Хой Инь обернула полотенце вокруг талии и завязала концы узлом над правым бедром. На ее плечах и груди еще поблескивали капли воды. О да, я это заметил. Господи, она была так прекрасна. И абсолютно спокойна, словно мы обсуждали какие-то финансовые новости. Никаких эмоций.
– Я не мучила Пенни Маокавиц. Я сделала всего одну попытку обсудить с ней мое происхождение. Как только я сказала, кто я такая, она наотрез отказалась со мной разговаривать. Я сочла эту ситуацию вполне приемлемой.
– Не буду спорить. Ваша мать, ваш создатель, женщина, вдохнувшая в вас жизнь, обрекла вас на сексуальное рабство. А когда вы встретились, бесповоротно отвергла вас. Но Пенни Маокавиц усугубила свое преступление, сделав вас более умной, чем она сама. Даже в ранней юности вы не могли не догадываться, какого будущего вас лишили, и все годы, проведенные под властью «Сойаны», это знание терзало вашу душу. Трудно вообразить более подходящую ситуацию, чтобы возбудить чувство обиды. Обиды, постепенно переросшей в ненависть и одержимость.
– Полагаете, это я убила Пенни Маокавиц, шеф Парфитт?
– Вы считаете себя экспертом в психологии. Почему бы вам не рассказать мне, какие чувства испытывала девочка с вашей историей по отношению к Пенни Маокавиц? Вы можете назвать другого кандидата с более веским мотивом?
– Я могу сказать лишь то, что я о ней думала. Если бы я встретила ее десять лет назад, убила бы без колебаний. Вы даже отдаленно не можете представить, какой гнусной была моя жизнь, хотя и правы, отметив доставшийся мне улучшенный интеллект. Мой разум стал тяжелейшим испытанием из всех, на какие обрекла меня Пенни Маокавиц. Он сделал меня необщительной, заставил понять, как «Сойана» намерена использовать мое тело, осознать, что выхода нет, что любая мысль, родившаяся в моей голове, не имеет никакого значения. Невежество и глупость были бы благословенным даром, проявлением доброты. Мне следовало родиться тупой блондинкой. А вместо этого мне дали разум. Меня и других девочек держали в аркологии в воспитательном доме вплоть до достижения половой зрелости, а все воспитание сводилось к единственной теме. Это указано в моем личном деле, шеф Парфитт? Вы прочли, как жизнерадостный дух пятилетней девочки всячески ломали, готовя к определенной жизни? Я научилась читать только в четырнадцать. В доме моего хозяина я нашла рекламную брошюру и попросила его объяснить, что это значит. Текст был на немецком, и это – первые увиденные мной написанные слова. Хозяин научил меня различать буквы, поскольку счел полезным говорить со мной по-немецки, так сказать, дополнительный трюк в моем репертуаре. Через месяц я могла говорить и читать на этом языке лучше, чем он сам.
Она стояла, гордо выпрямив спину и развернув плечи. Но ее чудесные золотисто-карие глаза не видели ничего в этой Вселенной, они смотрели прямо в прошлое. По щекам побежали первые слезы.
– Господь милосердный.
Я начал сожалеть о своем приезде. Невозможно представить, чтобы с такой красотой произошло нечто дурное. Все данные содержались в ее файле, но это были просто факты, а не ожившая боль.
– И Чонг вытащил вас оттуда? – робко спросил я.
– Да. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня определили к вице-президенту отдела астронавтики «Сойаны». Винг-Цит-Чонг несколько раз был гостем у него на ужине. В то время семя Эдена пробудилось к жизни, так что это стал последний визит Чонга на Землю. Он был добр ко мне, поскольку, несмотря на полное невежество, я стремилась к знаниям. Его удивило, что простая гейша способна понимать излагаемые им концепции. К тому времени я освоила терминал – способ исследовать мир за пределами дома моего хозяина, за пределами аркологии «Сойаны». Единственная отдушина для моего разума. Через десять дней после первой встречи Винг-Цит-Чонг попросил, чтобы меня направили к нему. «Сойана» не могла ему отказать; в конце концов, все достояние компании было получено благодаря сродственной связи.
– И с тех пор вы вместе, – сказал я.
– Да. Позже он сказал, что просматривал мое личное дело и узнал, что я такое. Говорил, что рассердился за напрасную трату такой жизни. Это он дал мне жизнь, шеф Парфитт, он, а не Пенни Маокавиц. Мой разум свободен только благодаря ему. Он мой духовный отец. Я люблю его.
– Хой Инь, все, что вы мне рассказали… Все это указывает на вашу виновность.
– Я виновна лишь в одном, шеф Парфитт. Я еще не достигла той чистоты мыслей, к какой направляет меня Винг-Цит-Чонг. И никогда не стану достойной его покровительства, поскольку испытываю ненависть. Я с такой силой ненавижу Пенни Маокавиц, что сама стыжусь этого. Но я не смогу забыть того, что она со мной сделала, – и именно поэтому я бы ни за что ее не убила.
– Не понимаю.
Хой Инь вытерла слезы тыльной стороной ладони, и при виде этого детского жеста, выдающего ранимость девушки, мне мучительно захотелось ее обнять. Я просто должен был отвести от нее зло. Любой мужчина на моем месте почувствовал бы то же самое.
– Я бы не стала убивать Пенни Маокавиц, потому что она умирала от рака, – сказала Хой Инь. – Последние мгновения ее жизни прошли бы в страшных мучениях от боли во всем разлагающемся теле. Вот это я и считала бы проявлением кармы. Она должна была страдать, потому что была бездушным эгоистичным чудовищем, и еще боролась бы с болезнью, растягивая свое мучение руками заботливых докторов. Если бы я смогла спасти ее от той пули, я бы сделала это, чтобы она прожила до самого ужасного финала, предопределенного ей судьбой. Пенни Маокавиц никак не заслуживала простой и легкой смерти от пули в мозг. Тот, кто это сделал, меня обманул. Они обманули меня! – выкрикнула она вслух с исказившимся от ярости лицом.
Хой Инь разрыдалась, и я, шагнув вперед, обнял ее и стал легонько покачивать, как нередко успокаивал Николетту. Она мелко дрожала в моих объятиях. Ее кожа под моими ладонями была шелковисто-гладкой, теплой и слегка влажной от недавнего купания. Она тесно прижалась ко мне, приоткрытые губы вслепую скользнули по моему подбородку. А потом мы страстно, до боли, поцеловались.
Мы покатились по густой траве, и ее руки срывали с меня одежду, а полотенце было отброшено одним резким рывком. Внезапно мы стали единым целым, катались по траве, а ее волосы свободно развевались, окутывая нас обоих. Она оказалась очень сильной, гибкой и угрожающе опытной. Сродственная связь ослепляла меня страстью: я чувствовал свои пальцы, сжимающие ее грудь и ласкающие бедра, и в то же время ее наслаждение моими движениями, передаваемое через мысли. В тот момент я мог думать только о том, чтобы привести ее в еще более сильный экстаз. А потом я позволил ей ощутить свой восторг. Весь мир взорвался бурным оргазмом.
Я очнулся, лежа в траве на спине рядом с озером. Хой Инь уютно прижалась рядом и гладила мой подбородок одним пальчиком. Она лениво улыбнулась, и ее лицо словно осветилось лучами рассвета.
– Я не делала этого уже больше двенадцати лет, – прошептала она.
– Мне знакомо это чувство.
Господи, что я говорю.
– И никогда раньше я не была с мужчиной по собственному желанию. Ни разу. Как странно, что им стал ты. – Она легонько поцеловала меня и обвела пальцем подбородок. – Не чувствуй себя виноватым. Пожалуйста. Это же Эден, всего один шаг до рая.
– И один шаг от ада. Я женат, Хой Инь.
– Я не нарушу твоего счастья. Обещаю, Харви.
– Ты впервые назвала меня по имени.
– Потому что только сейчас ты стал для меня Харви. Не уверена, что мне нравится шеф Парфитт. Он бывает очень суровым.
Ее губы прильнули к моему горлу.
– Ты ведь не любишь меня, да? – пробормотал я.
Я и сам не был уверен, чью надежду пытался выразить этим вопросом. Овладевшее моим разумом смущение затрудняло обычное мышление.
– Нет, Харви. Я наслаждаюсь тобой. Сейчас мы принадлежим друг другу. Вчера этого не было. Завтра? Кто знает? Но этот момент великолепен, и надо им наслаждаться. Это и есть волшебство Эдена, где сердца людей открыты друг другу. Здесь правит честность.
– Ага.
– Я нравлюсь тебе, Харви?
– Я мог бы быть твоим отцом.
– Очень молодым отцом. – Ее язычок озорно мелькнул в уголке рта. – Я подключалась к твоему файлу еще до того, как ты просматривал мой. Полномочия Винг-Цит-Чонга позволяют мне открыть любой файл ЮКЭК.
– Боже мой.
– Ответь, я тебе нравлюсь?
– Да.
– Хорошо.
Она перекинула ногу через мой живот и села верхом. Корона светлых распущенных волос поймала солнечный свет и нежно замерцала. Настоящий ангел соблазна.
– Я же на службе, – попытался протестовать я.
Она рассмеялась, затем неподвижно замерла. Ее мозг выдал всплеск желания, отчетливо выделив зоны, где ее тело жаждало моих прикосновений.
Мои руки стали ласкать ее словно по собственной воле.
Когда мы чувствуем себя виноватыми, лучше всего обратиться к священнику. Вот только я и думать не мог о том, чтобы рассказать отцу Куку обо мне и Хой Инь.
Господи, мы с Джоселин впервые за невероятно долгое время приятно и спокойно провели вечер, а на следующее утро я не придумал ничего лучшего, чем заняться любовью с самой красивой в мире женщиной. И не раз, и не два раза. Ее молодость и ненасытность стали для меня самым мощным возбуждающим средством.
Мы расстались без каких-либо обещаний и обязательств. Свободно и современно. В одном, говоря об Эдене или, по крайней мере, о сродственной связи, она была безусловно права: мы могли заглядывать в сердце друг друга. В тот момент, на берегу озера, наши чувства обрели гармонию. Она, доведенная до отчаяния и тоски, я в смятении, отягощенном ощущением одиночества, жаждущий утешения. Там и тогда мы поступили правильно.
Только в Эдене.
Где еще я мог заниматься любовью в густой траве, словно не умеющий сдерживать себя подросток? Где еще я мог заниматься любовью с физически совершенной женщиной?