Да, это была картина. Не фотография. И мы никогда не были на этой скамье и в этом парке. Но художник оказался поистине талантливым, передав малейшие черты внешности и эмоций, даже не позволив усомниться и на миг в реалистичности изображенной сцены. Как я мечтала об этом… хотя бы на картине оказаться в объятиях бабушки…
Мне показалось, что прошло чудовищно много времени, пока я стояла безмолвной статуей, пытаясь совладать с голосом и предательской влагой на лице. Никита терпеливо ждал, облокотившись на полку с фотографиями и даже не смотрел на меня, за что во мне запоздало шевельнулась благодарность.
– Как? – прохрипела я одно слово, вкладывая туда все, что сейчас бурлило у меня в душе.
Но Баринов всегда был сообразительным, так что прекрасно меня понял.
– Две фотографии и очень полезные знакомые, – пожал он плечами почти небрежно, но тут же спохватился, – кстати, держи, возвращаю. Извини, что взял без спросу.
Из внутреннего кармана черной куртки появляются до боли знакомые карточки, аккуратно ложась на родную полку. А я ошалело перевожу взгляд со снимков на полку, а затем на парня и обратно. Понимая, что за всеми этими переживаниями даже не заметила их пропажу. Мамочка дорогая…
– Зачем? – я сегодня прям мисс Лаконичность.
– Не знаю. Просто так, – пытается отмахнуться от меня Никита, но я упорно буравлю его взглядом, не давая надежды на помилование. И он сдается, – хотел сделать тебе приятное. Скоро Новый год, а ты мне как-то говорила, что хочешь такое фото. Но я не волшебник, поэтому вот так… не нравится?
Он бросил взгляд на картину, которую по-прежнему придерживала моя рука, а я не выдержала. И аккуратно прислонив свой самый дорогой в жизни подарок к стоящему рядом столику, быстро подошла к Баринову и, не задумываясь о том, что делаю, крепко прижалась всем телом, обхватывая парня за шею и утыкаясь лицом в плечо. Не в состоянии выразить словами то, что я чувствую, но пытаясь сказать это телом и жестами.
– Нет, Никита, – голос прозвучал глухо, но сомнений в том, что меня слышат, не возникло, – ты самый настоящий волшебник. И даже лучше. Это… это так… я не знаю, как сказать… спасибо тебе большое… это самый лучший в мире подарок.
Сильные и горячие ладони ложатся на мою талию, прижимая меня крепче к мужскому телу. Захватывая чувствительные ямочки чуть ниже поясницы, но в этом жесте нет ни капли сексуального подтекста. Баринов прижался щекой к моей голове, шевеля тихим дыханием волосы, давая потрясающее чувство защищенности и уюта. И это еще раз с беспощадностью палача напоминает мне о том, почему я должна его отпустить…
– Пожалуйста…
Две секунды. Ровно столько я позволяю себе еще насладиться его запахом и ласковым теплом. А затем аккуратно выворачиваюсь из рук мажора, игнорируя настойчивое желание тела и разума вернуться обратно.
– Мне надо отменить такси, – выдавливаю нелепое объяснение своему поведению, но продолжаю отступать в сторону спальни под разочарованным взглядом, – и одеться. Я скоро…
И скрываюсь за дверью, тут же закрывая ее, и обессилено прислоняясь к ней спиной с другой стороны. Понимая, что это больше похоже на бегство, но уверенная – так будет лучше для всех. А для него – особенно.
На этот раз взять себя в руки получается значительно быстрее. Я нахожу телефон и отменяю заказ на машину. Затем медленно скидываю халатики, оседающие пушистым облаком вокруг моих ног, и надеваю платье, с удовольствием оглядывая себя в зеркале. Сегодня я как никогда похожа на себя прежнюю. И, черт возьми, мне это совершенно определенно нравится!
Несколько штрихов косметикой, немного, только пару мазков пудрой, тушь на ресницы и нежно-розовую помаду на губы, и девушка в зеркале окончательно завершает преображение. Лодочки на шпильке, и я уверенно открываю дверь, выходя в гостиную.
Чтобы окунуться в потрясенное молчание. А поймав взгляд Баринова, вдруг теряю всю свою уверенность, начиная нервно покусывать накрашенные губы. Не в силах следовать дальше, пока он не решится что-нибудь сказать.
– Янка, – его голос срывается и приходится откашляться, чтобы продолжить, – Янка, ты потрясно выглядишь…
Комплимент неуклюжий, банальный, но я почему-то не могу сдержать улыбку, а сердце стучит быстрее, предавая хозяйку.
– Спасибо, – почти шепотом. И вновь молчание, потому что ноги отказываются двигаться дальше.
Затем мне помогают надеть дубленку и сапоги, порываясь все сделать самостоятельно. Но я не позволяю. Рваными движениями хватаю сумочку с ключами и телефоном, и быстро выхожу в подъезд, стремясь покинуть личное пространство парня. Стараясь снова убедить саму себя в правильности собственного решения. Но таковым его признавал лишь разум. Не сердце.
И я буквально кожей чувствовала, как время отстукивает секунды в обратном отсчете. Осталось совсем немного…
Глава 32
Яна
Вопреки моим страхам, все проходит великолепно. Мы ни разу не сбились с текста, не перепутали очередность и даже мой голос почти не дрожал. Только улыбка, намертво приклеившаяся к губам, получилась, похоже, слишком искусственной.
Как узнала?
Да очень просто – Баринов. Как ни странно, но он «раскусил» меня с первых минут. Я чувствовала кожей настороженные взгляды, которые Никита бросал на меня на протяжении всего концерта. Но старательно «не замечала» их. А когда он попытался взять меня за руку, ободряюще сжав пальцы, тут же высвободилась, проигнорировав поджатые губы и хмурый вид парня.
Так было нужно. И неважно, что мне самой больше всего на свете хочется прижаться к его горячему боку и чтобы он не выпускал мои ледяные ладони из своих рук. Все это теперь не имело никакого значения.
Но как я не старалась подготовиться к нелегкому разговору, ничего не вышло. Концерт закончился слишком быстро, а у меня внутри по-прежнему царил невообразимый бардак.
А еще эта картина… Легко и так не было, а с ней стало еще сложнее.
Наши последние слова… финальная музыкальная композиция… громкие аплодисменты…
Среди враз засуетившихся людей вокруг мы с Бариновым стоим, будто выпав из реальности. Глядя друг другу в глаза. Я – растерянно. Он – со странной решимостью.
Словно инь и янь.
Две стороны одной медали, которым просто не суждено быть вместе.
– Яна, я хотел…, – начинает парень, делая ко мне шаг и становясь непозволительно близко для того, кто уже через несколько минут станет для меня чужим. Но отреагировать я не успеваю.
– Так вот же они! – голос Веры Афанасьевны звучит совсем рядом и слишком громко, чтобы мы смогли сделать вид, что не услышали. Мы с Бариновым машинально обернулись к источнику шума, а мне послышалось, будто с его губ сорвалось что-то совсем уж неприличное.
– Никита, – рядом с Верой Афанасьевной стоял наш ректор, Николай Демидович, собственной персоной. И хоть личных претензий у меня к нему, вроде, не было, особой симпатии тоже не случилось. Почему-то внутри сформировалось стойкое ощущение, что за вечно снисходительным выражением круглого лица располневшего мужчины предпенсионного возраста, скрывается презрение и откровенная скука. Будто ему давно надоели студенты и преподаватели со своими вечными проблемами, и даже собственная должность. И он делает всем огромное одолжение, занимая ее. Впрочем, возможно мне это только казалось, – можно вас на минуточку? Николай Демидович был приятно удивлен вашим участием и хочет задать пару вопросов…
Баринов не изменился в лице ни разу, но я нутром почувствовала, насколько ему до фонаря вопросы ректора вместе с его никуда не впившимся интересом. Но выбора не было, и Баринов это тоже прекрасно понимал.
– Подожди меня, я скоро, – настойчиво проговорил он, скользнув горячими пальцами по моему оголенному плечу, а я вздрогнула. И уж точно не от отвращения. Скорее совсем наоборот – жаркая волна мурашек окатила меня от ключиц до пяток, сбивая дыхание. Ох…
Попытавшись обхватить себя руками за плечи в попытке сохранить неожиданное ощущение, обнаружила, что до сих пор сжимаю папку со сценарием.
Что ж, это даже к лучшему. Отвлекусь ненадолго.
Я медленно дошла до небольшого стола за кулисами и аккуратно водрузила папку на него. Провела кончиками пальцев по тисненой искусственной коже в задумчивости, погружаясь в собственные мысли.
– Привет, – знакомый голос заставил меня резко обернуться. Просто не ожидала, ничего большего. Впрочем, радости встречи не было, как и желания разговаривать. Но я себя пересилила, даже выдавив улыбку.
– Привет, – Волков сиял так, будто увидел Деда Мороза. И если бы не это злосчастное свидание, я бы ни за что не сдержалась – поморщилась. Но парень в упор не заметил моего настроения, – поздравляю с дебютом.
– Спасибо, – постаралась я улыбнуться как можно загадочнее. Надеюсь, что это не выглядело так, будто у меня разом заныли все зубы и живот, – я так волновалась, что даже дышала через раз.
– Брось, – рассмеялся он, – у тебя великолепно получилось. Объективно заявляю – ты была самой яркой звездой вечера!
Я смутилась от такого напора, слегка покраснев и буркнув нечто нечленораздельное. И Волков с энтузиазмом продолжил, подходя еще ближе и останавливаясь всего в паре шагов.
– Весь вечер хотел тебе сказать, что ты сегодня просто великолепна, – выдал он, демонстративно оглядев снизу вверх. А мне вдруг стало неприятно. Будто чужие руки облапали…
Где были мои глаза? Что я в нем нашла?
Вновь выдавила улыбку, а сама обозвала себя в сотый раз дурой. Вот не умеешь ты выбирать мужчин, Лазутина…
Не знаю, что прочел в моем лице Рома, но следующая фраза прозвучала совсем уж неожиданно.
– Ян, может, составишь мне компанию завтра вечером? Хочу покататься по вечернему городу и буду очень рад, если ты присоединишься…
Вот и все…
А в голове промелькнула фраза из какого-то, то ли афоризма, то ли анекдота, про то, что мечты сбываются тогда, когда уже нахрен не надо. Жизненно.
Волков уже умчался, получив мое согласие в виде кивка головой и пообещав позвонить завтра и уточнить время.