— Товарищ полковник, так ведь я же для пользы общего дела, — лицо Михалыча было настолько глуповато-наивным, что я едва не рассмеялся. — Ведь если пуля попадет в живот, в котором полным-полно жратвы, это же гангрена может сразу произойти. А «винус-спиртус» — он как раз для дезинфекции, чтобы перитонита мгновенного не случилось. А потом, причем здесь мое звание, пуля она ведь дура, для неё что рядовой, что генерал, всё едино — кого колбасить.
— Э-э! Взрослый человек, а такие вещи говоришь. Типун тебе на язык. — «Седой полковник» явно не дружил с чувством юмора. Если бы оно у него было, он наверняка нашел бы, что ответить Михалычу. Но, видимо — не дано.
Я незаметно «маякнул» Михалычу, давая понять, что нет смысла продолжать эту словесную дуэль. Дюже толстая кожа и его оппонента, одним язвительным словом её не пробить. Тут гранатомет нужен.
Еще с полчаса ждали пока приданный к нашей группе корректировщик, согласует с артиллеристами координаты предполагаемых целей и отметит их на своей карте. Оставалось за малым, как он будет поддерживать связь со своими коллегами. Частоты радиостанции на царандоевском БТРе не совпадали с частотами радиостанции артиллеристов. Носимую «сто пятку» бесполезно было использовать. Её с четвертого поста уже не будет слышно, а с седьмого, и уж тем более — с восьмого и девятого постов, и подавно.
Свои доводы старлей доложил «Седому полковнику».
«Седой полковник» подозвал к себе командира БТРа, на котором он все эти дни рассекал с нами по «зеленке», и спросил его о том, на каких частотах работает радиостанция, и можно ли по ней связаться с артиллеристами. Сержант тут же связался с кем-то по бортовой радиостанции и буквально через минуту доложил, что такое вполне возможно.
— Ну, вот вам и решение проблемы, — удовлетворенно ответил «Седой полковник». — БТР в вашем распоряжении, так что пользуйтесь им по полной программе.
Я что-то не понял «Седого полковника». По всему было видно, что он не собирается ехать с нами на эту ночную операцию. Хотел было уже спросить его об этом, но он опередил меня.
Взяв за локоть, он отвел меня в сторонку, где доверительно сказал:
— В общем, так. Варенников запретил мне ехать с вами и обязал координировать действия отсюда, со штаба Пищева. Так что, придется тебе, Анатолий, комиссарить самому. У тебя, вон какие бравые мужики, да и командующий не один едет. Думаю, что вы справитесь с поставленной задачей. Только у меня к тебе большая просьба, как только выставитесь на посты, сразу возвращайся назад. Считай это приказом самого Валентина Ивановича. Утром мне надо быть в Бригаде у него с докладом и поэтому понадобится БТР.
— Так я могу его прислать вам, а сам останусь на постах, пока окончательно не буду знать о том, что там все нормально, — пытался возразить я «Седому полковнику».
— Не-е, так дело не пойдет. Прежде чем я поеду к Варенникову, должен во всех деталях знать, как проходило выдвижение на посты. По рации о таких вещах много не поговоришь, а посему ты мне нужен здесь. Обсудим итоги операции и подумаем, что докладывать Варенникову. Надеюсь, что ты меня хорошо понял?
Да все я хорошо понял. Господин полковник не хотел брать на свою голову ответственность за эту ночную вылазку, а посему и решил подставить под это дело меня. Если операция сорвется, все шишки будут на моей голове, а «Седой полковник» останется не при делах. В случае удачного завершения операции, он все лавры отхватит себе. Ведь не собирается же он брать меня на доклад к Варенникову.
Правда, мелькнула в моей голове и иная мыслишка. О том, что он просто струсил и не рискнул ехать темной ночью вместе с афганцами. Но не «духов» он боялся, а боялся получить пулю в спину от этих «муртузеев». Видимо сильно запало в его голову наше посещение мятежного батальона. А сейчас, когда командир этого батальона убит, кто даст гарантию, что какой-нибудь сарбоз, затаивший злобу за обидные высказывания, прозвучавшие в тот день из уст полковника, не пристрелит его под шумок возможного боя. Хотя, как знать, точно такая же участь могла постигнуть и меня.
Ничего не стал я больше говорить «Седому полковнику». Только пообещал, что обязательно вернусь. На том и расстались.
От первого поста отъехали часа в три дня. Нам предстояло до темноты прибыть на седьмой пост, где сейчас сосредоточились подразделения царандоя, которым предстоял ночной рейд по «духовским» тылам. Кроме «мятежного» батальона там сейчас находился Джаузджанский оперативный батальон, временно прикомандированный в Кандагар, а также наш опербат, во главе с майором Алимом. На его батальон выпала незавидная доля — быть неким подобием заградительного отряда, на тот случай, если личный состав прикомандированных батальонов попытается под шумок сбежать в «зеленку». А такое, с учетом упаднических настроений, царящих в этих подразделениях, вполне могло произойти.
Пока добирались до седьмого поста, обратил внимание на то, что количество грузовиков, подорвавшихся на минах или подбитых «духами» из гранатометов, заметно увеличилось. Обиднее всего было видеть сгоревшими те самые новенькие ЗИЛы, прибывшие в царандой накануне нового года. Они погибли как необстрелянные бойцы, так и не успев намотать на своих спидометрах первую тысячу километров афганских дорог.
К седьмому посту подъехали уже в сумерки.
Мир-Акай сразу же собрал командиров подразделений для постановки им боевой задачи. Согласно утвержденному плану операции, Джаузджанскому оперативному батальону предстояло закрепиться на восьмом посту, а 48-му БСГ рулетка судьбы предоставила возможность «оседлать» самый дальний — девятый пост. Капитан, исполняющий обязанности командира «мятежного» батальона, эту новость воспринял без особого энтузиазма. Ему предстояло еще озвучить её своим подчиненным, а те-то уже знали, что летом прошлого года именно девятый пост «духи» раскатали «под ноль». Тогда «духи» даже в плен никого не взяли. Просто отрезали головы всем защитникам поста, в том числе и тем, кто уже был мертв.
Поскольку впереди нас ждала неизвестность, командующий распорядился выдать всем бойцам суточную норму сухпая. Стоя с Михалычем в сторонке, мы наблюдали, как сарбозы, только что отужинавшие горячей пищей, вскрывали банки с тушенкой и кашей и, давясь, запихивали их холодное содержимое в свои ненасытные желудки. Наверно считают, что если ночью погибнут, то эти консервы им уже не достанутся.
Действительно — «муртузеи».
Ровно в 22.00 со стороны первого поста мы услышали канонаду, и буквально сразу же над нашими головами провыли десятки, если не сотни реактивных снарядов. Первые снаряды упали невдалеке от седьмого поста, и всполохи от их разрывов осветили всю округу.
При каждой новой серии взрывов афганцы бурно выражали свои эмоции. Нашлись даже такие, которые стали отплясывать одним им известные ритуальные танцы. А несколько сарбозов от нахлынувших на них чувств открыли беспорядочную стрельбу в воздух из своих автоматов.
Обработка «зеленки» «градами» велась почти час. И как только она закончилась, прозвучала команда: «По машинам!»
Мы с Михалычем и Мир-Акаем сели на БТР, любезно предоставленный нам «Седым полковником», а Сардар, Аманулла и Хаким, оседлали царандоевскую бронемашину. На наш БТР сели еще несколько афганцев, в том числе два «инзибода» командующего. На своем бронетранспортере мы возглавили колонну, а «зеленые» замкнули её с хвоста.
Всего в колонне было около двух десятков грузовиков, везших не только бойцов, но и весь скарб, так необходимый на постах. Чего только не загрузили в эти машины: и железныекровати с ватными матрацами и шерстяными одеялами, и дрова, и продукты питания, и боеприпасы.
Как только колонна покинула седьмой пост, офицер-корректировщик связался по рации с артиллеристами и те начали методично обстреливать подступающую к дороге «зеленку». Пару раз они ошиблись в своих расчетах и снаряды едва не угодили по колонне. Давя на тангенту гарнитуры, старлей матюгался на чем свет стоит, обзывая своего невидимого радиокорреспондента всеми известными матерными словами.
В одном месте дорога делала резкий поворот влево. Странно, но на карте этот поворот вообще не был обозначен. Видимо, мотавшиеся до этого советские танкисты и десантники, нарвавшись на «духовские» мины, сошли с опасного участка дороги и набили новую колею.
Вот тут-то нам пришлось туго. Артиллеристы, наверное, тоже ничего не знали об этом повороте, и вместо того чтобы бить по прилегающей «зеленке», уложили несколько снарядов по колонне. Один из снарядов, не долетев до нашего БТРа, разорвался буквально в двадцати метрах от него. Сидевший у моторного отсека сарбоз громко закричал и схватился за плечо. Между пальцами его руки почти сразу появилась кровь. По всей видимости, его здорово зацепило осколком. Все, кто сидели на бронетранспортере, в том числе и я, мигом перескочили на правый борт, а раненый боец, корчась от дикой боли, остался лежать на броне.
Со своей инициативой мы явно поспешили, поскольку следующий снаряд разорвался именно с той стороны, где мы искали для себя укрытие. Слава богу, он упал намного дальше от БТРа, чем предыдущий снаряд. Иначе всем нам не поздоровилось бы.
Бедный старлей! Что он только не орал в микрофон. Невольно поймал себя на мысли, что в этот момент он, не задумываясь, перестрелял бы весь артиллерийский расчет, который только что едва не угробил всех нас.
Видимо артиллеристам надоело выслушивать матерные слова в свой адрес, и они вообще прекратили стрельбу, и теперь только надрывное урчание двигателя БТРа да стоны раненого бойца нарушали эту звенящую ночную тишину. Оставалось лишь надеяться, что «духи» не воспользуются моментом и не обстреляют колонну из гранатометов и стрелкового оружия.
А условия для этого были почти идеальными. По закону подлости, именно в этот момент облака на небе разошлись, и в их разрывах появилась яркая луна. Вся наша колонна теперь была видна как на ладони.
«Боже, спаси и сохрани!» — пронеслось у меня в голове. Машинально потрогал рукой то место, где под одеждой на тонкой капроновой веревочке вместе с офицерским жетоном висел простенький крестик и «молитва-оберег», бережно зашитая моей матерью в черную суконку.