го клешни способны оставить глубокие царапины, но и только. А бегает Миран быстрее. Он сумел бы добежать до оставленной на могиле винтовки раньше, чем ксенос выберется из дома.
Миран рывком отдернул занавес душевой – в гостиной пусто. Вместо того чтобы ринуться за оружием, он осторожно вышел из ниши. Неужели ксенос перебрался в спальню? Дверь была немного приоткрыта. Ему померещилось, что из спальни доносится какой-то шорох. А потом он заметил источник стука.
Одна из композитных плит пола приподнялась наподобие крышки. Под ней темнела впадина. А этого быть не могло. Дом собирался на ровном участке земли.
Миран нагнулся. Плитка закрывала квадратный метр поверхности. И кто-то выгреб из-под нее плотно утрамбованную землю, так что образовалось пустое пространство. Дно впадины покрывали какие-то осколки, похожие на фрагменты разбитой посуды.
Ксенос. Миран инстинктивно понял, что это он вырыл яму. Поднял осколок. Одна его сторона оказалась сухой и гладкой, на другой осталась прозрачная слизь. Осколок был изогнутым. Яйцо.
Мозг вспыхнул яростью. Ксенос отложил яйцо в доме Мирана. Перехитрил его, выбрав единственное место, где тот не стал бы искать, даже не заподозрил бы такого вероломства. И ксеносский ублюдок вывелся в доме, предназначенном для потомства самого Мирана.
Он распахнул дверь спальни. Там в кровати его поджидала нагая улыбающаяся Кандис. Мир вихрем закружился вокруг Мирана. Ноги так ослабели, что ему пришлось вцепиться руками в косяки.
Она была очень далеко от него.
– Кандис, – прохрипел он.
Сама комната почему-то не имела значения. Она исказилась, выросла до гигантских размеров. А Кандис, его любимая Кандис, была слишком маленькой. Перед глазами все поплыло, но вскоре зрение восстановилось. Рост Кандис действительно не превышал метра.
– Люби меня, – сказала девушка.
Ее голос стал высоким и пронзительным, словно мышиный писк.
И все же это была она. Миран пристально вглядывался в безупречно воспроизведенные черты ее тела, которое так хорошо помнил. Ее длинные ноги, крепкий плоский живот, конические холмики грудей, широкие плечи, излишне мускулистые после нескольких месяцев работы в полях.
– Люби меня.
Ее лицо. Кандис никогда не была красавицей, но он всегда ею восхищался. Выступающие скулы, округлый подбородок, продолговатые глаза. Все такое хрупкое, словно китайский фарфор. Ее мягкая улыбка, обращенная только к нему. Незабываемая.
– Люби меня.
Ксенос. Зародыш, созревший у него под полом. Присвоивший его сны, впитавший их. Раскрывший его всепоглощающую любовь.
– Люби меня.
Первый ксенос, родившийся после встречи с человечеством, – он инстинктивно придал себе форму, дающую наибольший шанс выживания в изменившемся мире.
Тонкие руки взметнулись навстречу Мирану. Под натянувшейся кремово-белой кожей проявилась безупречно человеческая грудная клетка.
Миран испустил страдальческий стон.
– Люби меня.
Он мог бы. Увы, да. И в этом заключалась мучительная истина. Он мог бы любить это существо. Даже бледная чужеродная копия лучше, чем жизнь без Кандис. Она подрастет. И во мраке подавляющего одиночества будет ждать его возвращения.
– Люби меня.
У Мирана не хватало сил противиться. Если существо вырастет, он заключит его в объятия и станет его любовником. Снова ее любовником. Если она вырастет.
Он запустил руки под край кровати и напряг все свои силы. Кровать, матрас и все остальное свалилось на пол. Ксенос с визгом опрокинулся вместе с постелью.
– Люби меня! – отчаянно пискнул он.
И, извиваясь, пополз к Мирану. Ноги яростно брыкались, запутавшись в одеяле. Лицо умоляюще сморщилось.
Миран протиснулся между большим комодом и стеной и ухватился за задние ножки шкафчика. Он не один вечер вытесывал его из местной древесины. Комод получился грубоватым, но прочным и очень тяжелым.
– Люби меня! – Крик сменился умоляющим пронзительным рыданием.
Шкаф закачался на передних ножках. Миран отчаянно всхлипнул и толкнул его вперед. Комод опрокинулся с влажным треском, попав на верхнюю часть туловища ксеноса.
Мирана затошнило, и он, согнувшись пополам от приступов рвоты, бросился вон из спальни. В сумасшедшем порыве он выскочил из дома, упал и распростерся на мокрой земле, колотя руками и воя, словно обезумевший зверь.
Неестественный скрежет заставил его поднять голову. Сквозь пелену слез и грязи он увидел, как на вершине каменной пирамиды треснула большая глыба. В воздух взметнулась крошечная рука. С нее посыпались мелкие чешуйки. Рука принялась увеличивать расщелину. Спустя какое-то время оттуда, двигаясь рывками, выполз нагой карлик. Он отряхнулся, сбрасывая с себя фрагменты скорлупы. Соответствовать окружающей обстановке оказались способны даже яйца ксеносов.
Миран, оцепенев, смотрел, как карлик спустился с груды песчаника и присоединился к двум другим таким же фигуркам, поджидавшим у основания.
Под защитой дома самой безопасной личиной был объект любви, почитаемый и защищаемый. Но снаружи, в долине, выжить мог только самый жестокий хищник.
Три миниатюрных человечка общими усилиями подняли лазерную винтовку.
– Ненавижу тебя, – взвизгнул один из них.
А потом его кулак ударил по пусковой кнопке.
Миран даже представить себе не мог, что его лицо способно выражать такую ярость.
Жизни и возлюбленные Тиареллы Росы
2420 Корабль-разведчик Кулу обнаруживает Кольцо Руин.
2428 Наследный принц Михаэль Салдана инициирует создание биотопа Транквиллити на орбите над Кольцом Руин.
2432 Сын принца Михаэля, Морис, получает ген сродственной связи. Кризис престолонаследия. Коронация Лукаса Салданы и ссылка Михаэля.
Тропикану окружала отчетливая аура странности, как в ее внешнем облике, так и в том, что она собой представляла. Эйсон обнаружил это еще во время спуска к планете с орбиты.
– Островов стало намного больше, чем я видел пятьдесят лет назад, – сказал Эшли Хансон, пилот космоплана. – Полагаю, местные жители их выращивают. Они здесь вовсю пользуются биотехнологиями.
– Да, я тоже об этом слышал.
Эйсон не считал Тропикану идеальным местом назначения. Но именно туда летел «Лорд Фитцрой», единственный космический корабль, отправлявшийся с астероида Квиссико в ближайшие тридцать часов. Время имело решающее значение. И его запас быстро истощался.
Он помолчал, обдумывая слова пилота.
– Что значит «пятьдесят лет назад»?
Хансон был невысоким жилистым человеком с лохматой каштановой шевелюрой, почти закрывающей уши, и неизменной восхищенной улыбкой на губах. Казалось, что вся Вселенная создана с единственной целью – развлекать Эшли Хансона. Тем не менее пилоту не могло быть больше сорока пяти, даже если учесть возможные генные усовершенствования.
– Прыжки во времени, – пояснил тот с усмешкой человека, готового рассказать свою любимую потрясающую историю. – Я провожу пятьдесят лет в нуль-тау-капсуле, потом выхожу лет на пять, чтобы осмотреться и узнать, как идут дела. Экипаж космического корабля – неплохое место для туризма.
– Вы шутите.
– Нет. Я начал в старом добром две тысячи двести сорок восьмом, именно тогда ступив на одностороннюю дорогу к вечности. Могу признать, порой происходили интересные изменения. Знаете, я ведь старше самой Конфедерации.
– Черт побери!
Слишком невероятно, чтобы вот так сразу усвоить.
На лице Эшли снова появилась улыбка радостного удивления. По мере снижения горизонт за небольшим передним окном космоплана стал плавно вытягиваться. Прямо по курсу появилась единственная полоска обитаемой суши Тропиканы. Узкая зелено-коричневая лента под острым углом пересекала экватор, протянувшись через океан на восемьсот километров, но нигде не расширялась больше, чем на пятьдесят. Геологическая странность на аномальной в тектоническом отношении планете. В этом мире имелся еще лишь один континент – арктическая пустыня, лишенная более сложной жизни, чем мхи; остальная часть глобуса принадлежала океану, глубина которого не превышала ста пятидесяти метров.
После подключения к обзорному файлу, имевшемуся на «Лорде Фитцрое», первоначальные опасения Эйсона насчет места назначения быстро рассеялись. Население Тропиканы размещалось на сотнях небольших островов, правительство планеты характеризовалось как либеральное. Единственная планета адамистов Конфедерации, где не были запрещены биотехустройства.
Не самый хороший вариант, но лучше многих других.
Эшли Хансон по мере приближения к поверхности увеличил наклон космоплана и значительно уменьшил скорость. Эйсон подался в своем кресле вперед, чтобы рассмотреть побережье. Внизу раскинулся большой город, огромная россыпь невысоких зданий, растянувшаяся вдоль пляжа. Город был зажат между водой и горами, подножия которых начинались всего в нескольких километрах от берега.
– Это Каривак, столица, – пояснил Эшли. – В последний раз, когда я здесь был, заправлял всем некий Лавр, главарь всех бандитов. Говорят, его сменила дочка. Чем бы вы здесь ни занимались, не советую с ней сталкиваться. Если она хоть вполовину так опасна, как ее старик, вы об этом пожалеете.
– Спасибо, я запомню.
На самом деле какие-то местные гангстеры Эйсона нисколько не интересовали. На данный момент его больше всего беспокоила таможня. В багаже среди всего остального имелся контейнер с безобидными на вид тускло-серебристыми шарами размером с теннисный мяч. Он несколько часов не мог решить, стоит ли брать их с собой. Доставка на борт «Лорда Фитцроя» не составила труда, в гражданской службе астероида Квиссико у партии было немало сторонников. Сферы были замаскированы под магнитные подшипники сверхвысокой плотности, используемые в астронавтике, и у Эйсона даже имелись подлинные документы представителя компании, их производящей. Но если в таможне Тропиканы имелись сенсоры, способные проникнуть сквозь магнитную оболочку…