Усадив и сняв с нее ботинки, я быстро скинул с себя верхнюю одежду и обувь и аккуратно подтолкнул девушку к ванной комнате, чуть поддерживая, чтобы не упала.
– Давай, Янка. Другого выхода все равно нет. А я пока в комнате подожду, телевизор посмотрю. Погромче.
Но девушка делала неохотные шаги, а около двери и вовсе остановилась, начав нервно закусывать губы.
– Что такое? Плохо? – по-своему истолковал я заминку, готовясь подхватить ее в любой момент. Но тут же замер в удивлении, когда яркий румянец раскрасил щеки Лазутиной, прогнав неестественную бледность.
– Я… не умею… никогда… ни разу.., – сбивчиво пробормотала она, тщательно отводя взгляд и тяжело опираясь спиной о стену. Лишая меня дара речи и выметая все-все мысли из головы в осознании степени подставы.
– Неужели совсем ни разу? Серьезно? Так не бывает… – отчаянно выдаю я и, получив едва заметный кивок, непроизвольно сжимаю кулаки. Раздается еще один глухой стон, и на этот раз он мой, но вряд ли чувства в нем меньше. Потому что это полная засада…
Господи, за что??!!
Я едва сдержал рвущийся из груди истеричный смешок. Впервые оказался в такой ситуации, когда выход был настолько очевиден и прост, но абсолютно неприемлем. Я напоминал себе изголодавшегося путника, который нашел кусок хлеба, но не мог утолить голод, потому что этот кусок лежит на земле, от него уже кто-то откусывал и вообще чувствовать себя бомжом выше его сил. В общем, глупо и нелепо до крайности.
Но девушке было не до моих ассоциаций. С тяжелым вздохом она медленно начала сползать по стене, садясь на пол. Я дернулся к ней с желанием поддержать, но был остановлен тихим, но категоричным:
– Нет! Не надо! – и уже спокойнее, почти обреченно, – не трогай меня, пожалуйста. Мне и так тяжело, а ты… твои руки… запах… ты делаешь только хуже…
– Прости, я просто хочу помочь, – отступил на шаг, нервно взъерошив волосы на голове. Я готов был перевернуть весь город, если бы это ей помогло, но никак не мог придумать мало-мальски действенного чудо-средства. Разве только…
Но мысль до конца оформиться еще не успела, как меня вновь огорошили.
– Просто уходи, – жалобно простонала Лазутина, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки, – не надо меня жалеть. Уходи, Баринов. Я справлюсь. Холодная вода идет без перебоев, в конце концов. Не сдохну…
Звучание собственной фамилии неприятно резануло. Тут же вспомнилось, как отчаянно девушка рванулась ко мне, когда я ее нашел там, на улице… тогда она назвала меня по имени. Едва ли не впервые с момента нашего с ней знакомства. И это, несмотря на все события, еще долго будет греть меня изнутри, отзываясь лишними толчками сердца.
Я опустился перед ней на корточки, еле удерживаясь от того, чтобы не прижать ее к себе в попытке защитить от всего мира.
Справится… будет сходить с ума, умирать на этом полу, но никогда не попросит о помощи. Наказание мое…
Наверное, я слишком много выпил. Хотя, когда вел машину по ночной дороге, казался сам себе трезвее хрусталя. Но иначе, вырвавшиеся неожиданно даже для самого себя слова, объяснить не мог.
– Я могу сделать все сам…
На миг захотелось зажмуриться, когда девушка вскинула голову, уставившись мне в глаза. Ее взгляд до сих пор оставался слишком черным и рассеянным, но ни возмущения, ни злости, которых я так боялся, не было. Лишь легкое удивление и обреченная усталость, как отпечаток невероятной борьбы с собственным телом. Предававшим хозяйку, хоть и не по своей вине, но слишком неумолимо, чтобы не понимать, что конец выдержки уже близко. Впрочем, учитывая признание Лазутиной, самой ей с этим не справиться, и холодный душ тут не поможет.
Я боялся, что мне просто отвесят мощную пощечину, и выставят за дверь, наградив нелицеприятными эпитетами. Но когда прозвучал ответ девушки, я поначалу даже решил, что мне послышалось.
– Как? – она вновь облизнула губы, и я с трудом оторвал от них взгляд, слегка зависая. Слишком манящим оказался этот нехитрый жест. Слишком сильным – мое желание стать ближе. Как же не вовремя…
С усилием оторвавшись от соблазнительного вида и собственных фантазий, я немного помолчал, подбирая слова. Но все звучало слишком пошло и неправильно, чтобы стать достойным объяснением. Вот что она хочет услышать? Неужели сама не понимает?
Но Янка будто гипнотизировала меня своими колдовскими глазами, словно в изощренной пытке. И я решил не заморачиваться. Зачем? Ведь от слов не изменится, по сути, ничего.
Я осторожно протянул руку, огладив тыльной стороной пальцев девушку по щеке. С щемящей нежностью встретив ее вздох, с которым она чуть прижалась к моей руке, прикрыв глаза.
– Ты мне доверяешь?
И снова томительные секунды. Снова ожидание. Словно последний рубеж перед тем, чтобы стать по-настоящему близкими. И речь сейчас шла совсем не о физиологии. Почему-то я был уверен в том, что ее ответ безвозвратно изменит все. И как раньше уже точно больше не будет.
– Да.., – еле слышно, но мне большего и не требуется. С удивлением обнаруживаю, что все это время я задерживал дыхание. Никогда еще две буквы не значили для меня так много. Ни разу еще ничего я не ждал с такой надеждой, еле сдерживая нетерпение и беспокойство. И награда оказалась слишком велика, чтобы сдержаться хотя бы в малом…
Я аккуратно вновь подхватил Янку на руки, стараясь двигаться максимально быстро. Несколько шагов и вот уже опускаю девушку на кровать, присаживаясь рядом. Всего несколько шагов, но я успел заметить и непрерывную мелкую дрожь, сотрясающую хрупкое тело, и неестественную скованность. Да и сейчас, избавившись от моих рук, расслабленной она не выглядела.
В комнате было темно, а неяркий свет луны позволял разглядеть очертания предметов, не более. Тем не менее, я то ли видел, то ли больше чувствовал, как подрагивают густые ресницы крепко зажмуренных век, а приоткрытые губы пропускают частые вдохи и выдохи. Такая нежная и такая беззащитная, что в растерянном восторге отзывается собственная душа…
Снова оглаживаю пальцами ее скулы, чувствуя, как она резко вздрагивает от первого прикосновения. Хмурюсь, но руку не убираю.
– Не бойся, – шепчу, плавно спускаясь к шее, – я никогда тебя не обижу, Яна…
Не знаю, насколько она понимает то, что я хочу ей сказать – ее глаза по-прежнему закрыты, но через несколько мгновений тело девушки чуть расслабляется. Позволяя мне сделать то, что так ей сейчас необходимо, несмотря на обстоятельства и наши эмоции. И я не говорю вслух, но точно знаю, что скорее позволю отрубить себе обе руки, чем предам это доверие.
Время становится тягучим и вязким, когда я на мгновение замираю перед следующим шагом. Понимая, что это последняя грань, за которой пути назад не будет, и изменить что-то станет попросту нельзя. Оставалось лишь решить для себя, готов ли я осознать и принять все последствия своего смелого предложения. Потому что уверенности в том, что утром, вспомнив все случившееся, Янка не станет меня избегать, не было.
А вспомнит ли? И чего я хотел больше, чтобы забыла или раз за разом краснела от воспоминаний, когда думала обо мне? Не знаю…
Пальцами нежно, почти невесомо оглаживаю нежную кожу шеи, спускаясь на ключицы. Безумно хочется повторить их путь губами, языком выводя замысловатые узоры, но я не в праве. Даже несмотря на то, что Лазутина сама этого без сомнения хочет – хриплый выдох через стиснутые зубы и чуть запрокинутая голова, открывающая больше пространства для маневра, говорят лучше любых слов. И останавливает меня вовсе не сила воли вкупе с совестью, а простой и честный вопрос. Чем же я тогда лучше Брагина?
Можно вообще обойтись без этой прелюдии, но я не могу. Это маленькая уступка самому себе, способ хоть немного облегчить собственные муки. Ведь только коснувшись молочно-белой в сумраке кожи, я осознал, что это пытка для двоих. И, в отличие от девушки, мне не сторговаться с собственной памятью, запечатывающей каждый момент этой вынужденной, но все равно такой прекрасной близости.
Я веду ладонь ниже, придерживаясь безопасной середины и лишь вскользь задевая аккуратную грудь, но и этого больше чем достаточно. Девушку сотрясает новая волна крупной дрожи, а от меня не укрывается то, как отчаянно она сжимает согнутые в коленях ноги в безуспешной попытке остановить нарастающее желание большего. И то, что между моей рукой и ее кожей слой тонкой ткани, не меняет абсолютно ничего.
Полоска обнаженного живота обжигает мои пальцы, а на моем пути первая и единственная преграда. Я жду, что Янка все же попросит меня остановиться, когда подбираюсь вплотную к пуговице джинсов. Чуть запнувшись, отточенным движением расстегиваю последнюю, аккуратно, но настойчиво забираясь дальше. Чтобы с трудом сдержать удивленный вздох, почувствовав тонкое кружево.
Ну, Лазутина!
Это открытие оказалось сродни контрольному выстрелу. Я ожидал чего угодно, но реальность потрясла меня до глубины души. Даже на ощупь ткань была тонкой, нежной и, я был в этом уверен, донельзя сексуальной. Темнота не позволяла оценить ни цвет, ни какие-либо другие детали, но моему воображению это и не требовалось. Образ полуобнаженной девушки в черном откровенном комплекте заставил сжать зубы и тихо замычать от резкого прилива крови к паху. Теперь даже самые страшные тряпки на ней не заставят меня забыть об этом. О том, что под невзрачной оберткой скрывается полная самых неожиданных сюрпризов девушка…
Внезапно она выгнулась, вцепляясь в покрывало пальцами, и комнату огласил первый хриплый стон, когда я впервые осторожно прикоснулся к клитору. Поглаживая и приручая в нежном знакомстве. Лишний раз убеждаясь в том, что Лазутина так отчаянно старалась скрыть последний час.
Янка была возбуждена. Очень. Слишком уж легко скользили мои пальцы, обильно увлажненные тягучим секретом. Слишком уж откровенно и ярко отзывалось ее тело в попытке приблизить момент долгожданного освобождения. Которое этой ночью я должен ей подарить любой ценой.
Мои пальцы двигаются медленно по круговой траектории, распаляя девушку еще больше, но я не хочу торопиться. Каждый новый вздох, каждый стон отдавался в моем теле разрядом яркого удовольствия, учащая сердцебиение. Стараюсь отвлечься, подумать о чем-то скучном и обыденном, но не получается. Перед глазами, будто на повторе, образ Лазутиной, обводящей пересохшие губы языком…