Он стоит у окна и смотрит на свою кровать. Я пока не вижу его глаз, но заметно с каким напряжением он замер возле окна. На кровати извивается беловолосая красотка, которую из одежды украшают лишь драгоценные побрякушки на запястьях рук и голяшках ног. Увидев меня, она прекращает себя ласкать и презрительно смотрит на меня, а меня разрывает дикая боль изнутри. Ее так трудно вынести, что требуется помощь, я поворачиваю голову и смотрю как резко поворачивается голова Тервишесса и в его глазах я вижу ярость и тоже презрение. Но заметив меня, он замирает и презрение сменяется на удивление, но он по прежнему стоит не двигаясь. А я из последних сил пытаюсь сдержать непереносимую боль предательства, его измены. Боль выжигает меня изнутри, заставляя плавиться мое сердце и истекать кровью. Мне казалось всем слышно, как кровь шипит и испаряется, в огне который горит во мне. Так больно, что когти впиваются в ладони протыкая их насквозь и я чувствую как теплая жидкость капает на белоснежный ковер ЕГО спальни. Больше нет сил терпеть эту боль и я резко разворачиваюсь и лишь краем сознания замечаю, как Тер сделал знак рукой в попытке меня остановить или что-то сказать. Но я не обращаю внимание, снова бегом несусь уже прочь от него. Прочь из этого дворца. На свободу! Пробегаю мимо молчаливой охраны, которые стали свидетелями моего позора. Несусь по коридору, но чувствую, что время все поджимает и срываюсь в полет выпрыгивая из окна и распахивая крылья ухожу свечкой в небо. Прочь от сюда, как можно дальше, чтобы не совершать ошибок, чтобы подумать как жить дальше и как пережить это. Я видела меня провожали удивленные лица расплывающиеся у меня перед глазами в единое полотно. Слезы лились уже беспрестанно и подняв руку, чтобы утереть их заметила, что все еще держу браслеты в руке. В первый момент хотела их выкинуть, но не смогла разомкнуть ладонь. Ведь это то что связывает меня с НИМ. Ни смотря, ни на что! Я поняла, наконец тех безумцев, которые любят вопреки всему. Отдавая себя в рабство добровольно и безвозмездно. Неужели и моя судьба будет похожа на них?
Перевалив за гору, увидела двуликое солнце и ринулась на встречу ему. Как можно ближе, как можно выше, что бы хоть с кем-нибудь поделиться терзающей меня сейчас болью. Разве может быть столько боли в одном существе? Разве можно вытерпеть столько боли? Но я все смогу надо только перетерпеть! Пережить! Разработать новый план и я смогу завоевать его! Научить его любить меня. Только меня! Надо только постараться.
Наконец, я не выдержала и застыв словно свечка устремленная к солнцу, заорала выплескивая всю накопившуюся боль. Всю ее, чтобы она не спалила оставшиеся крупинки моего существа. Мой дикий рев разнесся в разряженном воздухе среди гор. Множась и разрастаясь, даже мне показалось, что это крик умирающего существа, а не крик боли. Я совсем выдохлась и сложив крылья, начала падать вниз входя в крутое пике. Мимо меня проносились скалы, камни и редкие деревья, а я все падала не спеша раскрывать крылья. Я пыталась всплеском адреналина снова запустить свое умирающее сердце, но он лишь выло в предсмертной агонии. Еще чуть чуть и ветер сможет наполнить мои крылья, но именно в этот момент я заметила огромную черную тень метнувшуюся ко мне, а в следующее мгновение меня обхватили сильные крепкие руки. Любимые руки Тери, который чересчур крепко прижав к себе, медленно спускался на одну из каменных площадок освещенных полуденным солнцем.
Я застыла в его руках укутанная собственными крыльями и мертвыми пустыми глазами смотрела на своего бога. Ни смотря, ни на что! Его глаза горели синим бешенным огнем и в них была лишь боль и дикий страх. Его голос скорее проскрежетал, чем прошелестел как раньше.
-Она сама пришла и пыталась заинтересовать меня, но я отказал ей еще раньше. Раньше чем ты пришла, это была ее последняя отчаянная попытка, но и она провалилась. Я не хочу ее! Я не хочу никого кроме тебя Юлия, ты слышишь. Я не притронулся к ней и пальцем. Никогда, слышишь, никогда не делай этого. Не надо! Ведь я люблю только тебя! Ты так крепко засела у меня в голове в сердце и душе, что больше никому и никогда не удастся меня от тебя вылечить. Да я и ни хочу этого. Ты научила меня любви маленькая моя огненная малышка. Приручила как дикое животное. Я весь твой с потрохами. Только не умирай девочка моя. Ты меня сейчас до смерти напугала. Слышишь? Понимаешь? Я согласен на все! На все, ты понимаешь меня?! На все что ты скажешь или захочешь!
Я все так же молчала и не в силах была поверить, что то что он говорит это правда. Он меня любит! Тери же не видя от меня ответной реакции, все настойчивей говорил.
-Ты хотела, чтобы я первым одел браслеты Ганту, я согласен любимая. Даже если ты их не оденешь никогда, я согласен их одеть. Для тебя и ради тебя любимая моя девочка!
Он мягко высвободил из моих окровавленных от собственных когтей ладоней браслеты и клыками прокусив свои ладонь, смочил их в собственной крови, смешав ее с моей. Он разделил одну пару и одел их на свои запястья. В тот момент когда он их защелкнул, они вспыхнули ярким красным цветом. Моим цветом, я отчетливо ощутила отголосок моей крови в магии браслетов одетых на его руках. Он коротко вздохнул и снова посмотрел на меня.
-Ты довольна любимая? Отныне я полностью твой! Безраздельно! Твой! Я люблю тебя!
У меня по щекам снова потекли слезы. Только теперь это были слезы счастья и радости. Я забрала у него вторую пару и вытянув вперед себя, протянула в его сторону. Он понял мою просьбу, потому что смазал еще не зажившей ранкой на своей ладони мои браслеты и я надела их на свои запястья, защелкнув их. Навсегда! Они тут же вспыхнули ярким синим огнем и я удовлетворенно поняла, что отныне я тоже принадлежу только Тери! Я вскинула на него свои сияющие счастьем и любовью глаза, и прошептала ласково и трепещущее, касаясь его лица в нежной ласке.
-Я люблю тебя и буду любить всегда!- и услышала в ответ, его твердые уверенные слова.
-Я люблю тебя и буду любить всегда! Ты главнее всего на свете! Твоя любовь для меня важнее всего!
Как только он закончил говорить последнее слово, над нами вспыхнул купол проклятья, словно надули большой мыльный пузырь, а он взял и неожиданно лопнул. Лично мне показалось, что сразу стало как-то легче дышать. Приникнув испуганно к груди любимого, я спросила приглушенно.
-Господи, что это было?
Тервишесс подхватил меня на руки и легким счастливым смехом закружил вокруг себя.
-Это проклятье любимая! Оно пропало! У нас получилось! Нет, это у тебя получилось.
Я же только улыбалась, наслаждаясь его горячими руками и теплом его крупного, и такого любимого тела.
-Нет любимый, это как раз ты его разрушил!
Заметив его недоуменный взгляд, я процитировала слова второй части проклятья и пояснила свою мысль.
-Арвен сказал, что Даирс любила и хотела лишь, чтобы объект ее любви тоже научился любить. И поставил свою любовь выше всех благ и удовольствий. И ты это сделал! Ты признал свою любовь ко мне, самой величайшей своей ценностью тем самым разрушив ваше проклятье.
-Так просто? Клянусь самим Ганту, я готов полюбить всех самок дрийя и признать эту любовь Великой!
Мы с Тери, услышав эти ехидные и вместе с тем веселые слова, синхронно обернулись, что бы уставиться на Шервисса. А я про себя естественно с радостью отметила тот факт, что Тери впервые на моей памяти потерял контроль над собой на столько, что не заметил как к нам подлетели несколько телохранителей во главе с Шервиссом и теперь благоговейно взирают на нашу сладкую парочку. Все, кроме этого темпераментного нагловатого болтуна! Поэтому только так же с веселой ехидцей в голосе отпарировала.
- Ты забыл, что проклятье снято и теперь тебе могут предъявить общий счет, причем в наследниках! Так что подумай лишней раз прежде чем делать что -либо.
Эпилог
Я кормила грудью своего сынульку, поглаживая его огненные волосенки и заглядывая в уже сонно закрывающиеся синие глаза, которые ему достались по наследству от папы. Играя с маленькой, но уже такой крепкой лапкой с небольшими коготочками, вспоминала последние пару лет, прошедшие с того знаменательного дня когда пало проклятье. Было столько шуму, суеты, а сколько родилось внеплановых со смешанной магией незаконных отпрысков у многих дрийя. За семьсот лет они совсем отвыкли себе в чем-то отказывать, вот и результат. Сплошные дуэли чести, призывы к повелителю женить очередного самца на великовозрастной доченьки оказавшейся в известном положении. Зато численность дрийя неуклонно росла, как и число законных браков. Повелитель слишком сильно радел за ответственность в жизни, поступках и чувствах и его подданным волей не волей приходилось перестраиваться и учиться жить по новому сдерживая свои низменные порывы. Но судя по Шервиссу, общего исправления мы еще долго ждать будем.
Мои мысли прервали родные большие ладони которые осторожно скользнули по моим обнаженным плечам и нежно поглаживая, спустились к груди, от которой кормился маленький будущий повелитель из рода Черных Властелинов. Нынешний же погладив тыльной стороной пальца, нежный пушок на щечке сына, прильнул к моей спине своим телом, сильно наклоняясь надо мной, а лицом зарылся в волосы, лежащие в изгибе на моей шее. Слегка прикусив мне кожу , вызвал толпу возбужденных и радостных мурашек, а потом неожиданно для меня, завладел телом спящего сына и прижал его мягко к себе. Он смотрел на него с такой безоговорочной любовью и обожанием, что с ее силой могла поспорить только любовь Тери ко мне, к матери его сына и своей жене. Я почему-то была больше чем уверена, что меня он любил больше всего на свете и не смотря на дичайший материнский инстинкт и любовь к своему пока единственному ребенку понимала, что так же люблю Тери. Больше всего на свете. Это было жутко и в тоже время понятно. Нам двоим! Потому что мы единое целое и разделить нас было нельзя. Зато наша обоюдная любовь к нашему ребенку, превосходила все мыслимые пределы и как заявлял Шервисс, ему придется в скором времени, взять воспитание нашего сына на себя, иначе мы его испортим своей опекой, заботой и любовью. Настоящему мужчине нужна дисциплина. На что в ответ я все время парировала, что тогда я понимаю почему он так и не стал настоящим мужчиной. Потому что его лично дисциплине так и не научили. А моему ребенку важнее всего научиться любить и быть любимым, чтобы иметь возможность разделить ее на двоих и иметь возможность подарить жизнь другому.