– Это был академический интерес. Она следила за моими аргументами.
– А что она рассказывала о своей работе?
– Все, что ей вздумается. Что раздражало ее, что удавалось, какие появлялись новые идеи. Порой она приходила ко мне с совершенно невероятными концепциями. Например, надувающаяся рыба, которая могла бы жить в атмосфере Юпитера, или другие мифические существа, или сеть органических проводников, парящая в ионосфере Земли.
– Ничего по-настоящему радикального?
– Что? Этого вам мало? Разве вам не хочется, чтобы на горных вершинах снова гнездились драконы?
– Я имел в виду нечто такое, что могло бы расстроить национальную экономику или лишить бизнеса крупные компании.
– Нет, ничего такого. Пенни не была анархисткой. Кроме того, девяносто процентов ее времени занимало следующее поколение биотопов. Она была полна решимости сделать как можно больше, пока…
Он бессильно махнул рукой.
– Значит, никаких секретных проектов, никаких прорывов, которые могли бы увенчать ее карьеру?
– Нет. Ей было вполне достаточно биотопов.
– Она не упоминала о неприятностях с кем-то из окружающих?
Он бросил на бокал алчный взгляд.
– Никаких имен. У нее были разногласия с кем-то из Бостонской тусовки… – Кальдарола вздрогнул и остановился. – Вы о них знаете?
– О да. Я все о вас знаю.
Он презрительно хмыкнул.
– Эка важность!
– Как я понимаю, споры в Бостоне шли из-за сроков выступления за независимость?
– Господи, и это тайное общество. Да. Ладно, и так все уже об этом знают. Пенни хотела объявить независимость сразу, как только будет отлажена работа облачного сборщика. Она пыталась переубедить людей, поддерживающих Паркинсона. Это была не самая хорошая идея, поскольку Пенни нельзя назвать грамотным дипломатом. Но я пытался помочь, делал то, что в моих силах. Она заслужила увидеть биотоп независимым. – Кальдарола прищурился, глядя на значок ООН на моей форме. – И развал старого порядка.
– А между собой вы часто ссорились?
– Ты дерьмо. Ты думаешь, это я ее убил? Я убил Пенни? Ты чертов гестаповский ублюдок.
Он неловко швырнул в меня бокал с водкой. Бросок был настолько неточным, что мне даже не пришлось пригибаться. Бокал плюхнулся в бассейн и утонул, оставив на поверхности кубики льда.
Я мог бы многое ему сказать. Что такова процедура. Что он не должен принимать это близко к сердцу. И что на самом деле не считаю его убийцей Пенни. Но его искаженное горечью лицо говорило о том, что еще слово – и он разрыдается.
Поэтому я поднялся и пробормотал какое-то формальное извинение. Не думаю, чтобы он его услышал. Сервитор уже спешил к нему с очередным бокалом, а я, отодвинув дверь патио, вошел в кабинет Пенни.
– Многого добились, босс, – обратилась ко мне Шеннон.
Она сидела в роскошном алом вращающемся кресле перед компьютерной консолью, всем своим видом выражая умеренное раздражение.
– Вы же понимаете, что я обязан был спросить.
– Да. А я заранее могла предсказать его реакцию.
– Конечно.
– Но даже если бы Дэвис был виновен, он поступил бы точно так же.
Я посмотрел на нее с удивлением.
– Вы считаете, что он виноват?
– Нет.
– Спасибо за помощь.
– Как дела в отделе кибернетики?
– Не слишком хорошо. В их компьютерной системе полная неразбериха. А как вы здесь справляетесь?
Я присмотрелся к компьютеру Маокавиц; это была мощная система кубической формы, с достаточно большой емкостью, чтобы удовлетворять требованиям генной технологии. Шеннон сняла три панели с одной стороны, обнажив аккуратные ряды процессорных блоков. Целый клубок оптоволоконных лент соединял их разъемы с несколькими специфическими модулями, лежавшими на ковре.
Шеннон откинула со лба прядь медных волос и показала на собственный портативный терминал, примостившийся на краю консоли.
– Я потихоньку двигаюсь, хоть и с большим трудом.
Я разочарованно огляделся по сторонам. Кабинет был почти полностью безликим. Кубической формы комната с белыми стенами и несколькими голограммами в рамках, изображающими различные растения и животных. Я догадался, что это результаты работы Маокавиц с генами.
– Как получилось, что коды неизвестны даже Эдену?
– Он не смог бы их увидеть. Вся комната, даже пол, состоит из композитных материалов, а дверь патио покрыта слоем серебра.
– Забавно. Даже собственному творению не позволено видеть, чем она занимается.
– Вы считаете, что это важно?
– Информации недостаточно, и вам предстоит это исправить. Сегодня, не забывайте.
– Если деятели Бостона своим манифестом разрешат профсоюз полицейских и улучшат условия труда, я отдам им свой голос.
После опроса Кальдаролы, который я и сам считал безвозвратно испорченным, я направился обратно в участок, ощущая первый холодок уныния. Возможно, это было просто признание своей вины. Стоило помягче обращаться с Дэвисом Кальдаролой, я же прекрасно знал, что он не в состоянии отвечать на сложные и личные вопросы. Да и Шеннон права: если бы он был виновен, он вел бы себя точно так же.
– Эден.
– Да, шеф Парфитт?
– Маокавиц и Кальдарола часто ссорились между собой?
– Они расходились во мнениях по многим вопросам, но споры всегда велись на рациональном уровне. Я бы сказал, что они дискутировали, а не ссорились. Хотя за эти годы случались и ссоры, однако в последние восемь месяцев ничего подобного не было. Он относился к ней с безграничной преданностью.
– Спасибо.
По правде говоря, я его и не подозревал. Но, Бог свидетель, я старался действовать согласно инструкциям. Без них, без определенного порядка, ничто не будет работать, да и само общество быстро развалится. Труд полицейских – это намного больше, чем погони за одинокими маньяками. Но вряд ли Дэвис Кальдарола был в состоянии выслушивать лекцию по социологии.
Нет, я не ошибся: меня гложет чувство вины.
Я еще даже не разобрал коробку с личными вещами, принесенную в служебный кабинет. Впрочем, их было немного: голограммы Джоселин и близнецов, бумажные книги, кристалл кварца, подобранный во время отпуска – бог знает где, это воспоминание развеялось давным-давно. Я просто никак не мог найти времени, чтобы расставить все по местам. Кроме того, если Бостон начнет борьбу за независимость сразу после спуска облачной драги, возможно, придется срочно упаковываться обратно. Если только я их не остановлю. Если полицейские не откажутся выполнять приказ их остановить. Если я сам к ним не присоединюсь.
О боже!
Я опустил голову на руки и позволил себе целую минуту глубоко жалеть себя. Практической пользы от этого не было, но иногда так приятно побарахтаться в своих несчастьях. Почти освежает.
– Эден.
– Да, шеф Парфитт.
– Дай мне, пожалуйста, личный код Линетт Мендельсон.
Возникшее воспоминание нельзя было назвать визуальным образом, скорее эмоциональным ощущением. Я тщательно выполнил процедуру установки личного канала – не собирался делать этот разговор достоянием публики – и направил вызов, сосредоточившись на уникальном мысленном признаке, характеризующем личность Мендельсон.
Я сразу назвал себя и получил более или менее ожидаемый отклик.
– О черт, я так и знала, что рано или поздно вы сунетесь в мою жизнь, – ворчливо ответила Линетт Мендельсон. – Что вам наговорил обо мне этот мерзавец Зиммелс?
– Только то, что поймал вас на попытке продать копии геномов новых трансгенных овощей, выращенных здесь.
Я тактично воздержался от упоминания подробностей, содержащихся в ее личном файле. Линетт Медельсон работала в агрономическом отделе ЮКЭК в Эдене специалистом по химическому составу почвы. Ее должность обеспечивала допуск ко всем проектам новых растений, создаваемых «Пасифик Ньюген» сразу после их выхода из лаборатории, еще до полевых испытаний. Строго говоря, Линетт вообще не должна была сюда попасть – в ЮКЭК принимали на работу людей только с незапятнанной репутацией. Но Зиммелс отклонил отказ отдела кадров. Хитроумный Зиммелс. Потому что после двадцати месяцев не слишком увлекательного анализирования комков почвы Мендельсон, как и следовало ожидать, взялась за старое. Ловушка сработала безупречно.
Зиммелс предложил ей выбор: вступить в группу Бостон или отправиться обратно на Землю, где ЮКЭК, по всей вероятности, подаст на нее в суд и уж обязательно включит в «черный список». Безработица и жизнь на пособие.
Бостон получил нового страстного сторонника.
– Это было давным-давно, – заявила Мендельсон.
– Верно. И я склонен смотреть сквозь пальцы на прошлые ошибки, – великодушно кивнул я. – Но давайте подумаем, как отреагируют ваши друзья из Бостона, узнав, что на протяжении двух лет вы передавали в департамент полиции и косвенно в ЮКЭК списки членов группы и информацию об их деятельности? Первое убийство в Эдене уже произошло, полагаю, что недалеко и до линчевания.
– Ублюдок!
– Вы прекрасно знали, на что соглашаетесь, Линетт. Полицейский информатор, как налог, как воскрешение из мертвых, – это навсегда.
– Зиммелс платил мне.
– В этом я сомневаюсь.
– Что ж, валяйте, выдайте меня Бостону. Куда как много пользы я вам тогда принесу.
– От вас не будет пользы, пока я не начну получать регулярную информацию. – Я немного помолчал. В этой игре необходимо знать, когда стоит немного отпустить поводья. В свое время я работал со многими информаторами. – Но у меня имеется небольшой секретный фонд.
– Лучше не шутите со мной.
– Разве я шучу?
– Ладно. Но я хочу реальные деньги, а не какие-нибудь ничтожные чаевые. Я ради вас рискую.
– Спасибо, Линетт. Для начала мне нужны подробности обсуждения даты начала борьбы за независимость Эдена. Спор был очень горячим?