– Лазутина работает в приемнике? – выдохнул, машинально качнувшись вперед, – я не знал…
Действительно, даже не представлял. Нет, я не жил в вакууме. Работать у меня необходимости не было, но я компенсировал это летней практикой в больнице отца. Утки, конечно, не выносил, но как делать уколы, капельницы, и с какой стороны подойти к пациенту представлял совершенно точно. И то, что многие ребята на курсе подрабатывают, тоже тайной не являлось. Они часто описывали истории и казусы, сопровождающие их нелегкий труд, но только не Кобра. Она никогда не участвовала в этих разговорах, не упоминала о работе и ничего не рассказывала. Впрочем, а когда я слышал, чтобы она хоть что-то о себе рассказывала? Так, мельком упоминала что-то, но я не заострял внимания…
– Баринов, а ты вообще, кроме себя любимого, что-нибудь вокруг замечаешь? – ехидно отозвалась Ирка, – не у всех есть заботливые папа с мамой. Янка так вообще одна осталась, ей денег просить не у кого. Вот и пашет, как может…
Так вот почему мне показалось, что она какая-то уставшая. Вымотанная. И все равно согласилась пойти со мной, несмотря на то, что сорвался на нее… Зачем? Куда проще было отправить меня за горизонт и уйти домой. Но она поехала… ведь и тогда в квартире, когда я пришел к ней за помощью, она не отказала. Несмотря на нашу ругань и мои издевки, все равно решила помочь… а я только и смог, что наговорить в очередной раз гадостей… а разве это она виновата в том, что случилось?..
Баринов, пора признать очевидное… ты действительно придурок.
Глава 10
Яна
– Держи, – передо мной на стол легла пузатая шоколадная конфета, вызвав непроизвольное слюноотделение, – а то скоро все решат, что мы больных нещадно эксплуатируем.
Надя, полная женщина около сорока лет, тепло улыбнулась мне и села заполнять журнал. Она никогда не сидела на диетах, с легкостью относясь и к недостаткам собственной фигуры, и вообще не заморачиваясь по пустякам, а в карманах всегда носила с десяток разномастных конфет, щедро угощая ими окружающих. Я обычно отказывалась, не разделяя столь безразмерную любовь к сладкому, но сейчас была искренне благодарна за угощение.
Смена, начавшаяся всего четыре часа назад, грозила стать поистине незабываемой, причем не в самом лучшем смысле этого слова. Едва я успела переодеться, как машины скорой, подъезжающие едва ли не каждые пять минут, а также самообратившиеся, которые не успели, или не захотели, посетить поликлинику, потекли нескончаемым потоком.
Нас в смену работало три медсестры и два санитара, но сегодня был просто не наш день. Один из санитаров, пожилой полноватый мужчина, который успел отсидеть несколько лет за воровство, сломал ногу накануне, неудачно поскользнувшись около подъезда. И если в его власти осталось хотя бы обматерить нерадивых дворников, жалеющих себя и песок для тротуаров, то мы вынуждены были справляться вчетвером, разделив обязанности. И в свете огромного количества работы, мы крутились по отделению на пределе возможностей.
Помимо Нади со мной работала еще одна медсестра, Оля. Она около полугода назад переехала с семьей из-под Иркутска, решив сменить климат на более теплый. И теперь ее дочь готовилась поступать в вуз, а Оля с мужем работали изо всех сил, стараясь подкопить на случай, если с бюджетом ничего не получится. Я только тихонько вздыхала, слушая ее вечерние разговоры с семьей, и слегка завидовала. Повезло им. Всем.
Сережа, второй наш санитар, был студентом второго курса медицинского. Весьма симпатичный, невысокий, чуть худощавый парень работу свою выполнял на отлично, не воротя нос даже от бомжей, а по пути старался нас развлечь шутками и анекдотами, которых знал великое множество. Мы сначала скептически посматривали на не в меру шумного и веселого парня, а затем оттаяли. Теперь он был «душой» нашей тесной компании.
Отношения в коллективе сложились весьма дружеские. Даже мне здесь было очень уютно и просто. Я улыбалась, рассказывала о делах в универе, интересовалась последними новостями и с удовольствием помогала вне работы по мере сил и возможностей. Однокурсники бы сильно удивились, если бы узнали, что я тоже могу быть такой. Простой. Открытой. Порой даже беззаботной. В том ли дело, что Надя с Олей были намного старше и материнское отношение переносили на меня, подкупая этим, или в том, что нам в принципе было нечего делить и я не ожидала банального удара в спину, не знаю. Но факт оставался фактом – на работе я могла быть самой собой. Почти.
Хоть бы передышка продлилась подольше. Принимаешь, оформляешь, вызываешь врача, отводишь пациента на анализы и обследование, приносишь результаты, вызываешь врача… все по кругу до такой степени, что если в какой-то момент тебя остановят, то ты вряд ли сходу вспомнишь что делал пять минут назад. Потому что в этот момент ты автомат, почти робот.
Но сегодня этому наплыву я была почти рада. Почему? Потому что времени на размышления не оставалось. А они все равно беспокойными пчелами просачивались сквозь пелену усталости и напряжения, раз за разом заставляя вспоминать о событиях вчерашнего вечера и, немного, сегодняшнего дня.
Нет, я ни на секунду не усомнилась в своем решении больше никогда не иметь никаких дел с Бариновым. И плевать, кто или что заставляет его искать моей помощи. Я готова хоть кровью расписаться, что претензий не имею, и даже акт приемки-передачи приложить. Выслушивать его колкости, терпеть бесконечное раздражение и резкие выпады… ради чего? Даже жирный плюсик в карму того не стоит.
Но память раз за разом подкидывала кадры с сегодняшних занятий. Баринов буравил меня взглядом с самой первой пары, заставляя проявлять чудеса выдержки и не подавать виду, что меня это волнует. Почему-то мне казалось, что он хочет поговорить. Но внутри все восставало против этого разговора – я была уверена, что ничего хорошего в очередной раз не услышу. Поэтому всеми силами избегала парня, стараясь не оставаться в одиночестве. И Баринов не подходил, периодически вздыхая и все так же не сводя с меня непонятного взгляда. К концу учебного дня мои нервы, казалось, уже звенели от напряжения, поэтому из аудитории выскочила с такой скоростью, словно это за мной охотились все черти ада. Только на работе смогла немного отдышаться.
– Наконец-то, все! – облегченно выдохнула Надя, с глухим шлепком бросая журнал поступивших в угол стола, – ненавижу уже эти бумажки заполнять! Может скинуться коллективом на писаря?
Я только понимающе хмыкнула. Писанины хватало, это правда. В общей сложности у нас в приемном было около двадцати различных журналов, и не заполнить хоть один было тем еще испытанием. В основном моральном, так как в итоге оборачивалось убедительным «внушением» от старшей медсестры.
– Иди, поешь, пока никого нет, – кивнула в сторону сестринской Надя, – а то костюм уже как на вешалке болтается. Никакой красоты.
– Не выдумывай, все у меня на месте, – привычно буркнула я в ответ, а желудок, предатель, громко заурчал, выказывая несогласие с политикой партии. Вот только порадовать его мне было практически нечем. Двойная нагрузка на работе, сложная учеба и дикий недосып не оставляли места для кулинарных подвигов. А сегодня, поглощенная мыслями о ненавистном одногруппнике, я даже в магазин зайти забыла. И теперь из еды у меня был растворимый кофе и полпачки песочного печенья, оставшегося с прошлой смены. Негусто. А, сахар еще! Живем…
Тяжело вздохнув, я в сомнении покосилась на сестринскую… впрочем, сладкий кофе можно и выпить, желание спать к вечеру только усилилось.
– Янка, а ну быстро есть иди! – рявкнула Надя, от чего я даже подпрыгнула, взвившись на ноги, – кому сказала! Что, зря я тебе котлету с макаронами тащила? Бегом давай!
– А… ой… я… спасибо, не голодная я… в универе поела хорошо, – попыталась, заикаясь от щемящего чувства в груди, отказаться я.
Но проще отодвинуть бегемота, чем отмахнуться от Нади.
– Ага, а желудок урчит от переедания, – хмыкнула она, а затем серьезно проговорила, – Янка, не дури. Думаешь, никто ничего не видит и не замечает? Все мы знаем, и про твои дежурства, и про универ, и про Наташку. Немудрено, что готовить тебе некогда. Вот я и решила… да и вообще, в свете отсутствия одного санитара, твой обморок нам тем более не нужен. Так что будь добра, не подводи коллег, – последние слова прозвучали ворчливо, почти недовольно, но я видела, как улыбаются глаза Нади.
И была безумно ей благодарна. Обо мне уже давно так никто не заботился…
В груди защемило от невыразимых эмоций, а я с трудом проглотила слезы.
– Спасибо, – одними губами прошептала я, но меня услышали.
– Не за что. У тебя полчаса.
Я кивнула и вышла из регистратуры.
Чтобы через три шага упереться в подозрительно знакомую грудь, вдохнув легкий запах терпкого парфюма.
Нет, не может быть!
Но глаза Баринова смотрели на меня сверху вниз, не оставляя шансов на голодный бред.
– Привет, – вышло хрипло, пришлось даже кашлянуть, – что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
Точно, он, скорее всего, за медицинской помощью пришел! Мало ли – молотком по пальцу попал или собственной желчью подавился, наконец-то… всяко бывает…
– Нет, – мотнул он головой, – я пришел поговорить.
О, нееет…
Я едва не застонала, но в этот момент раздался грохот распахиваемой двери, со всей силы приложившейся о стену ручкой, а в холл ввалился парень с окровавленной девушкой на руках.
– Помогите! Скорее!
Вот и кофе… вот и разговор…
Но времени на бесполезные стенания не было. Потому что следом в дверь протиснулся еще один неизвестный с обмякшим телом на руках…
– Потом, – отмахнулась я от Баринова, срываясь с места, – не сейчас…
И стыдно было признаться, но где-то глубоко внутри я безумно радовалась этой отсрочке. Мне нужно время, а сейчас ждать он точно не будет. И учитывая, что завтра суббота… до понедельника у меня будет куча возможностей придумать правильные слова.