Спасибо Олегу Андрееву за то, что дал мне свои резиновые сапоги. Они мне очень здорово помогли в этой непролазной грязюке и холодрыге.
А афганцам хоть бы хны. Видимо в целях экономии, они поснимали свои ботинки и мотались босиком по этой жидкой, ледяной грязи.
Я смотрел на них и удивлялся: — железные они что ли? Ведь какая никакая, но всё-таки зима на улице стоит.
Мы уже подъезжали к шестому посту, когда «духи» неожиданно обстреляли наш БТР из крупнокалиберного пулемета. Стреляли из «кишмиш-ханы», что стояла почти в полутора километрах севернее дороги. Водитель-афганец мгновенно среагировал на выстрелы и, съехав в низину, увел бронемашину из зоны обстрела. Крупнокалиберные пули, прожужжав шмелями над нашими головами, улетели в сторону сыпучего Регистана.
Мы не стали испытывать свою судьбу и до поста пошли пешком, укрываясь за естественными складками местности и развалинами каких-то глинобитных строений.
Когда добрались до поста, я попросил афганских артиллеристов обстрелять ту самую «кишмиш-хану». Те, с превеликим удовольствием исполнили мою просьбу, сделав несколько выстрелов осколочными снарядами. Но стрелки они видимо были хреновые, — ни один снаряд не попал в цель. «Духовского» пулеметчика это лишь только раззадорило, и он принялся методично обстреливать сам пост и позицию орудийного расчета.
Не выдержав такой наглости с его стороны, я забрался на крышу полуразрушенного дома, где размещался наблюдательный пункт поста, и оттуда стал корректировать огонь артиллеристов. Корректировка велась по принципу: чуть левее, чуть правее. При очередном выстреле снаряд угодил в сухое дерево, стоявшее неподалеку от поста. Осколки разорвавшегося снаряда просвистели буквально в полуметре, и меня словно ветром сдуло с крыши. Хорошо, что никто не пострадал от этих осколков. Вот бы еще была проблема.
Плюнул на этих горе-артиллеристов. Залез в БТР, стоящий тут же на посту, хорошенько прицелился в то место, откуда стрелял «дух», и всадил туда длинную очередь из КПВТ.
Не знаю, попал я по невидимому пулеметчику или нет, но больше ДШК в этот день уже не тявкал.
Из-за боязни вновь быть обстрелянными, решили бронемашину оставить на посту, а сами пешком двинулись дальше. В течение дня исходил по грязюке не менее десятка километров, и вымотался до такой степени, что еле шевелил ногами, когда проходил через КПП нашего городка.
Зашел на нашу тринадцатую виллу, а там паника. Смотрят на меня как на пришельца с того света. Оказывается, когда я второго января не вернулся домой, все почему-то подумали, что со мной случилось что-то очень плохое. Витя «Камчатский» во время вечернего радио-сеанса с испугу доложил в Кабул о моем таинственном исчезновении. Там, естественно, тоже задергались и закидали Михалыча ценными указаниями.
Пришлось самому срочно связываться с «Центром» и объяснять сложившуюся ситуацию. В Кабуле обрадовались, что я цел и не вредим, но на всякий случай насовали мне мандюлей за необоснованную самодеятельность и сделали еще одно дежурное китайское предупреждение. Судя по всему, оно было не последним в моей жизни.
Вместе с мужиками порадовался своему счастливому возвращению из «зеленки», и по этому поводу немного употребили. Сидели в моей комнате, у горящего камина, и я вспоминал, как мерз прошлой ночью в той сырой землянке. Тепло, исходящее от горящих в камине дров и разливающееся по всему телу от сорокаградусного «сугрева», быстро сморило меня. Не помню даже, как добрался до своей кровати.
Вырубился в момент и спал той ночью мертвецким сном.
Глава 22. Ночной поход
Следующий день был примечателен тем, что мне и Мир-Акаю пришлось ехать в Бригаду на совещание, которое проводил лично Варенников. Совещание проходило в коттедже, специально отстроенном для генерала. В небольшой комнате с одним большим окном и двумя дверями кроме самого Варенникова уже сидели оба его помощника и еще несколько высокопоставленных руководителей 70-й Бригады.
Мир-Акай и я по очереди доложили генералу о готовности царандоевских батальонов к выдвижению на восьмой и девятый посты обороны. На карте уточнили уязвимые места, где от «духов» можно было ожидать любых сюрпризов. Варенников спросил нас о том, какая еще реальная помощь нужна царандою от советских военнослужащих, с тем, чтобы эта решающая стадия операции прошла быстро и успешно. Не сговариваясь с Мир-Акаем, в два голоса попросили помочь с обеспечением «коридора» при движении колонны с афганскими военнослужащими. Тут же, не откладывая в долгий ящик, Варенников поднял с места командира дивизиона установок залпового огня — «Град» и командира дивизиона гаубичной артиллерии. Обоим была поставлена задача — обеспечить запрашиваемый нами «коридор».
Командир «Градов» выступил с инициативой, предложив загодя обработать всю «зеленку» в районе предполагаемого перемещения колонны царандоевцев. Варенников согласился с ним и дал добро и на эту упреждающую акцию.
На том совещание и закончилось.
Уже после него на улице к нам подошел «Седой полковник».
— Ну, что, мужики! Значит, завтра воюем?
— А куда ж нам деваться с этой подводной лодки, — с издевкой в голосе вторил я ответом на его вопрос.
— Ну, вот и чудненько. Значит, завтра перед обедом все вместе встречаемся в штабе у Пищева, и оговариваем детали операции. Кстати, а вы знаете, что он со всем своим штабом перебрался на первый пост?
Накануне, когда мы с Мир-Акаем мотались по постам, я обратил внимание на то, что на пустыре около первого поста, где до этого были подготовлены позиции для артиллерийских орудий, ко всему прочему появились еще и мачты разнокалиберных радиостанций. А там, где столько средств радиосвязи, следует искать и штабников. Это истина стара как мир. Стало быть, ход моих мыслей был верен.
Договорились, что ровно в 11.00 часов утра встречаемся все вместе на первом посту. «Седой полковник» желал лично удостовериться в готовности афганских военнослужащих к решающему штурму…
Утро пятого января ничем не отличалось от предыдущих дней. Одна лишь была отрада — противный дождь, досаждавший нам несколько дней подряд, заметно поутих и перешел из разряда льющего в разряд моросящего.
Выезжая на завершающую стадию операции, никто из нас еще не знал, чем всё это закончится. Оставалось только надеяться на то, что ночная вылазка удастся, и уже завтра все мы вернемся в городок живыми и невредимыми.
Очень хотелось верить, что именно так всё и будет.
Из городка вновь выехали втроем: я, Михалыч и Юра. Олег Андреев остался на «хозяйстве», руководить остатками нашей заметно поредевшей группы советников.
Мир-Акай, видимо тоже решивший усилить руководящие ряды царандоя, на этот раз прихватил с собой заместителя по безопасности — Сардара, моего подсоветного — Амануллу, и вновь назначенного начальника «джинаи» — майора Хакима. Кое-как протиснувшись между царандоевцами, облепивших бронетранспортер словно мухи, последующие пару часов ехали как в переполненном трамвае. В тесноте да не в обиде. Зато не так холодно.
Штаб операции действительно перебрался на первый пост и его ПБУ размещался в «кунге», прикопанном в полузатопленный капонир. Кроме Пищева там уже сидел «Седой полковник» и еще несколько старших офицеров, с большинством из которых я не был близко знаком.
Совещались не меньше часа. За это время обговорили все детали предстоящей операции. Еще до нашего приезда «Седой полковник» решил все вопросы с обеспечением того самого «коридора», о котором мы накануне просили у Варенникова, и в наше распоряжение был выделен молоденький старлей — артиллерийский корректировщик.
После совещания к нам подошел «Седой полковник». По панибратски похлопывая меня по плечу, он поинтересовался:
— Ну как? Выполним мы сегодня поставленную задачу?
— Обязательно выполним, — ответил за меня Мир-Акай.
— Ага. Выполним и перевыполним, — вторил ему Михалыч.
— Это как так — перевыполним? — недоуменно переспросил «Седой полковник».
— А как завещал нам товарищ Никита Сергеевич.
— Я серьезно спрашиваю, а вы, товарищ полковник, всё шуточки шутите, — психанул «Седой полковник».
— Так и я серьезно, — в тон ему ответил Михалыч. — А если еще серьезней, так это надо не у нас, а у «духов» спрашивать, чего они там — в «зеленке» думают по этому поводу. А потом, вы же сами с нами поедете, а коли так, поставленная задача обязательно будет выполнена в срок и в полном объеме.
«Седой полковник», видимо, уловив язвительность в голосе Михалыча, махнул рукой и отошел к стоявшим в сторонке офицерам Бригады.
Но Михалыч на этом не успокоился и решил добить его окончательно. Нарочито громко, так, чтобы его слышал «Седой полковник», он возмущенно произнес:
— Мужики! Я чего-то не понимаю, мы что, на голодный желудок сегодня воевать будем?
Я решил подыграть Михалычу, и, показывая на дымящуюся трубу походной ПХД, добавил:
— Да ты что, Михалыч! Как можно! Вон видишь, для нас хавку уже варят. Сейчас с товарищем полковником порубаем и поедем все вместе с «духами» воевать. А то, что же это получается, «духи», ожидаючи нас, сейчас наверняка жирный плов наворачивают, а мы, отощавшие за последние дни, да еще и с пустыми желудками воевать с ними? Не-е, так не бывает.
— А вообще-то, на фронте в таких случаях и «наркомовские» полагаются, — не унимался Михалыч.
— Хренка вам с бугорка, а не «наркомовские», — не выдержав приколов, огрызнулся «Седой полковник».
— Не-е! Ну, это совсем непорядок в Червонной армии, — зацепился за его слова Михалыч. — Жуков, и тот так не поступал с бойцами в самый ответственный момент. Даже штрафникам давали сто грамм перед боем. А мы что, хуже штрафников что ли? А ну как нам больше уже не придется на этом свете её «родимую», попробовать.
— Да хватит вам брехать, — по всему видно было, что «Седой полковник» уже начинал выходить из себя. — Вы про свои «наркомовские» и не помышляйте. Думайте хоть, что говорите, целый полковник как-никак.