– Не волнуйтесь. Это сухой лед, – успокоил меня курьер.
Пришлось оплатить и сухой лед.
Потом мы с сыном разминулись – он пришел из школы, а я уехала по делам. Когда я вошла вечером в подъезд, меня остановила консьержка тетя Алла:
– Маша, ты только не волнуйся. Но Вася, кажется, начал… э… злоупотреблять.
– Теть Ал, с чего вы взяли? Меня не было дома три часа.
– И он успел злоупотребить! – объявила консьержка. – Мне Настя сказала!
Настя – это наша соседка по этажу.
– Я разберусь, – пообещала я и вошла в лифт.
На лестничной клетке меня уже поджидала Настя.
– Маша, ты знаешь, что Вася курит? Вася курит! – кричала Настя.
– Давно? – уточнила я.
– Как из школы пришел, так и закурил! На общий балкон уже три раза выбегал! И он пил водку! Водку я сразу чувствую! У меня нюх на спирт! Точно водка!
Я, конечно, перепугалась. Вася вполне может и курить, и пить водку. Но еще вчера этого не делал и не собирался. Может, у физиков это по-другому происходит, чем у гуманитариев?
Я вошла в квартиру, осторожно прижимаясь к стене, и чуть на пол не сползла от ужаса. В квартире пахло не спиртом, а целым спиртовым заводом. В коридоре на полу сидела Сима и рыдала так, будто случилось самое страшное, что только может быть. Вася стоял рядом в куртке, в марлевой повязке и с черной коробкой в руках.
– Что случилось? – спросила я, пытаясь оценить масштаб катастрофы.
– Мама! Вася забрал мою черную краску! Всю! – прокричала Сима, захлебываясь рыданиями.
– Вася, почему ты в куртке? Ты трезвый? Ты куришь? – задавала я вопрос за вопросом, потому что на самом деле не знала, что делать.
Вася закатил глаза и в обнимку со своей черной коробкой выскочил на лестничную площадку.
– Сима, встань с пола. Надо все проветрить. У вас давно так пахнет? Где папа?
– У меня нет черной краски! – продолжала рыдать дочь.
Я открывала и закрывала окна, успокаивала дочь, отмывала краску с пола растворителем. Опять открывала окна, потому что нестерпимо пахло растворителем. И мне это нужно было успеть сделать до того, как домой вернется муж. Стоило мне открыть дверь, чтобы создать сквозняк, как на площадку тут же выскочила соседка Настя, чтобы сообщить, сколько раз Вася курил и сколько раз он выносил на общий балкон бутылку с водкой. Сима опять решила порыдать, потому что черная краска ей нужна была именно сегодня, а завтра будет поздно.
Вася вернулся с балкона.
– Так, быстро мне все объясняй. Популярно и понятно, – потребовала я.
– Мам, не сейчас…
– Сейчас же! Я должна понимать, почему у меня в доме запах, радиация и зачем ты забрал у Симы краску? И объясни мне так, чтобы я потом могла эту версию пересказать внятно и убедительно твоему отцу, соседке и консьержке.
Вася вздохнул и объяснил. Ему для научного проекта по физике в школе нужно было собрать камеру Вильсона.
– Камеру? – уточнила я.
– Мам, это типа коробки.
– Нет слова «типа»!
– Хорошо. Вроде коробки, которая должна быть покрашена в черный цвет. Поэтому я взял у Симы черную краску. Я начал делать камеру дома, а потом вышел на балкон, чтобы не так сильно пахло. Сухой лед создает разницу температур. Изопропанол ложится паром внизу. То есть на самом деле все не так, но ты не поймешь. Электроды мне были нужны из-за тория. Но где я найду торий? А в электродах он есть в виде примеси. Понимаешь? Мне нужны были всего два, но они продавались только упаковками по десять штук. Поэтому я взял десять. Смысл эксперимента – увидеть следы элементарных частиц. Их можно сфотографировать, снять на камеру. Понимаешь?
– Нет, не очень, – призналась я.
– Ну набери в Гугле «камера Вильсона»!
– То есть ты не курил и не пил водку…
– Тебя только это интересует?
– Ну если честно, то да.
– А меня интересует, когда у меня будет черная краска! – объявила Сима.
– Что тут у вас происходит? Вася, ты куришь? И почему у нас пахнет водкой? – спросил мой муж, отец семейства, который вошел в квартиру.
– Был бы у меня дозиметр… – понуро ответил Вася, – и хоть один нормальный человек в доме.
Спустя некоторое время мы вернулись к теме водки. Васе исполнилось шестнадцать. Он чувствовал себя совсем взрослым. Гордо утверждал, что «в развитии он скакнул на все семнадцать». Я предпочитала не уточнять, что это означает, чтобы хотя бы иногда спокойно спать. На зимние каникулы он попросился в спортивный лагерь. Отправили. После его возвращения чемодан я открывала с опаской, гадая, сразу выбросить носки или попытаться постирать. Под грудой футболок, которые издавали такой запах, будто в них ходил не только Василий, но еще двадцать человек, я нашла бутылку водки. Закрытую. Долго таращилась на бутылку, подбирая слова, которые должна как мать произнести в этом случае.
– Васюш, скажи, а зачем тебе водка? – Это лучшее, что я смогла придумать.
Тут я, как гуманитарий, сразу поняла свою ошибку. Во-первых, вопрос глупый. Во-вторых, ответы я знала заранее. «Бутылка не моя… друг попросил к себе положить… понятия не имею, как она оказалась в моем чемодане… привез в подарок папе, только потом вспомнил, что он не пьет водку…» Тут же мне самой стало стыдно, потому что я, можно сказать, рылась в вещах сына. Ну кто меня дернул разбирать его чемодан? Пусть бы сам разобрал, недели через три где-то, когда там уже лягушки квакать будут.
Василий даже бровью не повел, когда я предъявила ему запретный продукт.
– Купил, – как всегда, лаконично ответил сын.
– Зачем?
Далее последовал гениальный ответ, который даже я – гуманитарий с бурной фантазией – не смогла бы придумать.
– Для обработки ран, – сказал Василий.
– Мусечка, каких ран? Душевных?
Вася захохотал.
– И почему я сам до такого не додумался? Да, мам, хорошая версия. Я просчитал, что тебе больше понравится версия с антисептиком.
Теперь у нас в ходу эта присказка. Когда муж наливает себе вечером виски или я прошу бокал вина, мы комментируем:
– Исключительно для обработки душевных ран.
УПК, или Нужно ли тачать болванку?
После очередного родительского собрания родительницы из класса сына тоже решили завести группу в «Вотсапе». Теперь у меня два чата в «Вотсапе». Иногда события развиваются так стремительно, что телефон вообще не замолкает. Я сижу в ступоре – Боливар не вынесет двоих. Не пишу ответы, потому что боюсь перепутать адресатов.
В старшей школе свои проблемы. Родительницы в панике. Поводом стала новость о введении в школах трудового воспитания. Инициатива – Министерства образования. Как всегда, есть те, кто за, те, кто против, и те, кто помалкивает. В моей семье муж против, я – за, а сын помалкивает.
Помните, раньше в дневниках стояла аббревиатура – УПК, «учебно-производственный комбинат»? Мой муж, учившийся в московской школе, осваивал профессию телефониста и с тех пор терпеть не может любые телефоны. А на уроках труда, предшествовавших УПК, безуспешно пытался изготовить в школьной мастерской ракетку для пинг-понга. Мой личный провинциальный опыт еще более разнообразен. Собственно, вопрос в том, возможно ли в принципе сейчас скрестить предмет «труд» с «УПК», не станет ли это профанацией и имитацией учебного процесса, хотя бы потому, что жизнь другая, дети другие, родители другие. Это как с дежурством по классу, который предложила ввести учительница дочки моей знакомой (ее дочка учится в начальной школе). Скандал у них разразился такой, что долго успокоиться не могли. Учительница всего лишь предложила, чтобы девочки поливали цветы, вытирали доску, подбирали с пола бумажки, а мальчики поднимали стулья на парты после занятий. Ну ведь и впрямь, по сути, ничего страшного. Половина родительниц решила нанять уборщицу, чтобы дети, не дай бог, грязную тряпку в руки не взяли. Тут же начались крики, что у одного ребенка аллергия на растения – все цветы должны быть срочно выставлены из класса в рекреацию. У другого ребенка – аллергия на пыль. У третьего – бабушка, она может прийти поднять стулья, если уж так надо. Учительница, которая хотела, чтобы дети научились заботиться о цветах, о собственном классе и банально убирать за собой мусор, пожалела о том, что вообще рот открыла. Моя подруга была за дежурства, но осталась в меньшинстве и предпочла не вступать в дискуссию. Потому что мамы впали в истерику и кричали в «Вотсапе»: «Давайте им еще повязки красные сошьем на руку!», «Давайте еще их в пионеры примем!» И от невинных цветочков перекинулись на обсуждение политических вопросов.
Я сменила несколько школ в разных городах, поэтому уроки труда у меня были не похожи друг на друга. В школе на Северном Кавказе мы собирали колорадского жука с картошки в местном колхозе. Шли, сверкая на солнце пионерскими галстуками, вдоль грядок и топили жуков в керосине. В жизни мне это не пригодилось, но зато я не поднимаю визг, когда вижу насекомое.
В школе в северном городе труд у нас вела секретарь школы. Мы учились печатать на машинках вслепую десятипальцевым методом. У мальчиков был свой трудовик, бывший электрик. До сих пор считаю, что печатать вслепую – очень ценный приобретенный навык. А мальчишки у нас рано начали подрабатывать. Пока официальный, прикрепленный к ЖЭКу электрик находился в запое, парни чинили проводку, ремонтировали розетки, даже люстры навешивали. Хотя, кажется, они сами электрика и спаивали.
В московской школе мои уроки труда проходили в парикмахерской, которая была оборудована на первом этаже школы. Там все было по-настоящему – с зеркалами, мойкой, креслами, фенами и даже куполом-сушкой для перманентной завивки. Мы специализировались на мужских стрижках. Клиентами становились первоклашки или второклашки, которые, с точки зрения учителей, ходили заросшими или плохо себя вели на уроке. Нам отправляли их сами учителя. Если стрижка не удавалась, а она, конечно же, поначалу не удавалась, наша Лариса Витальевна брила клиента машинкой под ноль. Если в начале года у нас все первоклашки ходили лысые, то к концу мы навострились делать всякие боксы, полубоксы, бобрики. В свободное время мы экспериментировали с начесами и бигуди.