наполовину затопленной скорлупе. Они все еще были способны испытывать более сильный страх, чем перед потопом. Они были так же напуганы присутствием этого маньяка, как если бы столкнулись с ним в своих домах.
Но он не пытался следовать с ними. Он все еще смотрел сквозь проливной дождь, балансируя на медленно покачивающейся лодке, и продолжал бушевать, и кричать, и трясти промокшей пачкой бумаг, пока, обессиленный своими порывами и полузадохнувшийся от воды, хлеставшей ему в лицо, он беспомощно не опустился на скамью.
Затем они снова впали в летаргию, но через некоторое время он снова был на ногах, жестикулируя и неистовствуя, и так проходили часы, а они все еще были на плаву и все еще цеплялись за жизнь.
Внезапно, вырисовываясь из странного мрака, они увидели огромную форму Ковчега, и все с трудом поднялись на ноги, но никто не мог обрести голос, кроме маньяка.
Космо Версаль, как только увидел людей, побежал на нижнюю палубу и приказал открыть проход на ту сторону. Когда дверь открылась, он оказался в нескольких ярдах от затопленной лодки, но на десять футов выше ее уровня. Джозеф Смит, профессор Мозес, профессор Джонс, профессор Эйбл и другие пассажиры, а также несколько членов экипажа поспешили к нему, в то время как остальные пассажиры столпились как можно ближе.
В тот момент, когда появился Космо, маньяк удвоил свои крики.
– Вот они, – закричал он, потрясая тем, что осталось от его бумаг. – Миллиард – все с позолоченными краями! Впусти меня. Но не обращай внимания на остальных. Они всего лишь маленькие человечки. У них нет средств. Они не могут управлять таким предприятием, как это. Ах, какой ты умный! Ты и я, Космо Версаль – мы выжмем их всех. Я открою тебе секреты. Мы будем владеть землей! Я Амос Бланк!
Космо Версаль узнал этого человека, несмотря на ужасную перемену, произошедшую с ним. Его лицо было бледным и осунувшимся, глаза вытаращены, голова непокрыта, волосы слиплись от воды, одежда в лохмотьях, но это был безошибочно Амос Бланк, человек, чьи черты лица газеты сделали знакомыми миллионам, человек, который в течение многих лет выступал перед публикой как беззастенчивый представитель системы безжалостного подавления конкуренции и бесстыдной коррупции правосудия и законодательства. После того, как мир в течение почти двух поколений наслаждался благословениями реформ в методах ведения бизнеса и социальных идеалов, которые были провозглашены великим народным восстанием в первой четверти двадцатого века, Амос Бланк и ему подобные люди, повернули маятник вспять и восстановили более прочно, чем когда-либо, господство монополий и несправедливых привилегий.
Затопленное водой суденышко подплыло ближе, пока почти не коснулось борта Ковчега прямо под сходнями. Глаза безумца горели нетерпением, и он потянулся к своим бумагам, непрерывно выкрикивая свой рефрен: "Миллиард! С позолоченными краями! Впусти меня! Не устраивайте представление для черни!"
Космо ничего не ответил, но посмотрел сверху вниз на мужчину и его потрепанных спутников с бесстрастными чертами лица, но задумчивыми глазами. Любой, кто знал его близко, как один Джозеф Смит, мог бы прочитать его мысли. Он спрашивал себя, что ему следует делать. Вот и весь фундаментальный вопрос, к которому нужно было вернуться снова. С какой целью он приложил столько усилий, чтобы отобрать цвет человечества? Здесь был глава и главный виновник преступления, которое он стремился устранить, взывая к нему о спасении при обстоятельствах, которые проникли прямо в сердце и пробудил все человеческие чувства.
Вскоре он сказал так тихо, как только мог быть слышен:
– Джозеф, посоветуй. Что мне делать?
– Вы были готовы принять профессора Пладдера, – уклончиво ответил Смит, но явно склоняясь на сторону милосердия.
– Ты очень хорошо знаешь, что это было по-другому, – раздраженно ответил Космо. – Пладдер не был морально испорчен. Он просто ошибся. Он обладал фундаментальными научными качествами, и мне жаль, что он загнал себя в тупик своим упрямством. Но этот человек…
– Поскольку он один, – вмешался Джозеф Смит с внезапным озарением, – он не может причинить вреда.
Лицо Космо Версаля мгновенно просветлело.
– Вы правы! – воскликнул он. – Сам по себе он ничего не может сделать. Я уверен, что на борту нет никого, кто сочувствовал бы его идеям. В одиночку он безвреден. Кроме того, он сумасшедший, и я не могу оставить его тонуть в таком состоянии. И я должен забрать с собой и остальных. Спустили посадочную площадку, – продолжил он более громким голосом, обращаясь к некоторым членам экипажа.