Я снова решила справляться с проблемами по мере поступления, адаптироваться к обстановке – и таким образом выжить.
Я ощущала собственную ответственность и намерена была сдержать обещание, данное самому любимому человеку на свете.
То, чего я ждала двадцать четыре года
2015 г.
Сегодня – самый долгожданный день; день, наступления которого я и желала, и боялась. Мы с Ривией собираемся встретиться с человеком, который занимался поисками моей матери и моей семьи. Сегодня я узнаю, изменится ли моя жизнь.
Мы сидим в гостиничном номере и ждем. Волонтер по имени Брайан – родом из США, но вот уже двадцать лет живет в Бразилии, в Сан-Паулу, и женат на бразильянке. Не находя себе места от волнения, я открываю балкон и выхожу. Наш номер находится на одном из верхних этажей, и при взгляде вниз через перила у меня кружится голова. Я смотрю на эти здания. Сан-Паулу – город из бетона, город миллионов, город, который никогда не спит. Я возвращаюсь в номер и закрываю балконную дверь, чтобы заглушить шум машин, доносящийся с улицы. Мы ждем. Я пытаюсь справиться с собственными чувствами, но не выходит. Мысленно я говорю себе: «Что бы ни случилось в ближайшие двадцать минут, мы справимся с этим!» «Мы» – это Кристина и Криштиана. Точно так же, как справлялись с другими проблемами все эти годы.
В дверь стучат, и мы с Ривией переглядываемся. Вот и настал момент, которого я ждала двадцать четыре года. Я подхожу к двери и открываю ее. На пороге стоит Брайан, с которым мы прежде не встречались. Вид у него счастливый, дружелюбный и немного взволнованный. Про себя я отмечаю, что это хороший знак. Если бы он принес дурные вести, то не выглядел бы таким счастливым, правда? Я сажусь за стол, Брайан – напротив меня. Пульс у меня учащается, потовые железы начинают вырабатывать неестественное количество пота. Интересно, видит ли он, что у меня вспотел даже нос? Так всегда бывает, когда я нервничаю. Брайан говорит, что вышел на след каких-то моих родственников. Сердце бьется сильнее; правой рукой я смахиваю с носа капельки пота. Он нашел сестер моей мамы и нескольких кузин. Я улыбаюсь и слышу свой голос:
– О, как замечательно! Вы уже с ними встретились?
Он отвечает, что поговорил с ними и спросил, помнят ли они меня. Я плохо помню других родственников, кроме матери. Но в памяти остался образ женщины, которая, как я думала, была маминой сестрой. Помню, как они с мамой прокалывали мне уши. Было больно, но я осталась весьма довольна результатом.
– Они вас помнят и рады, что вы вернулись. Они с нетерпением ждут встречи и рассказали мне множество историй из вашего детства, – говорит меж тем Брайан.
Я улыбаюсь, и хотя мне неловко говорить о своих родственниках с человеком, которого я совершенно не знаю, все же внутри разливается приятное, теплое чувство. Я спрашиваю Брайана, говорили ли ему родственники, что я непоседа и вечно всюду лазала. Он смеется и отвечает, что именно это ему и рассказывали. Мне приятно оттого, что я угадала, и еще – оттого, что нас объединяет не только кровь, но и общие воспоминания.
Брайан говорит, что мои родные живут в Белу-Оризонти и очень ждут встречи со мной. Я рада этому, но в этот момент могу думать лишь об одном: о моей матери.
– А моя мать? – спрашиваю я.
Я пытаюсь угадать его мысли по жестам. Вид у него расслабленный. Глаза не бегают при упоминании моей матери – вряд ли он был бы так спокоен, если бы ее уже не было в живых. Еще в детстве я научилась читать мимику и жесты, чтобы быстро понять намерения людей – хорошие и плохие. Сердце бешено колотится, я пытаюсь принять уверенную позу и смотрю на Брайана. Он открывает рот, и в этот момент я изо всех сил стараюсь мыслить позитивно, думать о том, что сейчас он скажет: моя мать жива. Я знаю, что от позитивных мыслей ситуация не изменится, и он все равно сообщит мне то, что должен, – и все же именно на этом сосредоточена каждая клеточка моего тела. И в этот момент Брайан говорит:
– Я нашел вашу мать.
В голове у меня вертится тысяча вопросов, и в то же время она совершенно пуста. В сердце творится что-то невообразимое, и я чувствую, как напряглись мышцы лица. Я плотнее сжимаю губы, глаза наполняются слезами. Я смотрю на него в надежде, что он подтвердит: я услышала правильно.
– Вы нашли мою мать?
Я смотрю на Ривию, вижу, что в ее глазах тоже стоят слезы, она улыбается мне, и я улыбаюсь в ответ – но про себя думаю: вдруг со стороны это похоже на гримасу? Я спрашиваю Брайана, все ли в порядке с моей матерью и где она живет.
Брайан принимается рассказывать с самого начала о том, как нашел мою мать – главным образом, благодаря ее имени, Петронилия, которое в Бразилии очень редкое. Через судебные архивы он вышел на ее сестер, а уже от них узнал, что моя мать больше не живет на улице. Здоровье у нее в порядке, и все же жизнь ее нельзя назвать безоблачной.
Я смахиваю слезинку со щеки. Он говорит, что моя мать также живет в Белу-Оризонти, и они ждут меня в эти выходные. Я беру телефон и звоню домой, в Швецию, своему брату. Я обещала Патрику, что позвоню, как только что-нибудь выясню, и он ждет моего звонка. Я слышу в трубке знакомый голос и говорю ему, что только что встретилась с Брайаном, что он рассказал мне о наших тетках и кузинах и нашел маму. Патрик повторяет:
– Он нашел маму. Она жива?
Я улыбаюсь и отвечаю:
– Да!
– Как она?
Меня трогают его слова. У нас с братом совершенно разные отношения с нашей биологической матерью. В отличие от меня, Патрик совсем ее не помнит. Для него это женщина, которая его родила, но не смогла о нем заботиться. Вот почему от этого разговора на душе у меня становится тепло. Мы еще немного болтаем, и я слышу, что он взволнован. Я прошу его перезвонить позже, и тогда мы поболтаем подольше. Потом говорю, что люблю его и скоро мы увидимся, если он приедет в Бразилию. В этот день, после стольких лет неизвестности, я наконец узнала, что моя мать еще жива, что она скучает по мне, и скоро мы увидимся.
В этот день я узнала, что в Бразилии у меня есть и другие родственники, и они с нетерпением ждут встречи со мной.
В этот день двадцать четыре года кажутся одновременно вечностью и коротким мгновением. Больше об этом дне мне сказать нечего.
Повседневная жизнь в Виндельне
1990-е
В Швеции многое было по-другому. Мои шведские родители объяснили мне, как опасно подходить к чужим домам и заговаривать с незнакомцами. В Бразилии мама предостерегала от общения с полицией. Некоторым полицейским нельзя было доверять. Труднее всего было понять, кому можно доверять, а кого лучше обходить стороной. Поэтому я делала то, что казалось мне логичнее всего: убегала ото всех полицейских.
Когда я впервые увидела полицейского в Виндельне, то тоже сбежала. В Виндельне был свой маленький полицейский участок – там работал всего один полицейский, целый день. Он жил в том же квартале, что и я. Оказалось, что он хороший человек, но тогда-то я этого не знала. Мы с Лизой, которая жила по соседству и была одной из моих первых шведских подружек, как раз гуляли по деревне. Было лето, и к тому времени я уже жила в Виндельне около месяца. Мы купили рожки с мороженым и как раз шли мимо кинотеатра, который был метрах в ста от полицейского участка. Оттуда вышел полицейский. Увидев его, я застыла, посмотрела на Лизу, она – на меня. Полицейский повернулся и увидел нас. Я снова посмотрела на Лизу, выронила мороженое на землю, схватила ее руку и закричала: «Бежим!»
Лиза не сопротивлялась, но очень удивилась и бежала не очень быстро. Оглянувшись через плечо, я увидела, что полицейский и не думает нас преследовать, а вот Лиза явно была рассержена, и все лицо у нее перепачкалось мороженым. Завернув за угол, я остановилась, чтобы убедиться, что за нами никто не идет. Лиза спросила, что это на меня нашло, и на своем ломаном шведском я, в свою очередь, спросила, почему она не бежала, – мне практически пришлось тащить ее полпути. Лиза недоумевала: зачем вообще убегать? Тут до меня начало доходить: может, я сделала что-то не так? Лиза смотрела на меня очень странно.
– Разве детей в Швеции не учат убегать от полицейских? – спросила я. Лиза посмотрела на меня, как на дуру.
– Зачем нам от них убегать? – удивленно спросила она.
– Потому что полицейские бьют людей, – ответила я.
– Вовсе нет! Они хорошие.
– Хорошие? – недоверчиво переспросила я.
– Да, хорошие. Разве там, откуда ты приехала, не так?
На это я не знала, что ответить. Признавать горькую правду не хотелось, к тому же я решила, что это прозвучит грубо, поэтому просто ответила так, как обычно отвечали шведские дети в подобных ситуациях:
– Не знаю… – и пожала плечами.
Мы с Лизой пошли домой. Я настояла на том, чтобы мы все-таки обошли полицейский участок стороной, отчего дорога домой стала чуть длиннее. Лиза дала мне попробовать свое мороженое. Я спросила, почему она так медленно бегает – никогда еще я не видела, чтобы кто-то так медленно бегал. Она ответила, что ей просто не нравится бегать. Я не понимала, как такое возможно, но все же была рада, что она поделилась со мной мороженым.
В начале 1990-х в Виндельне жили около двух с половиной тысяч человек, тогда как в Сан-Паулу – шестнадцать-семнадцать миллионов. В Виндельне, уходя, не закрывали входную дверь, а если и закрывали, то ключ бросали в почтовый ящик. От этого мне было не по себе. Какой смысл закрывать дверь, если ключ лежит в десяти шагах от нее, и кто угодно может его взять? В Сан-Паулу богатые дома окружали высокие заборы и иногда охраняли собаки и охранники. Разумеется, мне больше по душе атмосфера доверия, присущая шведскому обществу. Но в восемь лет переезд в Швецию сопровождался для меня чередой культурных потрясений. Будь то еда, религия, одежда, снег, школа, дружба или устройство общества – здесь все было по-другому. А когда все по-новому, это одновременно пугает и будоражит. Теперь я благодарна за это потрясение, пережитое в детстве и переживаемое по сей день. Но в восемь лет мне порой приходилось нелегко. Со временем я поняла: чем дольше я живу в Виндельне, тем лучше понимаю свою новую семью и друзей. Мало-помалу я чувствовала, как меняется и мой собственный образ мыслей. Я начала адаптироваться, и происходило это интуитивно и со скоростью света. Можно ли было применить знания, полученные мной в Бразилии, к моей теперешней жизни в Швеции? Как бы поступили мои новые шведские друзья в той или иной ситуации? А бразильские? Когда я снова увидела того полицейского, то повернулась к своей приятельнице Саре и спросила, следует ли нам бежать. Сара ответила, что от полицейских убегать не нужно, и с тех пор я всегда помнила ее слова, хотя и была немного настороже.