Когда при очередном визите на ЦБУ Бригады я рассказал об этой новости, меня сразу же потащили к новому комбригу Никулину.
Для меня это было первое личное знакомство с новым комбригом. Он вызвал к себе в кабинет начальника особого отдела и исполняющего обязанности начальника разведки — капитана Курячая Сергея. Бывший «шеф» разведки — Михаил Лазарев, на днях «дембельнулся» и улетел в Союз тем же «бортом», что и бывший комбриг Гришин. Серегу на должность начальника разведки бригады утверждать не стали, поскольку его срок службы в Афгане тоже заканчивался через месяц. Вот и поставили — «ИО», пока из Кабула не прилетит кто-нибудь другой. О том, что замена должна была прибыть из Союза, уже и речи не было. Бригада жила в ожидании ближайшего вывода и поэтому не было никакой необходимости тащить сюда «необстрелянного» новичка. Серега больше всего боялся, что его дембель может накрыться «медным тазом», и придется ему здесь куковать вместе со всеми до самого последнего дня.
Никулин с особой тщательностью расспросил меня о месте расположения того самого дома, в котором находился плененный «духами» солдат. Хорошо, что я об этом позаботился заранее и, проводя контрольную встречу с агентом, записал все, о чем он тогда мне говорил. При помощи тех «уточняющих» записей и с использованием фото-планшета, общими усилиями нам удалось все-таки с «миллиметровой» точностью вычислить тот самый дом.
Я еще не успел вернуться в «Компайн», а наши «соколы» на своих «Грачах» уже наводили шороху в том кишлаке. Правда, они немного переусердствовали и вместе с тем домом стерли с лица земли практически весь кишлак. Хорошо хоть агента, что предоставил эту информацию, в тот момент в нем не оказалось. Наверное, сам понимал, к чему приведет «доверительная» беседа с мушавером.
Уже позже я случайно узнал, что тот солдат действительно оказался перебежчиком по идейным соображениям, и расправились с ним таким жесточайшим образом в назидание другим военнослужащим, втайне помышлявшим о дезертирстве. Поговаривали даже, что главным инициатором этой «акции устрашения» был не кто иной, как генерал Варенников. Лично я этим слухам тогда не верил.
С одной стороны, мне тяжело было осознавать о своей причастности к убийству соотечественника, а с другой стороны, если он действительно «идейный» перебежчик, то стало быть, это просто предатель, и еще не известно каких бед он мог принести нашим же ребятам. Уж больно свежи были тогда в памяти разговоры о неком «чмыре» по кличке «Рыжий», который, сбежав к «духам», потом пожег своим гранатометом не один десяток советских машин и бронетехники, передвигавшихся по дороге Герат-Кандагар.
Дождливые дни наконец-то закончились, и из Кабула прибыло сразу несколько «бортов». В их числе был и персональный самолет министра обороны Афганистана Рафи, на котором прилетел сам министр со свитой приближенных генералов и полковников.
Меры безопасности в тот день были предприняты беспрецедентные. Да и не удивительно — не так уж часто высокопоставленные лица такого ранга балуют Кандагар своими визитами. Вся дорога от аэропорта до города была напичкана временными постами боевого охранения. Почти через каждые сто-двести метров стоял танк, БТР, или БМП. Руководство второго армейского корпуса оголило практически все посты первого пояса обороны города, поснимав с них всю бронетехнику, и перебросив ее на эту «блатную» дорогу.
Как всегда не обошлось без перегибов.
В боксах танкового полка долгое время простаивала вполне боеспособная бронетехника, на которую просто не хватало экипажей. И вот до чего в тот день додумались «муртузеи». После того, как на дорогу выставили танки с экипажами, большинство механиков-водителей погрузили на «шишигу» и увезли обратно в часть. Там они выгнали из боксов простаивающие без дела танки и БМПэшки, на которые командир полка усадил попавшихся под руку сарбозов, после чего вся эта «кавалькада» двинулась на боевое охранение.
Надо было видеть эту разношерстную публику, среди которых, в большинстве своем, были обычные «чмошники» с полевых кухонь и прочих «подсобных» подразделений, ни разу не державших в своих руках оружия. Им его и сейчас не выдали. Так они и сидели на танках, в засаленных сарбозовских «дрешах», но в новехоньких шлемофонах на бестолковых головах.
Ох, и поприкалывались же мы в тот день, глядя на этих «огородных пугал».
А день этот — 14 марта 1988 года, был примечателен тем, что на восточной окраине Кандагара, недалеко от автомагистрали Кандагар-Калат открывался завод по ремонту бронетехники и артвооружения. На это торжественное мероприятие собственно и прилетел министр обороны, где он должен был перерезать ленточку, тем самым подводя итог затянувшемуся долгострою.
Этот завод советские специалисты начинали строить ее во времена правления короля Захир Шаха. По замыслу проектировщиков, на совершенно пустом месте должен был появиться компактный завод по ремонту сельскохозяйственной техники. Что-то типа РМС или РМЗ провинциального значения.
До Саурской революции наши строители успели возвести железобетонные модули основного цеха завода, компрессорной, электростанции и котельной. Но наступившее затем военное лихолетье внесло свои коррективы в строительный процесс. Строители вернулись домой, а «стройка века» была «заморожена» на неопределенное время.
Кому в голову пришла идея о «реанимации» и «перепрофилировании» завода, никто из нас не знал. Но думаю, что не обошлось здесь без «мудрого» совета какого-нибудь высокопоставленного шурави. Сами афганцы до такого вряд ли бы додумались.
И пошло, и поехало.
В 1985 году в Кандагар прислали военных строителей, которые и должны были довести строительство завода до логического конца.
Громко сказано — «военные строители». Кадровым военным среди них был только руководитель этого военно-строительного отряда. Остальные же специалисты были обычными резервистами, завербованными военными комиссариатами по всему Союзу и скомплектованными где-то под Кушкой в отдельный военно-строительный отряд, который по своей численности едва ли превышал среднестатистический мотострелковый взвод.
Первое время строители жили в ООНовском городке в обыкновенных брезентовых палатках, параллельно строя для себя капитальное кирпичное общежитие, которое возвели в рекордно короткие строки. Да и не удивительно, кому хотелось быть мишенью для душманских эрэсов и мин. Устроив свой быт, строители приступили к реконструкции самого завода. За все предыдущие годы, пока завод был не у дел, «духи» неоднократно обстреливали его территорию реактивными снарядами, чем нанесли значительный ущерб тому, что было построено ранее. Поэтому строительство завода фактически пришлось начинать заново.
Трудно им приходилось на этой стройке. С первых же дней возобновления строительства «духи» проявили самое пристальное внимание к этому стратегическому объекту. Моджахеды отлично понимали, чем для них обернется ввод завода в эксплуатацию. Вот и «долбили» они по нему денно и нощно из всего, что имелось у них на вооружении.
Но, как ни старались моджахеды, ничего у них из этого не вышло, и завод был наконец-то построен и укомплектован необходимым оборудованием и станками.
Для военных строителей этот день был праздничным, и по этому поводу они все вырядились в цивильные костюмы, надели пестрые галстуки, которых я на их шеях отродясь не видел. С утра за строителями заехал автобус, на котором они ежедневно ездили на свой «объект», и под охраной сопровождавшей их царандоевской БРДМки они поехали к месту предстоящих торжеств. Туда же поехали руководители всех советнических коллективов, в том числе и я.
К десяти часам утра вся территория завода представляла собой огромную «толкучку». Кого я там только не увидел. Весь кандагарский «бомонд» своим личным присутствием на этой «презентации» соизволил лично засвидетельствовать свое почтение Рафи, а заодно поглазеть на то, что собой представляет этот самый завод. Ведь пока он строился, ни одна «канцелярская крыса» на нем ни разу так и не побывала.
Ровно в одиннадцать часов к КПП завода подъехала вереница белых и черных «Волг» в сопровождении нескольких БТРов с вооруженной охраной.
Первым на территорию завода не спеша прошел сам Рафи. Чуть сзади него, словно тень, шел афганский офицер с автоматом в руке. По всему было видно, что это личный телохранитель министра обороны. Крепко держа в руках автомат, он внимательно следил за тем, что происходит вокруг министра.
«Цербер», — пронеслось в моей голове.
Генерал Ацек подал команду — «Смирно», и стоявшие вдоль дороги сарбозы застыли на месте, устремив свои взоры на министра.
Два «телевизионщика» бегали вокруг Рафи со своими телекамерами, пытаясь поймать в объектив каждое его движение.
После доклада Ацека Рафи скромно пожал ему руку, и вдвоем они двинулись вдоль выстроившихся в один ряд кандагарских «шишек». Министр с каждым из них поздоровался за руку, после чего в сопровождении всех этих «чинуш» проследовал к главному корпусу завода, где в тени здания на большом ковре была установлена трибуна для выступления ораторов.
Первым на трибуну поднялся корпусной мулла. Он прочитал своим гнусавым голосом полагающуюся в таких случаях молитву, а «массовка» неоднократно произнесла: — «Аллах Акбар».
Потом министру показали, что именно будет ремонтировать данный завод.
Чуть поодаль стояли пара танков, один БТР и еще парочка малокалиберных орудий. По всему было видно, что все они вышли из строя не по причине участия их в боевых действиях, а в связи с халатным отношением нерадивых вояк к вверенному им военному имуществу. Ствол одного танка был разорван «розочкой», что свидетельствовало только об одном, — длительное время его просто никто не чистил. Вот и рванул снаряд прямо в стволе. Интересно было бы знать, что стало с теми «танкистами». Если их не поубивало, то уж оглохли они наверняка.
Второй танк стоял без одной гусеницы. Вообще-то гусеница была, но она лежала рядом с танком, аккуратно свернутая в «бухту». Ну, «братишки-афганишки», это вы уж совсем обнаглели. Да любой экипаж советского танка в самых что ни на есть полевых условиях, под «духовским» обстрелом, такую поврежденную гусеницу буквально за полчаса установит на место. А эти чудаки на букву «М» танк на ремзавод притащили. Или они действительно такие тупорылые, или же конченые разгильдяи.