Брайан любит поболтать и рассказывает нам смешные и в то же время грустные истории о том, как бразильские политики набивают свои карманы. По его словам, это уже стало частью бразильской культуры. Мы читаем об этом в газетах каждый день. Богачи Сан-Паулу летают со встречи на встречу на вертолетах, чтобы не попасть в пробку и чтобы их машины не угнали. Все об этом знают, но, похоже, ничего поделать нельзя.
За разговором время пролетает незаметно, и вот уже мы подъезжаем к фавеле. Город с его небоскребами остался позади, а перед нами один за другим вырастают низенькие домики и хижины, построенные друг на друге. Мы останавливаем машину на подъезде к фавеле и выходим. Слева от машины протекает ручеек. Я немедленно узнаю этот запах – точнее, вонь, – и, обойдя машину, вижу, что он наполнен мусором и отходами.
Нас встречает полная темнокожая женщина по имени Татиани Ж. Силва, которая приветствует нас широкой улыбкой. Мы обнимаемся, здороваемся, и я в который раз испытываю неловкость оттого, что не владею языком. Если бы они хотя бы говорили не на вдохе и на выдохе, может быть, мне и удалось бы хоть что-то разобрать. Но они так тараторят, да еще и размахивают руками, то и дело переходя на визг, чего со мной никогда не случалось. Всю эту поездку мне было ужасно смешно наблюдать за тем, как Ривия перескакивает со спокойного и размеренного шведского на бешеный португальский – даже тон ее меняется, и она начинает оживленно жестикулировать. «Как это очаровательно», – думаю я. Но, конечно, я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы понимала, о чем она говорит.
Женщина приглашает нас войти в дом, состоящий из двух битком набитых комнатушек. На кухне стоит маленькая плита из двух конфорок, а в дальнем конце комнаты – примитивный туалет. Увидев, что у нее есть телевизор с плоским экраном, я улыбаюсь. Меня снова охватывают воспоминания о том, как мы с моими уличными приятелями бегали по точно такому же району, собирались у чьего-нибудь маленького кинескопного телевизора, показывавшего почти всегда с помехами, и смотрели футбол. На экране почти ничего не было видно, и мы ориентировались в основном по реакции тех, кто сидел в первых рядах.
Мы выходим из лачужки и идем по фавеле. Заходим в киоск, я покупаю «Дим-Дим» – мороженое, которое я обожала в детстве и которое мы с Камили покупали, когда у нас были деньги. На этот раз у них даже есть мой любимый вкус – кокос – и я беру одно себе, а второе – Ривии. Разорвав упаковку, я немедленно принимаюсь лизать мороженое. Кажется, будто бы мне снова шесть или семь лет – тот же вкус, воскрешающий воспоминания о наших озорных играх и смехе. Мы встречаем мужчину по имени Леонардо. Он говорит, что сегодня будет нашим гидом. Брайану пришлось испросить у «ответственных» за район – главарей банд и наркоторговцев, которые здесь заправляют, – разрешения на то, чтобы нас привести. Мы отправляемся на экскурсию меж лачуг и кирпичных домов. Тут и там протекают ручьи, несущие с собой канализационные потоки. Красная земля – такая же, как повсюду в Бразилии, – еще краснее, чем в моих воспоминаниях. Мы проходим мимо каких-то растений – я узнаю их: на одном из них растут пучки маленьких зеленых шариков, похожих на репей. Вихрь воспоминаний немедленно охватывает меня – как мы детьми кидались друг в друга этими шариками, пытаясь попасть в волосы. У кого в волосах застрянет больше репья – тот и проиграл. С этими мыслями я срываю парочку и беру с собой.
Мы встречаемся с разными людьми, и я начинаю замечать, что некоторые из них пристально за нами наблюдают. Брайан поясняет: они следят, чтобы мы не снимали и не фотографировали ничего лишнего. Мы идем дальше, по дороге останавливаясь несколько раз, чтобы я «поиграла в обезьянку», карабкаясь и делая фотографии разных объектов и себя самой с распростертыми руками, как статуя Христа в Рио-де-Жанейро. Оглядывая все с высоты, я до сих пор не могу поверить в происходящее, чувствуя, как внутри меня, словно мыльный пузырь, раздувается радостное волнение. Леонардо, который живет в фавеле со своей семьей, рассказывает нам о повседневной жизни и том, как все устроено в Бразиландии.
По дороге наверх мы встречаем банду детишек, которые увязываются за нами. Маленькая девочка, увидев, что у меня в руке, тоже срывает репейные шарики и принимается со смехом кидать их в меня. Во мне немедленно просыпается ребенок, и я бросаюсь в ответ, но ни одна колючка не застревает у нее в волосах. Так мы играем в догонялки и кидаемся друг в друга. Вот только я не в подходящей форме, чтобы долго бегать, и в какой-то момент вынуждена сдаться и признать, что эта девочка не только лучше меня бегает, но и лучше играет в эту игру. Ривия помогает мне вынуть колючки из волос.
В этот момент мальчишки, до этого следовавшие за нами на некотором расстоянии, подходят ближе, и завязывается беседа. Я пытаюсь сказать им хоть пару слов, но в конце концов инициативу перехватывает Ривия. Какое-то время они идут вместе с нами, и мы периодически останавливаемся, потому что кто-то из них хочет нам что-то показать или о чем-то рассказать. Когда мы уже подбираемся ближе к вершине, один из мальчиков по имени Джонас дает мне свою бейсболку и солнцезащитные очки. Не знаю зачем, но понимаю: он хочет, чтобы я их надела. Я надеваю его пятнистую кепку и очки – которые мне слишком малы, – а он указывает на мой «айфон» и говорит: «Селфи» – и я громко смеюсь. Конечно, детишки из фавелы знают слово «селфи». Мы вместе фотографируемся. Джонас и его друг смотрят на фотографию и одобрительно кивают. Потом он указывает на мой «айфон» и говорит, что у его брата – более новая модель. Я улыбаюсь и собираюсь было спросить, откуда она у него, – но тут же понимаю, что знаю ответ. Поэтому, взъерошив его волосы, просто отвечаю, что меня вполне устраивает и мой. Он со смехом уворачивается. Эти веселые, озорные мальчишки с неиссякаемым запасом энергии сопровождают нас всю нашу экскурсию по трущобам.
Дойдя до вершины фавелы, мы оказываемся в небольшом баре – а точнее, хижине с намалеванным на стене красной краской словом «Бар». За стойкой мужчина в футболке национальной сборной пьет пиво – кажется, это владелец. Он предлагает нам пиво, но мы вежливо отказываемся. Однако уйти нам не дают, пока мы с Ривией по очереди не обнимаем его.
Прежде чем начать обратный спуск, мы останавливаемся, чтобы сфотографировать лоскутное одеяло хижин и кирпичных домиков, простирающихся до самого горизонта. Уму непостижимо, что здесь, в самой большой трущобе мира, живет 4,2 миллиона человек. Боль и радость идут здесь бок о бок, и для меня это место связано с множеством самых разных воспоминаний и эмоций. По узким переулкам мы направляемся к машине, и я вспоминаю, как бегала по ним девчонкой – то играя, то спасаясь. Я оглядываю это лоскутное одеяло и виднеющиеся вдалеке небоскребы Сан-Паулу – два параллельных мира в одном и том же городе. Электрические провода, протянутые от одной хижины до другой, совершенно не изолированы; тут и там припаркованы автомобильчики разных цветов.
Жизнь здесь одна, а в Швеции – совсем другая. Все время я не перестаю думать о пропасти различий между ними. И все же здесь радость и счастье ценятся гораздо выше.
Разве не логичнее было бы наоборот? Разве не должны все мы, жители Швеции, быть благодарными за собственное благополучное существование? Или же мы, подобно продажным бразильским чиновникам, хотим все больше и больше, забывая о том, как важно уметь ценить то, что имеешь?
Прежде чем завершится этот день, наш проводник хочет познакомить нас со своей семьей. В их «доме» нас встречает его жена. Она моя ровесница, и при этом мать четверых детей. Все они живут с ее родителями. Я пытаюсь следить за разговором, но про себя пересчитываю обитателей этой крошечной хижины – их девять! Здесь же находится еще кучка других детей, и в конце концов я сдаюсь, заключив, что в хижине живет слишком много народу. При этом люди удивительно добры и гостеприимны. На столе немедленно оказывается лучшее, что они могут предложить: попкорн и «Кока-кола». Пролазав целый день по фавеле, потрогав все руками, от растений до грязи, я не испытываю ни малейшего желания запускать руку в чашу с попкорном и отправлять эти бактерии в рот. Но в этот момент в голове у меня звучит укоряющий голосок. Эти невероятные люди делятся со мной тем малым, что у них есть, а я думаю о микробах. С этой мыслью я зачерпываю из миски пригоршню попкорна, благодарю их по-португальски и ем, молясь про себя высшим силам о том, чтобы не подхватить какой-нибудь вирус, или чтобы еда не оказалась испорченной, и надеясь, что за те восемь лет, что я питалась всем, что могла найти, мой желудок выработал иммунитет.
Посиделки получились очень душевные, и хотя старичок в доме уже пьян, несмотря на то что еще только полдень, он кажется счастливым и довольным. Он обнимает меня, и я отвечаю объятием. Однако объятие его слегка затянулось, и мне становится неловко. Я вымученно улыбаюсь и пытаюсь высвободиться – но когда у меня уже почти получается, к нему присоединяется жена, немного спасая ситуацию. Она заговаривает со мной, и вокруг меня мало-помалу собираются все остальные. Всем интересно послушать мою историю. Я слышу, как Ривия принимается рассказывать ее – кажется, в сотый раз. Они задают множество вопросов, и я пытаюсь ответить на все. Просто невероятно, что можно так долго прожить вдали от какого-то места, а вернувшись, чувствовать, какое все вокруг родное и знакомое. Старушка говорит, что гордится мной, и я немного удивлена. Что я сделала такого, чтобы эта женщина, с которой мы знакомы меньше часа, гордилась мной? Ривия переводит ее слова: «Ты бразильянка и не забыла своих корней, и вот ты здесь, приехала нас навестить. Ты не забыла нас, свой народ». Я признаю, что она права. Это тоже часть меня, и я не забыла и никогда не отрекалась от этой части своей жизни. Я просто жила в другом конце света.
В этих людях столько любви и тепла! У них есть так мало, но этим малым они готовы поделиться со мной и делают это с радостью и гордостью. И, несмотря на всю несправедливость и ужасы, я горжусь тем, что корни мои – здесь, в это