Подошли две легковые машины. Одна привезла работников комендатуры, из другой вышли Енок с женой, его секретарь Августа и вахмайстер Бухгольц. Их пригласил на экскурсию Фомин и теперь поспешил навстречу, оставив на попечение Скитальца пограничников Рощина и Петрова.
— Ну, вот и чудесно, все в сборе, — подошел к автобусу Кторов. — А где главный экскурсовод?
— Здесь я, — отозвался Гудков.
— А наших гостей я знаю не всех, поэтому представляюсь: Кторов Георгий Васильевич.
В ответ послышались фамилии, имена.
— Денисов Виктор, — и после секундного колебания, — Сергеевич.
— Слышал и рад познакомиться. — Кторов пожал руку молодому человеку, который сразу же ему понравился: высоколобая голова с густой каштановой шевелюрой, приятный мягкий овал лица, задумчивые серые глаза, ладная, крепкая фигура, уверенные движения.
— Приветствую вас, геноссе Георгий, — подошел Енок, представил полковнику жену и сослуживцев.
Кторов и Гудков, согласившись быть гидами, сели впереди, около шофера. Как только автобус вырвался за город, Кторов сказал:
— У нас, друзья, полтора часа в запасе. Давайте в дороге вспомним, что нам известно о Лейпциге, его прошлом. Пусть каждый скажет, что он знает. Итак: в каком году был основан город?..
В автобусе воцарилась тишина.
— Ну, начинайте вы, что ли, Павел Николаевич, — обратился Кторов к Гудкову. — Выручайте команду.
— Если верить историкам, примерно пять тысяч лет назад, здесь, в междуречье Плайсе и Эльстер, селились первые люди каменного века. А тысячу лет назад возникло поселение. Примерно в середине двенадцатого века оно превратилось в город.
— Кто следующий?
Краснея от смущения, руку подняла Шурочка Александрова.
— В Лейпциге, — сказала она, — дважды в год, весной и осенью, проводятся известные всему миру ярмарки.
— Верно, хорошо, — поддержал Гудков. — Кто еще?
— Теперь разрешите мне, — встал Кторов. — Условимся так: дальше каждый будет рассказывать все, что он знает о памятниках, которые мы увидим. А сейчас, друзья, мы проезжаем пригород Лейпцига — Пробстхайд. Здесь неоднократно бывал Владимир Ильич и здесь в тысяча девятисотом году вышел первый номер ленинской «Искры». Лейпциг был одним из важных центров рабочего движения Германии. Здесь создавали свои труды Август Бебель и Вильгельм Либкнехт. Здесь родился выдающийся немецкий революционер Карл Либкнехт.
Шоссейная дорога втянулась в большом, шумным город, где улицы и дома напоминали о недавней жестокой войне.
— Это главный Лейпцигский вокзал, — принял у Кторова эстафету Гудков. — Строился он тринадцать лет: с девятьсот второго по девятьсот пятнадцатый. Длина здания более трехсот метров. Вокзал, крупнейший в Европе, тупиковый — к нему подходит двадцать шесть путей.
А это — Старая ратуша, — продолжал он, когда автобус выехал на площадь. — Здание построено в середине шестнадцатого века под наблюдением архитектора Лоттера. Дальше видно здание Старой биржи, ему лет триста.
— Разрешите добавить, — попросил Енок, сильно, по-берлински грассируя. — Я на немецком, ничего?
— Конечно, конечно!..
— Строительные леса закрыли нам прекрасный памятник великому немецкому поэту Гете, — сказал Енок. — Он был студентом Лейпцигского университета. Налево Медлерпассаж и всемирно известный ресторан «Погреб Ауэрбаха». Смотрите, две скульптурных группы… Узнали?.. Нет?.. Одна — Фауст и Мефистофель, а другая — заколдованные студенты…
Теперь смотрите сюда — церковь Томас-Кирхе — тринадцатый век. — И Енок перешел на русский. — В ней — прах самый великий музыкант и композитор Германии Иоганн Себастьян Бах! — при этом Енок многозначительно поднял палец, и все зааплодировали, выражая благодарность рассказчику.
— Прибываем, друзья, — поднялся Гудков. — Мы въезжаем на туристскую площадку перед памятником Битвы народов. Он воздвигнут в память разгрома под Лейпцигом в октябре 1813 года французских войск. Строился с 1900 по 1913 год на средства стран-участниц битвы. Высота памятника — девяносто один метр, внутри есть символическая усыпальница, зал славы, наверху — площадка, с которой просматриваются окрестности. Проход на площадку по лестнице, которая находится внутри стены памятника. Дальше увидите сами. Пожалуй, все…
— Давайте решим, сколько будем находиться здесь. Как, часа хватит? — спросил Кторов.
Все согласились.
— Тогда собираемся здесь в двенадцать тридцать. Пойдем еще осматривать русскую церковь.
Сначала шли все вместе, но скоро, как это обычно бывает на подобных экскурсиях, распались на маленькие группки…
Ресторан назывался «Черный медведь». В зале было уютно и немноголюдно. Пока Факлер заказывал обед, Берта привела себя в порядок, слегка припудрилась, подкрасила губы, а Лютце любовался окружающим пейзажем: ресторан стоял на высоком берегу реки, и веранда, сплошь увитая диким виноградом, буквально висела над ней. От реки тянуло приятной прохладой.
— Прекрасно, — вслух одобрил Лютце и ресторан, и окружающий его пейзаж, а за одно — удачу свою. Все получилось как он того желал. — Прекрасно, — повторил он, отпив глоток из бокала…
Обед получился шикарным, а бутылка крепкого столового вина настроила на веселый лад. Лютце заказал кофе и коньяк, а для Берты — ликер. Со стороны могло показаться, что они давние и близкие друзья, таким легким и непринужденным был разговор. Они шутили, смеялись, вспоминали всякие веселые истории из жизни автомобилистов. Постепенно начало темнеть. Загадочным стал недалекий лес. Из-за него взошла большущая оранжевая луна.
— Еще по двойной порции коньяку и ликер для фрейлейн, — распорядился Лютце.
Вернер стал было отказываться, но Лютце получил поддержку Берты, которая сказала, что вечер чудесен иона с удовольствием посидит еще часок. Коньяк начинал действовать на Вернера, он стал многословным. Лютце исподволь наблюдал за ним. Но слишком мало они были знакомы, чтобы без опаски спрашивать о работе и делах. «Не торопись, — останавливал он себя, — не то-ро-пись». И все же Лютце был доволен: он достиг главного — познакомился с нужным ему человеком.
Уплатив свою долю за обед, Лютце отвел все попытки Факлера вместе с ним рассчитаться за коньяк и ликер. Тогда инженер стал приглашать в гости.
— Послушайте, Вернер, мне хочется еще немного посидеть тут. И пожалуй, не стоит сейчас ехать к вам, — он многозначительно посмотрел на Берту. — Еще одна запасная камера, на всякий случай, у меня есть. Если не возражаете, завтра вечером заеду.
— Конечно, Макс. Я буду дома около пяти часов, — сказал Факлер. — Приезжайте.
Новые знакомые расстались друзьями.
Лотта откинулась на спинку сидрнья и отрешенно смотрела на дорогу. Крупный заяц, большими скачками перебежавший автостраду, сел на обочине на задние лапы и, поводя длинными ушами, зачарованно смотрел вслед машине. Лотта повернула голову и следила за живым серым столбиком, пока его не скрыл поворот. Она не заметила, как машина въехала в город, и очнулась, лишь когда молчаливый всю дорогу шофер сказал:
— Вон там, видите, — это и есть знаменитый памятник, куда мне приказано вас доставить.
— Спасибо. Ждите меня тут. Я скоро вернусь… Ну, что-нибудь, через час.
— Слушаюсь. Мне все равно: уплачено за весь день.
Неподалеку стоял автобус. Он только что подошел: из него, неторопливо разминаясь, выходили пассажиры. Лотта из-за машины наблюдала за шумной, веселой группой, в центре которой кто-то что-то объяснял. Потом группа направилась к памятнику, рассыпаясь по пути на небольшие компании. Тогда Лотт увидела его — цель своей поездки. «Пора», — подумала она и тоже пошла к памятнику.
Сначала Денисов и его спутники кружили внизу, задирали головы, шумно делясь впечатлениями. Лотта держалась в отдалении, считая более удобным приблизиться к русским, когда они войдут внутрь. В той же компании она определила нескольких немцев.
Ей вдруг стало страшно: «Боже мой, что я такого сделала, почему я должна слепо повиноваться этому Лютце?» — И тут же вспомнила но стальные, беспощадные глаза, властный голос. Нет, сейчас она выполнит то, что он велел.
Экскурсанты вошли в зал славы. Служитель предложил подняться на вершину памятника, предупреждая, что подъем не из легких, что туда ведут несколько сотен крутых ступенек, и если у кого больное сердце, то лучше остаться внизу.
Лотта приблизилась к группе и поймала на себя взгляд Денисова. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, она стала усердно занимать себя осмотром памятника, его очень оригинальной внутренней отделкой. Потом случилось так, что Денисов оказался рядом — он шел так близко, что она ощущала его дыхание на затылке, а когда действительно оступилась, он поддержал ее за локоть. Потом были ступеньки. Много каменных ступеней. Тяжело дыша, люди вышли на небольшую площадку. Наверху было тесно.
Лотта облокотилась на каменный парапет. Вокруг лежал большой разноцветный город. За домами и пустырями, в районах, особенно пострадавших от войны, зелеными холмиками вставала пышная зелень — пустыри заросли бурьяном, скрывая руины. Она посмотрела вниз. От подножья памятника лучами расходились аллеи, по которым медленно ползли похожие на букашек люди, а серые ленты шоссе были заполнены машинами, величиной со спичечный коробок.
Голова закружилась. Высота начала манить, затягивать… В ушах зазвучали слова Лютце: «Уроните платочек… Вы же актриса… Не мне вас учить…» Не отдавая себе отчета, она оттолкнула перила и стала как-то боком опускаться на площадку.
— Вам плохо? — Сильные руки подхватили ее.
— Спасибо, — Лотта закрыла глаза. Головокружение прошло. Только не проходил леденящий страх от мысли, что кто-то незримый, могучий, как гетевский Мефистофель, руководит событиями: она должна была охотиться за человеком, а он, этот человек, сам шел ей навстречу и все время оказывался рядом.
— Давайте я помогу вам сойти вниз, — по-немецки, не сразу находя слова, сказал Денисов. — Идите за мной и держитесь за плечо.