"Жюлем Верном" и пытались мельком увидеть его доблестного капитана и услышать, что он сказал; и в тот момент, когда его просьба была услышана, поднялся гул голосов, среди которых можно было различить такие восклицания, как:
"Пусть он поднимается!", "Отличный парень!", "Добро пожаловать, де Боушам!", "Ура Жюлю Верну!"
Король Ричард был в первых рядах зрителей, махая рукой своему спасителю.
– Конечно, вы можете подняться на борт, – сердечно воскликнул Космо, одновременно ускоряя приготовления к спуску трапа. – Мы все рады вас видеть. И приведи с собой своих спутников.
Глава XIX. В ПАРИЖ ПОД ВОДОЙ
Де Боушам принял приглашение Космо Версаля взять с собой в Ковчег своих спутников. Подводная лодка была надежно пришвартована у борта, где она легко двигалась рядом с более крупным судном, и все поднялись по трапу. Шестеро спутников француза были одеты, как и он сам, в армейскую форму.
– Любопытно, – пробормотал капитан Армс на ухо Космо, – что эти солдаты оказались единственными, кто сошел с корабля, да еще и на корабль. Чем же занимались моряки?
– А чем занимались наши моряки? – вернулся Космо. – Сколько из них выбралось? Я предупреждал их, что корабли не годятся. Но это блестящая идея этого Де Боушана и его друзей построить подводный аппарат. Мне это не приходило в голову, иначе я бы посоветовал строить их повсюду для небольших групп людей. Но для нас это не годиться. Подводный аппарат не был бы достаточно вместительным для всех людей, которых я хотел взять на борт.
К этому времени гости были уже на борту, и Космо и другие, кто мог подойти достаточно близко, чтобы пожать их руки, бурно приветствовали их. Король Ричард с волнением принял де Боушана и снова и снова благодарил его за то, что тот спас ему жизнь, но в конце концов он закрыл лицо руками и сказал прерывающимся голосом:
– Господин де Бошан, моя благодарность вам очень глубока, но, о, королева… королева… и дети! Мне следовало бы лучше погибнуть вместе с ними.
Космо и Де Боушам успокаивали его, как могли, и первый повел его в большой салон, чтобы как можно больше людей могли увидеть и поприветствовать своих гостей , которые так таинственно поднялись из моря.
Все французы были так же приветливы, как и их предводитель, и он представил их по очереди. Де Боушам почти весело беседовал с теми дамами, которые достаточно владели своими чувствами, чтобы присоединиться к толпе, теснившейся вокруг него и его спутников. Его глубоко тронула история о недавнем спасении его соотечественников из Пиренеев, и он прошел среди них, пытаясь подбодрить их дух, который никакое несчастье не может искоренить из галльской природы.
Наконец Космо напомнил ему, что он сказал, что у него есть интересные новости которые он хотел сообщить.
– Да, – сказал де Боушам, – я только что вернулся из поездки в Париж.
Со всех сторон послышались возгласы изумления и недоверия.
– Это правда, – продолжал француз, хотя теперь его голос утратил всю свою веселость. – Я задумал этот визит до того, как встретил Ковчег и передал Его Величество, короля Англии, на ваше попечение. Как только это было сделано, я решил предпринять попытку.
– Но сначала расскажите мне, – перебил Космо, – как вам удалось снова найти Ковчег.
– Это было не очень сложно, – ответил де Боушам, улыбаясь. – Конечно, это было в какой-то степени случайно, потому что я не знал, что вы будете здесь, путешествуя по Франции, но у меня была идея, что вы могли бы пройти этим путем, если у вас было намерение увидеть, что случилось с Европой. У меня есть постоянный обычай часто подниматься на поверхность, чтобы осмотреться и убедиться, что я на верном пути, и вы знаете, что Ковчег имеет довольно большой силуэт над водой. Я увидел его задолго до того, как вы заметили меня.
– Очень хорошо, – сказал Космо. – Пожалуйста, продолжайте свою историю. Это, должно быть, действительно экстраординарный случай.
– Мне особенно хотелось снова увидеть Париж, как бы глубоко он ни лежал под волнами, – продолжал де Боушам, – потому что это был мой дом, а у меня был дом на Елисейских полях. Вы не можете оторвать сердце француза от его дома, хотя бы вам пришлось похоронить его под двадцатью океанами.
– Ваша семья погибла?
– Слава Богу, у меня не было семьи. Если бы они у меня были, они были бы со мной. В этом отношении все мои спутники похожи на меня. Мы потеряли много друзей, но не близких родственников. Как я уже говорил, я отправился во Францию, бедную утонувшую Францию, как только покинул вас. С мощным прожектором "Жюля Верна" я мог быть уверен, что обойду препятствия, и, кроме того, я очень хорошо знал высоту, на которую поднялся поток, и, зная топографию моей страны на кончиках пальцев, как и любой офицер армии, я смог рассчитать глубину, на которой мы должны идти, чтобы избежать вершин холмов.
– Но, конечно, – сказал Космо, – невозможно, по крайней мере, мне так кажется, чтобы вы могли спуститься на какую-либо большую глубину – давление должно быть огромным на глубине нескольких сотен футов, не говоря уже о возможных тысячах.
– Все это, – ответил француз, – было предусмотрено. Вы, вероятно, не знаете, в какой степени мы проводили эксперименты во Франции по глубокому погружению подводных лодок до полного отказа от них, когда они были запрещены международным соглашением во время войны. Возможно, я сам был лидером в этих исследованиях, и при создании "Жюля Верна" я приложил все усилия, чтобы улучшить все, что было сделано до сих пор.
– Не вдаваясь в описание моих устройств, я могу просто напомнить вам, что природа указала способы избежать последствий непостижимых давлений, которые, по расчетам, возникают на глубинах в километр или более, при создании глубоководных рыб. Изучая их, я пришел к секрету как проникновения на глубины, которые теоретически казались совершенно невозможными, так и пребывания на таких глубинах.
– Чудесно! – воскликнул Космо. – Невероятно чудесно!
– Я могу добавить, – продолжил де Боушан, улыбаясь тому эффекту, который его слова произвели на известного Космо Версаля, – что особые свойства левиума, который вы так мудро выбрали для своего Ковчега, помогли мне совсем по-другому. Но я должен вернуться к своей истории.
– Мы прошли над побережьем Франции недалеко от того места, где, как я знал, находится устье Луары. Я мог бы достаточно хорошо ориентироваться по компасу, но, поскольку небо было ясным, я часто поднимался на поверхность, чтобы для большей уверенности увидеть солнце и звезды.
– Я причаливал в Туре и в Блуа, и мы ясно увидели стены старых замков в свете прожектора. Там были чудовища из глубин, каких никогда не видел глаз человека, медленно плавающие вокруг них, многие из них отбрасывали на воду странное свечение из своих фосфоресцирующих органов, как будто они изучали эти новинки морского дна.
– Проплыв над Орлеаном, мы повернули в направлении Парижа. Когда мы приблизились к месту, где был город, я погрузил аппарат, пока мы почти не коснулись более высоких холмов. Мой прожектор устроен так, что его можно направлять почти во все стороны – вверх, вниз, в ту и в другую сторону, и мы обводили им вокруг себя во всех направлениях.
– Свет с готовностью проникал сквозь воду и открывал зрелища, которые я не в силах описать, а некоторые, как напоминания об огромном населении людей, встретивших там свой конец, я не стал бы описывать, даже если бы мог. Видеть, как лицо утопленника внезапно появляется за окном, почти в пределах досягаемости – ах, это было слишком ужасно!
– Мы проплыли над Версалем, где старый дворец еще почти не пострадал; над Севром, где фарфоровая мануфактура все еще частично стоит – приливные волны, поднявшиеся по реке с моря, очевидно, причинили много разрушений незадолго до начала ливня, и, наконец, мы "въехали" в Париж.
– Мы могли видеть набережные Сены под нами, когда мы проходили по ее течению от Point du Jour. От Марсова поля я повернул на север в поисках старой части Елисейских полей, где находился мой дом, и мы наткнулись на большую Триумфальную арку, которая, как вы помните, датируется временами Наполеона.
– Она, по-видимому, не пострадал, даже огромные бронзовые группы остались на своих местах, и луч прожектора, пересекая его лицо, упал на героическую группу на восточном фасаде "Марсельезы". Вы, должно быть, видели это, мсье Версаль?
– Да, много раз, – ответил Космо. – Ярость на лице женской фигуры, олицетворяющей дух войны, распевающей "Марсельезу" и с мечом в руке проносящейся над головами солдат, это самое грозное творение человека, которое я когда-либо видел.
– Это было не так ужасно, как другое, что увидели наши пораженные глаза, – сказал де Боушам. – Вокруг верхней части арки, голова которой покоилась прямо на голове фигуры, о которой вы говорите, свернулось чудовищное существо в форме ленты, чье плоское красноватое тело, по крайней мере, метр в ширину и, по-видимому, тридцать метров в длину, было окаймлено чем-то вроде плавающей оборки розоватого цвета, волнистой, в движении, от которого у нас заболело сердце.
– Но голова была самым ужасным предметом, который могла вообразить фантазия безумца. Там были два больших круглых выступающих глаза, окруженных тем, что, как я полагаю, должно было быть фосфоресцирующими органами, которые распространяли вокруг в воде зеленый свет, который был абсолютно ужасающим.
– Я отвернул прожектор, и глаза этого существа уставились прямо на нас ужасным, каменным взглядом, а затем эффект фосфоресценции, усиленный отсутствием более яркого света, стал еще более ужасным, чем раньше. Мы забыли об управлении, и у меня едва хватило смелости развернуть подводный аппарат и поспешить покинуть окрестности.
– Я не предполагал, – сказал Космо, – что существа такого размера могут жить в более глубоких частях моря.
– Я знаю, – ответил де Боушан, – что многие думали, что придонные существа, как правило, были небольшого размера, но они ничего об этом не знали. Что можно было узнать о тайнах жизни в океанских гл