– А у него есть телефон?
– Не знаю, но попробовать стоит, правда? – она встала и помогла мне подняться. Людей вокруг было немного. Мы подошли к телефонной будке, и она подсадила меня; потом взяла трубку и протянула мне.
– Криштиана, как ты думаешь, какой у Бога номер телефона?
– Не знаю.
– А ты угадай!
– Мам, ну я не знаю!
– Ну попробуй!
– Хм-м-м… – я назвала первые пришедшие в голову цифры.
Она набрала номер – я слышала, как пищит телефон при каждой цифре. Когда она закончила, в трубке ненадолго стало тихо, а потом я услышала странный звук. Мама сказала, что теперь можно говорить.
– Но мама, это так странно!
– А ты все равно говори – Бог тебя услышит.
Я недоуменно посмотрела на нее.
– Господи, почему не бывает зеленых или красных детей? Почему они только белые, черные и коричневые?
Никто не ответил. Мама улыбнулась, взяла из моих рук трубку и повесила ее. Потом снова опустила меня на землю, взяла за руку, и мы пошли обратно по улице, туда, где нам предстояло провести ночь.
– Мам, похоже, у Бога нет телефона.
– Но он все равно тебя услышал.
– Значит, Бог мне ответит?
– Кто знает. Может быть, он придет к тебе во сне и ответит на твои вопросы.
– А Бог так может?
– Бог может все.
Когда мы вернулись в свой туннель и уселись на коробки, мама привалилась к стене, а я легла напротив. Она обняла меня и пожелала спокойной ночи, и я, довольная, заснула. На следующее утро я проснулась оттого, что мимо ездили машины и ходили люди. Многие шли, даже не глядя на нас. Один мужчина плюнул в нашу сторону и чуть в меня не попал. В ответ я показала ему язык. Мама строго посмотрела на меня и сказала:
– Криштиана, нельзя так себя вести!
Моя мама делала много такого, что и сейчас меня поражает. Для нее было важно, чтобы я хорошо себя вела. Если вам за тридцать, как мне, многие из ваших друзей детства наверняка уже обзавелись детьми. У большинства из них есть дом, надежное и безопасное жилище, где они могут не бояться жестокости этого мира. Если у вас самих есть дети, вы в тысячу раз лучше меня знаете, что такое вырастить и воспитать ребенка в современном мире. Я же никогда в жизни не пойму, как этим бездомным родителям удается воспитывать детей, несмотря на собственное нищенское существование. При всей бедности, моей матери хватало силы воли и решительности, чтобы каждый день отдавать мне свою любовь.
Для нее было важно, чтобы я не просто выжила, но стала хорошим человеком.
Люди, продолжающие заботиться о своих детях даже в таких условиях, настоящие герои – они живое доказательство того, что человек – удивительное существо. Моя мама знала: мы не должны опускаться до уровня человека, плюнувшего в нас. Она часто повторяла, что Бог все видит: и добрых людей, и не очень, а пропуск в рай не купишь.
– Криштиана, чтобы попасть в рай, нужно хорошо себя вести, а добро должно идти от сердца.
Жаль, что я не верю в такой рай – там, должно быть, чудесно.
Не помню точно, когда это случилось, но мама нашла работу: она устроилась уборщицей – кажется, на какой-то завод. Это было прямоугольное здание, в центре которого был небольшой дворик. Я помогала ей мыть туалеты. Мне казалось, я мастерски скребу, тру и таскаю ведра с водой – но, скорее всего, я просто путалась у нее под ногами. Мне было лет пять или шесть, и я любила бегать по фабрике. Мама говорила: главное, чтобы я не мешала другим людям работать, иначе ее выгонят и нам не на что будет есть. Когда я не бегала по заводу, здороваясь со всеми, и не помогала маме, я играла во дворе с землей.
Однажды ко мне подошел какой-то мужчина – седой и пожилой. Я узнала его: это он дал маме работу и разрешил ей брать меня с собой. Не знаю, был ли он хозяином этого завода или просто директором, но теперь он стоял передо мной и улыбался. Тепло поприветствовав меня, он спросил, чем я занимаюсь. Я указала на землю и ответила, что играю. Потом быстро прибавила, что когда закончу, то уберу за собой. Он рассмеялся, сказал, чтобы я не переживала, и стал задавать мне разные вопросы – как у меня дела, как дела у мамы, нравится ли мне здесь. Вопросов было много, но я вежливо отвечала – что дела у нас с мамой идут просто замечательно, и все хорошо, мы счастливы и очень благодарны ему за работу. Он спросил, понимаю ли я, как важна эта работа для моей мамы и для нас обеих.
Я ответила, что понимаю и что мы ему благодарны. Он все говорил и говорил, и мне вдруг стало неловко. Вдруг он сказал, что мама расстроится и рассердится, если я сделаю что-то не так и она не сможет больше здесь работать. Я смутилась и уже хотела было спросить его, можно ли мне идти, но решила, что это будет невежливо. Наконец мужчина спросил, хочу ли я леденец. Я ответила: «Да».
Когда я пришла к маме, она скребла щеткой пол в туалете. Увидев меня, она приветливо улыбнулась, но улыбка ее быстро угасла.
– Криштиана, что случилось? – спросила она.
– Так, мам, ничего. Тебе помочь?
Она пристально посмотрела на меня – как смотрела всегда, пытаясь угадать, о чем я думаю. Я отвернулась. Она подошла ко мне и спросила, не делал ли мне кто-нибудь чего-нибудь плохого. Я вспомнила, как тот мужчина сказал, что нам с мамой нужна была эта работа и деньги. Это я была во всем виновата. Но она не сдавалась, пока я наконец не призналась, что попробовала его «леденец».
Мама посмотрела мне в глаза: взгляд у нее был странный, а вид грустный и рассерженный. Я подумала, что, наверное, что-то не так сделала, и заплакала. Она обняла меня и взяла на руки, чего давно не делала – ведь я была уже большая. «Ты уже не маленькая», – часто повторяла она.
Мама вышла из туалета, оставив там весь свой инвентарь. Со мной на руках она ушла прочь с завода, и больше мы туда не возвращались. Пройдя немного, мы присели, и она попросила меня рассказать ей, как все было.
Я извинилась и сказала, что это я во всем виновата. Я не знала, что сделала не так, но больше так не буду. Мама объяснила, что я не виновата и не сделала ничего плохого. Виноват тот человек, и мы больше не вернемся на эту работу. Она сказала, что с мужчинами надо быть осторожнее, что они гораздо хитрее женщин. Покинув наши уютные и безопасные пещеры, мы оказались в совершенно другом мире, где действовали другие правила выживания. Я очень быстро поняла, что нужно к нему привыкнуть и как следует усвоить новые для меня законы уличной жизни. Один неверный шаг может оказаться последним. Из всего этого происшествия на заводе и из того, что тот человек сделал с маленькой Криштианой, я предпочитаю помнить только хорошее. Разумеется, в той ситуации ничего хорошего не было. Наши эгоистичные и низкие поступки могут легко и навсегда сломать жизнь другому человеку. Но вместо того, чтобы сохранить воспоминание о темной стороне случившегося, я запомнила, что сделала моя мама. Я понимаю, чего ей стоило просто взять меня на руки и уйти с завода, когда мы так отчаянно нуждались в деньгах! Она нашла время, чтобы объяснить мне, что в случившемся нет моей вины. То, что случилось, было ужасно, но я повзрослела и со мной осталась мамина любовь, а низменные намерения того человека – далеко в прошлом. Думаю, в этом-то вся разница. И в то же время я не могу отделаться от мысли обо всех девочках и женщинах, которые терпят унижения и которым никто не может указать верный путь. Разумеется, мне нелегко было это преодолеть, но любовь победила зло. А что если в сердце живет одно лишь зло?
Возвращение в другой мир
2015 г.
Я лечу в самолете где-то между Лондоном и Сан-Паулу. Меньше чем через десять часов я впервые за двадцать четыре года ступлю на землю своей родины. Меньше чем через десять часов в моей жизни случится новый поворот. Наверное, он уже произошел – три-четыре месяца назад, когда я решила расследовать собственное прошлое. Да и кто знает, когда начался этот путь… Может быть, он начался двадцать четыре года назад, когда меня удочерили и я попала в деревушку Виндельн в лесной чаще на севере Швеции.
Я всегда знала, что однажды вернусь туда, где родилась. С одной стороны, мне хотелось, чтобы это случилось поскорее, и я не могла ждать, пока мне исполнится тридцать два. С другой же – я знаю, что до сих пор не была готова.
«А теперь-то готова?» – спрашивает язвительный голосок у меня в голове.
Я отмахиваюсь от него и смотрю на маленький желтый блокнот – подарок Ривии, которая сидит в соседнем кресле самолета.
Многие спрашивают меня о решении вернуться – в основном из любопытства. Они пытаются понять, каково это – одновременно принадлежать двум таким разным культурам; что чувствуешь, когда в твоей жизни происходят подобные радикальные перемены, переезд в другую страну, когда тебе всего восемь лет. Мне порой кажется, что за этими вопросами скрывается что-то еще. Не собираюсь ли я, случайно, уехать из Швеции навсегда? Иногда у меня возникает ощущение, что спрашивающий считает, что так будет лучше. Но, к счастью, подобные ощущения бывают не очень часто. Когда меня спрашивают: «А ты никогда не думала вернуться домой, в Бразилию?», я не знаю, что ответить. Не потому, что не знаю, хочу ли, а потому, что для меня это очень странно. Ведь вот уже двадцать четыре года мой дом – север Швеции. Я шведка. Это моя страна.
А где мне жить в Бразилии? В пещере? В фавеле? На улице? В приюте? Уверена, что ребята из приюта не согласились бы, что мое место там. Мой дом, по крайней мере, сейчас – Швеция. Кто знает, может быть, через десять лет моим домом станут США, Австралия или Норвегия. Дом – это место, где ты счастлив, где чувствуешь себя в безопасности, где живут твои друзья и родные. Мой дом – это место, где я работаю и где я чувствую себя дома. Я понятия не имею, буду ли чувствовать себя дома в том месте, где приземлится мой самолет, но с того самого момента, когда я решила вернуться, воспоминания мои день ото дня становятся все ярче. Во мне даже проснулось желание снова увидеть пещеры. Может быть, в моем сознании эти самые пещеры в лесах рядом с Диамантиной, где мы жили вместе с мамой, ближе всего к образу дома.