Вспомнив поговорку: «Кто рано встает — тому принадлежит весь мир», Гартенфельд улыбнулся про себя и, казалось, углубился в чтение газеты.
Прошло более часа. Он терпеливо ждал. И наконец…
Она вышла из дверей, и он сразу узнал ее. «Лотта! Конечно, Лотта. А рядом с ней старуха! Это верно и есть та тетка, о которой говорил Лугунов. — Он продолжал сидеть и наблюдать за женщинами. — Какова Лотта! — отметил он про себя. — Как хороша и эффектна, словно четверть века — пустяк».
Людмила Николаевна и ее спутница вышли на набережную и направились к стоянке такси. Он видел, как они взяли машину.
«Предусмотрительность — великая вещь», — отметил Гартенфельд, быстро садясь в ожидавший его таксомотор, шоферу которого он дал задаток.
— Держитесь вон за той «Волгой», — наклонился он к водителю. — Сегодня я наконец накрою свою женушку и эту старую сводню-тещу, — сказал он в пространство.
Водитель, молодой парень в клетчатой ковбойке, понимающе кивнул, перекатив папиросу из одного угла рта в другой, лихо надвинул козырек форменной фуражки на лоб, и машина рванулась вперед.
Оба таксомотора почти одновременно затормозили на площади перед вокзалом.
Ему не представило большого труда оказаться в одном вагоне с Денисовыми. На станции вышел на перрон буквально за их спинами и следовал в отдалении, запоминая повороты и названия улиц. Наконец, женщины остановились у калитки, и Людмила Николаевна открыла ее своим ключом.
«Южная, 25» — проходя мимо, прочитал Гартенфельд. В конце улицы свернул в лес, обошел огороженные забором дачные участки и без труда нашел нужный ему дом. Густой кустарник дал возможность стоять незамеченным у самого забора наблюдать и даже слышать разговоры.
По обрывкам фраз он сделал вывод, что женщины решили пожить на даче несколько дней.
«Теперь нужна встреча без свидетеля, — рассуждал Гартенфельд, — придется ловить момент». Он покружил еще вблизи дома, изучая возможные варианты подхода к нему, заглянул за ограды соседних дач и, удовлетворенный, зашагал к станции, наметив следующий день для решительного шага.
Двор и коридоры института были похожи на муравейник. Шумными компаниями собирались бывалые студенты старших курсов, вернувшиеся из отпусков и с практики. Робко и тихо вели себя новички, сдавшие вступительные экзамены. Среди гула и суеты степенно расхаживали преподаватели, при появлении «самих» деканов шум стихал, и студенты почтительно расступались. В некоторых аудиториях еще шли экзамены последних потоков, и тут у дверей толпились с книгами и шпаргалками вконец измученные бессонными ночами и страхом абитуриенты заочных отделений.
Лугунову, недавнему выпускнику института, эта атмосфера была хорошо знакома. Миновав царство институтских аудиторий, он очутился в тихой коридорной заводи, где помещался нужный ему отдел, Лугунов знал, что начальника отдела в этот час на месте нет — обедает. За окошечком увидел круглое личико инспектора Лидочки.
— Привет, Лидок, — Лугунов поклонился и стал с улыбкой разглядывать ее. — Ты чудесно выглядишь, загорела.
— Отдыхала на Кавказе, Миша. Очень довольна. — Ей нравился этот всегда такой аккуратный и галантный парень, считавшийся, по словам студентов, одним из способных на своем курсе. — Куда ты определился? — поинтересовалась она.
— Пока при кафедре. Предложили аспирантуру. Согласился. Я к тебе по делу. Нужно посмотреть кое-что в автореферате Басова. Ты ведь знаешь, сколько я ему помогал.
Девушка помнила, что Лугунов действительно два пли три раза бывал у нее с Басовым, и что тот знакомил его с диссертацией, и они о чем-то горячо спорили. Однако выдавать секретный реферат без разрешения начальника Лида не имела права. В то же время ей не хотелось отказать Лугунову — знакомый человек сочтет еще бюрократкой.
Лугунов понял колебания девушки.
— Послушай, Лидок, всего на три минуты. Посмотрю здесь, у твоего окошка.
Поколебавшись мгновенье, она по картотеке нашла номер и принесла тонюсенькую, всего в десяток страничек брошюру.
— Иди в комнату. Если придет Василий Петрович, я сама возьму ее у тебя.
— Спасибо, — он вошел в соседнюю комнату, предназначенную для работы с секретными документами. Она была пуста. Не теряя времени, Лугунов сел спиной к дверям и, положив брошюру перед собой, стал переворачивать странички и щелкать кнопкой затвора. Через три — четыре минуты все было сделано. Положив фотоаппарат в карман, он на листке бумаги написал тему диссертации и вернулся в приемную. Лида все еще была одна.
— Привет, старушка! Вот и все. Что нужно, я посмотрел. «Аленка» за мной.
— Обойдусь, — улыбнулась девушка. — Заходи.
«Ну вот. И ничего особенного, — подумал Лугунов, спускаясь по лестнице. — В детективных романах все эти штуки обставлены куда как таинственно». Он ощупал в кармане аппарат. С дядюшкой теперь он рассчитается, страхи позади. А через год…
Как не захлестывала Фомина текучка, нагромождающиеся друг на друга дела и заботы, он успевал наблюдать за работой Михайлова, за каждым ходом в решении задачи, которую ему поставил. Когда дежурный по управлению сообщил, что его вызывают к аппарату из Риги по поводу недавнего запроса, Фомин слегка заволновался. «Рига как будто все уже доложила, что бы там могло произойти…»
— Мой звонок по поводу тех туристов, которыми вы интересовались, — сразу перешел к делу Пинку лис. — Кое-что есть… Зашел к нам один рыбак — Юрас и рассказал, что несколько дней назад его посетил какой-то молодой человек и передал привет от «дяди Боба», показал фотографию, где Юрас был сфотографирован в 1946 году кое с кем из английской разведки. Парень пытался установить с ним связь. Юраса в свое время немцы вывезли в Германию. Потом ходил в перемещенных. Когда вернулся домой, не стал скрывать от нас факта вербовки, До сей поры его оттуда никто не беспокоил. А тут, понимаешь, было очень все неожиданно, и Юрас отослал пришельца к дьяволу. Потом сообразил, что поторопился и пришел к нам за советом. Мы ему на всякий случай предъявили фотографию того молодца, что встречался с туристкой, и представляешь, неожиданный результат: опознал.
— Это же чудесно, Альберт Мартынович, дорогой. Это же прекрасная новость! Мы ведь чуть было иной дорогой не пошли. А теперь все на месте. Спасибо большое. Все материалы пришлите нарочным и немедленно.
Фомин попросил своего секретаря срочно разыскать Михайлова. «Петров, выходит, не ошибся! Все-таки он видел Лютце, барона Зандлера. Уж очень много общего в манере действий. И эти запоздалые приветы от «дяди Боба». Старк тогда пытался везде, куда можно затолкать свою агентуру. И возможно, делал это не без помощи Зандлера. Решили проверить, кто как живет? Через столько лет… Ну что же, если так померимся силами еще раз и значит… значит, несмотря на мои сомнения и несовпадения отпечатков пальцев, Зандлер-Лютце и Гартенфельд могут быть одним лицом».
— Где вы запропали? — встретил Фомин Михайлова, прождав его около часа. — У меня есть новость для вас.
— И у меня.
— Тогда давайте сначала вашу.
— Хорошо, Евгений Николаевич. Вы знаете, что я перепробовал «на зубок» всех наших кандидатов на роль Лютце-Зандлера и, признаюсь, зашел в тупик. Хоть бросай все и начинай сначала по новому списку. Так вот стал еще раз проверять отпечатки пальцев. С экспертами целый консилиум устроил и выявилась одна деталь. Отпечаток Гартенфельда из Риги был слабоватый, не четкий. Сначала все казалось нормальным, а вот вчера эксперт Фролов высказал предположение, что это липа.
— То есть?..
— Ну, что пальцы Гартенфельда могут быть покрыты особой пленкой с нанесенными на нее чужими отпечатками. Нам уже встречался аналогичный метод маскировки года полтора назад. Фролов и вспомнил его.
— Так, так. И все это идет навстречу моим данным…
— Каким данным, Евгений Николаевич?
— Продолжайте, потом объясню.
— Начали увеличивать отпечатки, искать. И вот на одном из пальцев — точнее, на указательном, им ведь больше всего приходится пользоваться, — покрытие немного стерлось. В этом месте вроде бы залысина. И проглянул совершенно другой узор. Я не стал вчера докладывать вам. Потому что решил еще раз проверить. И Гартенфельдов ведь я чуть не исключил ил списка. Теперь заполучили новые отпечатки пальцев Гартенфельда. И вот заключение эксперта. Пленка на том месте еще больше истерлась и проступают дактилоскопические отпечатки, похожие на сделанные вами в сорок седьмом году, — разгоряченный Михайлов вытер пот с лица.
— Спасибо, Юрий Михайлович, — Фомина охватило нетерпение, которое всегда появляется, когда чувствуешь — найдено единственно правильное решение, и ты на пути к истине.
— Но это еще не все, Евгений Николаевич, — продолжал Михайлов. — Как только мне стали известны результаты экспертизы, это вчера же — я установил за Гартенфельдом и его племянницей наблюдение. Результатов пока не знаю. Вот теперь все.
— Волнуетесь, Юрий Михайлович? — спросил Фомин.
— Волнуюсь. Честное слово, страшно волнуюсь и сам говорю себе: «Спокойствие!»
— И я волнуюсь, — признался Фомин. — И у меня для вас есть интересная новость. Молодой человек, ну тот, что встречался с Эрной в Риге, пытался установить связь с бывшим агентом Старка, который был послан к нам на длительное оседание, но рассказал нашим товарищам о вербовке. Его никто не беспокоил оттуда больше двадцати лет. И вот явился связник. Свалял старик дурака — погорячился и выгнал «племянника дяди Боба». Потом спохватился, пришел к нашим рижским коллегам. Те, на всякий случай, показали ему фотографию этого молодца Миши. И опознал старик в таинственном знакомом Эрны Гартенфельд связника.
— Неужели Зандлер до сих пор служит англичанам?
— Сомневаюсь, — сказал Фомин. — Нам еще тогда было известно, что геленовская разведка активно прибирала к рукам англичан и даже кое-кого из американцев. Старка перевели потом в Англию, часть его бывшей агентуры постарались перехватить геленовцы, да и американцы не зевали. Я думаю, в данном случае на связь к английскому агенту мог прийти уже не английский разведчик, или… Или представитель объединенной натовской разведки, в которой активно поработал небезызвестный Вессель, друг и подручный Гелена. Я вам уже говорил об этом. Вероятнее всего, это дела НАТО. И тот разведчик, о котором нал сообщали немецкие друзья, никто иной, как мой старый знакомый Зандлер. Теперь давайте посмотрим, что у нас получается?