– Слушай, – говорю я, – я только что вернулась из приюта, где живут дети, у которых почти нет надежды на нормальное будущее. Эти дети рассказывали мне о том, как родители издевались над ними и эксплуатировали их, как их разлучили с братьями и сестрами, с которыми они, возможно, никогда больше не увидятся. У одного маленького мальчика на глазах убили отца – его облили бензином и подожгли. Поэтому – знаешь, что? Сейчас мне совсем не хочется слушать о проблемах людей из благополучных стран.
Она смотрит на меня во все глаза, и я вдруг понимаю, что надо было быть как-то помягче.
– О боже, какой ужас! – восклицает она. – Вот о чем я и говорю! Я отправила своей соседке сообщение, где написала, что на другом конце света дети умирают от голода, а мы тут… – и она снова заводит свою песню. Я прерываю ее и говорю, что опаздываю на встречу.
Это одна из тех вещей, которые мне были совершенно непостижимы с самого детства, и даже повзрослев, я так к этому и не привыкла. Мы словно живем в совершенно разных мирах.
Если вы всегда жили в безопасном и благополучном мире, у вас были деньги и дом, мать и отец, дети, муж, социальная поддержка, возможность нормального лечения, мирная жизнь без войны – список можно продолжать бесконечно, – вам нелегко понять тех, кто живет в гораздо более жестоких и опасных условиях.
Вернувшись домой, в свою уютную и тихую квартирку, я беру ручку и листок бумаги и пишу:
«Что мне делать со своей жизнью?»
И приписываю ниже:
«Изменить. Найти равновесие. Помочь другим людям».
Чуть позже я звоню Ривии и спрашиваю, может ли она ко мне приехать, чтобы вместе позвонить по Скайпу маме.
Ривия приезжает почти сразу. Она спрашивает, есть ли у меня номер телефона, и я диктую ей его. Со смешанными чувствами я слушаю гудки, гадая про себя, ответит ли мама, или Витория, или вообще кто-нибудь. Наконец трубку берет Витория, и Ривия все ей объясняет. Потом ободряюще смотрит на меня, и на своем ломаном португальском я говорю: «Привет, Витория, это Кристина». Витория здоровается со мной и говорит что-то еще. Ривия переводит: она говорит, что все в порядке, и спрашивает, когда я снова приеду. Я отвечаю – как только у меня будут деньги и время. Потом говорю Ривии, что хочу поговорить с мамой, и Ривия просит ее позвать. Я слышу, как Витория объясняет ей, что мы с Ривией ей звоним, потом слышу мамин голос и улыбаюсь.
– Привет, mamãe, как ты? – спрашиваю я по-португальски, и Ривия снова ободряюще мне улыбается. Mamãe отвечает, но мне трудно разобрать, что она говорит. Тут на помощь снова приходит Ривия. Я спрашиваю маму, как она себя чувствует и съездила ли она в Диамантину к своей подруге. Самочувствие ее в порядке, но к подруге не ездила. Мама говорит, что когда я приеду в следующий раз, мы снова пойдем в пещеры и приготовим там еду. Я отвечаю, что с нетерпением жду этого. Мама добавляет, что мы можем и переночевать там.
– Угу, – отвечаю я, но про себя думаю, что мне не очень-то хочется провести целую ночь в окружении ядовитых змей, пауков, скорпионов и сколопендр – во всяком случае, гораздо меньше, чем маме. И все же я говорю mamãe, что мы обязательно вернемся в наши пещеры, и она радуется, хотя тут же прибавляет, что в прошлый раз я слишком скоро уехала. Она все говорит и говорит, а Ривия поглядывает на меня. По ее взгляду я вижу, что мама ей на меня жалуется, но вместо того, чтобы переводить слово в слово, она резюмирует:
– Мама расстроена, что ты не побыла подольше, что не осталась на ее день рождения и что сейчас ты далеко. Она спрашивает, когда ты вернешься.
Я отвечаю, что приеду, как только смогу и как только будут деньги. Мама говорит, что денег у меня четыре триллиона, и я могу приехать, когда захочу. Мы с Ривией не выдерживаем и смеемся: по всей видимости, и до моей семьи дошли слухи, что в Швеции все неприлично богатые. Я пытаюсь объяснить маме, что это не так, но Ривия говорит, что это бесполезно. Я и сама это знаю, но для очистки совести все же хочу попробовать. Я не хочу, чтобы мама думала, будто бы мне не хочется ее видеть.
Я обещаю маме, что прилечу, как только смогу, и останусь на несколько недель, и еще – что буду звонить как можно чаще. Потом говорю, что люблю ее, скучаю по ней, и мы обязательно еще поговорим – и мы кладем трубки. На несколько секунд наступает молчание, потом я смотрю на Ривию. В этот момент во мне кипит целый водоворот эмоций. Невероятно! Я только что звонила своей матери в Бразилию. Это какое-то волшебство! Теперь мы друг друга не потеряем. Ривия улыбается и говорит, что пора бы мне заняться португальским.
Я ощущаю в теле тепло, но в голове роится тысяча мыслей. Разумеется, не бывает так, чтобы все прошло совершенно гладко и без осложнений. Я вдруг осознаю, что хотя эта поездка решила множество проблем, но взамен возникло столько же новых. Как мне общаться с матерью? То есть извлечь как можно больше из этого общения. Как я могу о ней заботиться? Этого они ждут от меня? И жду ли я сама от себя того же? Как мне поддерживать связь со своей семьей? Ведь моя жизнь здесь, в Швеции, – во всяком случае, пока. Но главный плюс в том, что эта поездка, знакомство с новыми людьми и погружение в повседневную жизнь Бразилии уже изменили меня. Я в полной мере ощутила, что такое иметь два дома, принадлежать двум мирам, наконец объединить две такие разные части моей личности. Я не верю в то, что смысл жизни заключается в поиске себя. Для меня жизнь – это создание твоей собственной реальности. И вот я спрашиваю себя: кем я хочу быть?
Спустя несколько месяцев я уже знаю ответ на этот вопрос: я основала собственную компанию. Я начала выступать перед зрителями, рассказывая свою историю – и не только. Моя цель – решение таких задач, как поиск своего места, борьба с предрассудками, столкновение культур и вопросы культурного многообразия. Мне хочется побуждать других людей на действия, вдохновлять их. Я основала фонд, работающий с детьми и подростками из самых незащищенных категорий, в Бразилии и других странах. Мы уже начали сотрудничество с моим приютом в Сан-Паулу. Я хочу сделать нечто большее, чем просто помогать миру больше потреблять. После встреч с детьми в приюте я поняла, что просто обязана это сделать.
Я рада и счастлива быть одновременно бразильянкой и шведкой, принадлежать обеим этим культурам. Всю свою жизнь я испытывала чувство вины и стыда, была слишком строга к самой себе, старалась со всем справиться в одиночку. Но теперь, думая о том, кем я стала, в целом я весьма довольна собой. Я не идеальна – боже упаси!
У меня множество недостатков, и я делала такое, за что до сих пор раскаиваюсь и стыжусь. Но в целом я собой довольна. Я не только шведка, но еще и бразильянка, и это круто!
В моей жизни было – и есть – много хорошего. Я получила больше, чем могла ожидать, – хорошего и плохого, и благодаря этому стала такой, какая есть, и после стольких лет наконец смогла принять себя и полюбить. Что было, то было. Тяжелее всего было простить себя за то, что я сделала, а также – за то, что думала, что сделала. Примирение с собой – долгий путь, но я чувствую, что иду в правильном направлении.
Послесловие
Говорят, что достаточно долгая человеческая жизнь длится около 650 000 часов. Я провела чуть больше 70 000 часов своей жизни на улицах и в трущобах Бразилии и в лесах неподалеку от Диамантины. Если я проживу долгую жизнь – целых 650 000 часов, – это будет означать, что больше одной десятой я прожила в нищете, каждый день борясь за выживание. Сегодня я не могу сказать, что сержусь на тех, кто организовал мое усыновление, но мне по-прежнему грустно оттого, что я не успела тогда попрощаться со своей родной матерью и никто не объяснил мне, что такое усыновление, до тех пор пока делать какой-либо выбор было уже поздно. Еще я злюсь оттого, что моей матери никто не помог, что ее бросили на произвол судьбы, оставили бродить по улицам. Я чувствую ярость при мысли об обществе, которое предпочитает отвернуться и не смотреть туда, куда смотреть неприятно. Сегодня население Бразилии составляет более двухсот миллионов человек. Сколько детей и взрослых из этих двухсот миллионов насилуют и избивают, сколько из них нюхают клей, чтобы заглушить чувство голода, и сколько преждевременно умирает от этого самого голода? Сколько из них давно оставили надежду, смирились с тем, что их жизнь ничего не стоит, и стали преступниками? Скольких из них мы могли спасти? И скольких хотим спасти?
Куда подевалась мораль общества, которое выстраивает невинных детей в шеренгу и хладнокровно расстреливает? Кем, по мнению этого общества, должны вырасти дети, которые ежедневно терпят унижения? Социально-адаптированными и активными гражданами? Эти дети вырастают с истерзанной душой и ведут себя в соответствии с тем, чему научила их жизнь. Зачем им проявлять доброту, если никто никогда не был добр по отношению к ним? А ведь эти дети столько могут дать. Доверие нужно заслужить, но бразильское общество, похоже, так до сих пор этого не понимает. Вместо того чтобы укреплять доверие своих граждан, государство предпочитает возводить стены, чтобы отгородиться от бедных. Бывают моменты, когда я заново переживаю то, что со мной произошло, вспоминаю то, что случилось, и стыжусь того, что я человек. Как могут люди допустить подобное?
Я зла на страну и на людей, которые закрывают глаза на страдания других. Но больше всего я злюсь оттого, что они предпочитают не замечать ценности любой человеческой жизни, ее красоты.
Легко говорить не задумываясь. Мне часто говорят, что я, должно быть, очень сильная, если сумела вынести все тяготы судьбы, и наверняка они сделали меня лучше. А я не считаю себя сильной. Слабой, впрочем, тоже – не слабее других. Просто мне удалось справиться с некоторыми жизненными ситуациями по мере своих сил. Но почему то, через что я прошла, должно было сделать меня лучше? Конечно, порой я быстрее других могу понять чувства человека в определенной ситуации. Но делает ли это меня лучше? То, что я видела, слышала и испытала, изранило мою душу. Я долго боялась рассказывать об этом тем, кого любила, ведь они могли возненавидеть меня. На протяжении многих лет я старалась не идти по этому пути. Но разве ребенок, который прошел через все эти ужасы, должен обязательно стать добрым, а не злым? Кто удивился бы, если бы в результате всех этих испытаний я ожесточилась бы? Люди часто говорят мне, что не смогли бы пройти через все то, что пережила я, но истина состоит в том, что каждый день миллионы людей испытывают подобное, и даже хуже. Люди – удиви