– Не могу сказать. После того как Штейнбауэр стер память компьютерной системы отдела кибернетики, нам остается только полагаться на ранее загруженные Маокавиц файлы. Думаю, всего не меньше семисот килограммов. Экипаж капсулы наверняка заметил бы такой излишек веса. Он свел бы на нет всю маневренность капсулы.
– Верно.
Я взял у нее отрезок трубы и поскреб ногтем фольгу. Ее толщина не превышала одного миллиметра, но даже в таком тонком листе угадывалась тяжелая мягкость драгоценного металла.
Шеннон снова нырнула в технический люк. Я подтянул оранжевую сетку и бросил в нее трубку.
– Харви, – позвала меня Коррин.
Ее подавленный тон предупредил меня о несчастье.
– Да?
– Винг-Цит-Чонг.
– О боже. Умер?
– Жаль, но это так. Четверть часа назад. Все было довольно спокойно, но усилия, потраченные на противодействие Штейнбауэру, его подкосили. И он не позволял мне помочь. Я могла бы поставить ему новое сердце, но Чонг отказался, разрешил лишь ввести легкое успокоительное.
Я ощутил, как набухают горячей влагой ее веки.
– Очень жаль.
– Ненормальные эти генетики. Они все как будто стремятся к смерти.
– А как вы себя чувствуете?
– Все в порядке. Доктора нередко сталкиваются с этим.
– Хотите, я приеду?
– Не сейчас, Харви, может быть, позже. Выпьем сегодня вечером?
– Договорились.
Дорога, ведущая к пагоде, становилась тревожно привычной. Хой Инь я нашел в плетеном кресле на веранде над озером. Она сидела, опираясь подбородком на согнутые колени, и плакала.
– Второй раз за эту неделю, – сказала она, пока я поднимался по деревянным ступеням. – Люди могут подумать, что я сломалась.
Я поцеловал ее в лоб и встал на колени рядом с креслом, так что наши головы оказались на одном уровне. Ее руки потянулись к моим.
– Мне так жаль, – сказал я. – Я понимаю, как много он для тебя значил.
Она горестно кивнула:
– Штейнбауэр убил обоих родителей Эдена, правда?
– Да, в конечном счете это так.
– Его смерть… столь ужасна.
– Быстрая, хотя и довольно грязная.
– Люди так жестоки, так безрассудны. И во всем виновата алчность Штейнбауэра. Иногда мне кажется, что целым миром правят деньги. Маокавиц создала меня ради денег. Штейнбауэр убил ради денег. Бостон намерен бороться за отделение от Земли, но в итоге это тоже вопрос собственности. Отец Кук порицает сродственную связь, поскольку она лишает его прихожан, – и это тоже своего рода жадность.
– Ты слишком обобщаешь, – возразил я. – Таких не больше одного процента. Мы не все ведем себя так.
– Ты не такой, Харви?
– Нет.
– Как ты намерен поступить с обнаруженными запасами? Отдашь правлению или позволишь Бостону их использовать?
– Еще не знаю. Сейчас, пока все изучается, я не говорил даже губернатору. Думаю, все зависит от того, какие шаги предпримет Бостон и когда. В конце концов, собственность – это девять десятых закона.
– Мой милый Харви. – Ее пальцы ласково прикоснулись к моему лицу. – Разрываешься на части. Ты такого не заслужил.
– Ты никогда не говорила мне, поддерживаешь ли ты Бостон.
– Нет, Харви. Как и мой духовный отец, я считаю, что это несущественно. Я ему верна хотя бы в этом. – Она наклонилась в кресле и обняла меня обеими руками. – О, Харви, мне так его недостает.
Да, я знаю, что не должен был этого делать. Я и не собирался. Я приехал в пагоду только потому, что знал, как ей плохо, и что утешить ее почти некому.
Так я сам себе говорил.
Ее спальня казалась спартанской в своей простоте: деревянные полы, несколько любительских акварелей на стенах. Только сама кровать была достаточно широкой, чтобы вместить нас обоих.
Сегодня между нами не было той буйной неудержимой страсти, что толкнула нас в объятия друг друга на берегу озера. Я думаю, мы оба знали, что это последняя встреча.
Потом мы долго лежали, удовлетворяясь простым прикосновением, и медлительные мысли, смешиваясь и переплетаясь, создавали ощущение мягкого восторга.
– Я хочу тебе кое-что сказать, – наконец заговорила Хой Инь. – Это нелегко для меня, потому что ты хоть и должен знать, но можешь рассердиться.
– Я не рассержусь, только не на тебя.
– Я пойму, даже если рассердишься.
– Не буду. Так о чем ты?
– Я беременна. Это наш ребенок.
– Что? – Я непроизвольно сел и посмотрел на нее в упор сверху вниз. Произнес вслух: – Да как же ты могла узнать?
– Вчера я прошла сканирование в госпитале. Мне сказали, что оплодотворенная яйцеклетка жизнеспособна.
– Проклятье.
Я рухнул на спину и уставился на толстые балки потолка. Я получил дар, который может безвозвратно изменить всю мою жизнь. И я не приложил к этому никаких усилий, все получилось само собой.
– После двенадцати лет воздержания я перестала заботиться о предохраняющих средствах, – сказала Хой Инь. – Это моя непредусмотрительность. Но то, что произошло тогда утром, было так неожиданно и в то же время так правильно…
– Да, хорошо. Мы оба взрослые люди и оба несем ответственность.
Она внимательно смотрела на меня огромными влажными глазами, полными тревоги. Мои губы невольно изогнулись в усмешке, от которой я никак не мог бы удержаться.
– Ты действительно беременна?
– Да. Я хотела убедиться в этом сразу, потому что ген сродственной связи легче принимается, если он внедрен в эмбрион на самых ранних сроках.
– Ах, да. Конечно.
– Я чувствую в этом глубокий смысл, Харви. Новая жизнь зарождается сразу после смерти. И новую жизнь ждет совершенно новое общество, в котором вечно будут властвовать идеалы моего духовного отца. Я не могла бы родить ребенка в том мире, в котором росла сама. Этот ребенок, наше дитя, впервые будет абсолютно свободным от боли прошлого и хрупкости плоти.
– Хой Инь, я не уверен, что смогу поговорить с Джоселин уже сегодня. Нам с ней еще во многом надо разобраться.
Она посмотрела на меня с искренним удивлением.
– Харви! Ты не должен расставаться со своей женой. Ты слишком сильно любишь ее.
– Я…
Виноватое облегчение покрыло мурашками мою кожу. Господи, каким же мерзавцем я порой могу быть.
– Это действительно так, – решительно продолжала Хой Инь. – Я прочла это в твоем сердце. Возвращайся к ней, будь с ней. Я никогда не намеревалась тобой завладеть. Теперь уже нет необходимости в этом эгоизме и невежестве. А если потребуется отец, им будет Эден. Возможно, у меня будет любовник или даже муж. Я бы хотела иметь еще детей. Этот мир станет чудесным местом для ребятишек.
– Да, мои дети только и твердят об этом.
– Это наше прощание, Харви, и ты это тоже понимаешь, правда?
– Я знаю.
– Хорошо.
Она перекатилась на меня, и ее глаза засверкали страстью. В таком игривом настроении Хой Инь была настоящим утешением для души.
– Тогда давай сделаем так, чтобы было что вспомнить.
Мой седьмой день в Эдене разительно отличался от всех остальных, проведенных не только в биотопе, но и где бы то ни было. На седьмое утро меня разбудил новый мессия человечества.
– Доброе утро, Харви, – сказал Винг-Цит-Чонг.
Я дико взвыл, подбросил ногами одеяло и чуть не упал с кровати.
– Вы мертвы!
Джоселин посмотрела на меня как на сумасшедшего. Возможно, она была права.
Возникло ощущение улыбки.
– Нет, Харви, я не мертв. Я как-то говорил вам, что мысли священны, что это и есть сущность человека; трагедия в том, что их сосудом является плоть, поскольку плоть недолговечна. Плоть подводит нас, Харви. Когда с возрастом приходит мудрость, мы больше не можем ею пользоваться. Все, чему мы с великим трудом научились, утрачивается навеки. Смерть подстерегает нас, Харви, она обрекает на жизнь, полную страхов и сомнений. Они сковывают душу. И я решил освободить нас от проклятия недолговечности. С появлением Эдена я достиг успеха. Эден стал новым сосудом для моих мыслей. Умирая, я переместил свои воспоминания, надежды и мечты в его нейронный слой.
– О боже.
– Нет, Харви, время богов и языческого поклонения прошло. Мы стали бессмертными. Нам не нужен больше костыль веры в божества и предопределенную судьбу. Впервые за всю историю наши жизни принадлежат нам и только нам. Когда ваше тело умрет, вы тоже сможете присоединиться ко мне. Эден будет жить десятки тысяч лет, он непрерывно обновляет свою клеточную структуру, ему не грозит упадок, как всем земным существам. И мы будем жить, став его частицей.
– Я? – Это было сказано мной вслух.
– Да, Харви, вы. Близнецы Николетта и Натаниэль. Хой Инь. Ваше еще не родившееся дитя. Шеннон Кершоу. Энтони Харвуд. Те, кто обладает нейронными симбионтами, и те, в ком содержится ген сродственной связи, – вы сможете передать свои воспоминания в нейронный слой. Один только биотоп способен принять миллионы разумов. Этот разговор я веду одновременно со всеми, кто обладает сродственной связью. Моя сущность, как и все подпрограммы, индивидуальна и интегральна; я сохраняю свою личность, но мое сознание усилено тысячекратно. Я смогу совершенствоваться, стремиться к нирване, оставшейся моей целью. И приглашаю вас, Харви. Это мой дар всем людям, независимо от их натуры. Я не делаю никаких исключений, не ставлю никаких требований. Все, кто захочет, смогут присоединиться. У меня есть одна слабость: я надеюсь, что когда-нибудь все люди будут стремиться к просветлению и духовной чистоте, как и я. Но я знаю, что некоторые, если не большинство, не захотят этого; в этом удивительное чудо нашего вида – мы сильно отличаемся друг от друга, а потому нам не грозит застой.