Он развернул шаль.
После непродолжительной внутренней борьбы упорство Шедуэлла было окончательно сломлено. Он нацепил очки на нос, очень аккуратно взял цилиндр в свои руки, похожие на птичьи лапы, и немедленно издал протяжный одобрительный вздох. В груди у него что-то странно захрипело и забулькало, и Фэйрфакс испугался, что у ученого снова случится приступ кашля.
— О, сэр, что за великолепный экземпляр! — Он погладил стекло костлявыми большими пальцами. — Поразительная точность! Какой гениальностью они обладали! А есть еще такие же? Думаю, их должно быть много.
— Да, есть десятки точно таких же, все находятся в руках частного коллекционера. Откуда вы знаете, что их много? Что они собой представляют?
Шедуэлл продолжал смотреть на цилиндр как завороженный:
— Если именно то, о чем писал мне Лэйси, тогда, думаю, это часть лаборатории, как именовали ее древние, — слово, которое мы утратили, от латинского laborate, «работать». Возможно, ее перевезли из древней обители науки, называвшейся Имперским колледжем Лондона.
Стражник забарабанил в дверь и закричал:
— Время вышло, преподобный отец!
— Еще пару минут, пожалуйста! — крикнул Фэйрфакс и попытался забрать у Шедуэлла цилиндр. — Пожалуйста, сэр, я должен убрать его, пока не пришел шериф.
Но старик был не в силах выпустить его из рук.
— Я пытался отыскать их почти двадцать лет. До чего же это странно — видеть его сейчас, при подобных обстоятельствах… можно даже сказать, жестоко. — Наконец он неохотно отпустил цилиндр. Фэйрфакс торопливо завернул его в шаль и убрал в сумку. — Что вы намерены делать?
— Пока точно не знаю. Наверное, как следует обыскать окрестности. Именно поэтому нам требуется ваша помощь. Когда отец Лэйси написал вам?
— Недели две тому назад или около того. Писал, что нашел стеклянную посуду. Мы сразу же выехали из Уилтона. Но не успели мы добраться до Эксфорда, как до нас дошла весть о его смерти.
— И вы полагаете, что эта посуда раньше находилась в этом Имперском колледже — том самом месте, откуда Моргенстерн написал свое письмо?
Шедуэлл изумленно посмотрел на него:
— Откуда вы знаете о Моргенстерне?
— На прикроватном столике у отца Лэйси, когда я приехал его хоронить, лежал том записок Общества антикваров.
— Боже правый, тогда я завидую вам еще сильнее! Я был уверен, что все экземпляры нашли и уничтожили. Они конфисковали мою библиотеку, которая была для меня ценнее жизни, и сожгли ее на рыночной площади в Эксетере.
— Я это помню — присутствовал при сожжении еще мальчишкой. Но, очевидно, сожгли не все. В доме священника в Эддикотте хранится полное собрание протоколов общества и много других книг.
— Лучшая новость, которую я услышал за много лет. — Шедуэлл внезапно положил свою костлявую руку на запястье Фэйрфакса и с неожиданной силой сжал его. — Отдайте их мне.
— Что?
— Если я выйду отсюда, отдайте их мне, а я за это помогу вам. Вот мое предложение. Теперь, когда Лэйси мертв, все равно никто не осмелится держать их у себя.
— Но я не могу отдать вам то, что мне не принадлежит.
— И что вы с ними сделаете? Передадите епископу Поулу, чтобы он их сжег? Разве Лэйси хотел бы этого?
Фэйрфакс закончил возиться с завязками. Шериф снова забарабанил в дверь:
— Преподобный отец?
В зарешеченном окошечке показалось его лицо и, точно бледный круглый маятник, заколыхалось из стороны в сторону: шериф пытался разглядеть, чем они заняты в дальнем углу камеры.
— Читайте молитву вместе со мной! — велел Фэйрфакс. Шедуэлл с отвращением посмотрел на него. — Читайте молитву, — повторил он, — быстро. — Чуть помедлив, старик склонил голову, и Фэйрфакс возложил на нее руку. — Господи Боже наш, — начал он громко, — молим тебя, услышь наши молитвы, спаси и помилуй всех тех, кто вверяет Тебе грехи свои, прости им все прегрешения их, очисти от скверны, чтобы они милостью Твоей могли войти в царство Твое. — Я отдам вам книги, — прошептал он, потом громким голосом закончил: — Аминь.
— Аминь, — пробормотал Шедуэлл, — и передайте своему другу, что я в его распоряжении.
Лишь выйдя из камеры и пройдя следом за шерифом полпути вверх по лестнице, Фэйрфакс осознал, какой немыслимый грех только что совершил.
Солгать епископу было серьезным прегрешением; пойти против учения Церкви — еще хуже. Но осквернить святость покаянной молитвы? Прочитать ее без мыслей о Боге, чтобы под ее прикрытием сделать противозаконное предложение еретику? Чудовищное преступление против веры — и он совершил его, более того, не задумываясь, без малейших колебаний.
От осознания того, как сильно он удалился от своей прошлой жизни, Фэйрфаксу стало нехорошо. Очутившись на площадке, он прислонился к стене, чтобы не упасть. Во что я превратился? Если бы не присутствие шерифа, отпиравшего дверь в зал суда, он сполз бы по стене и обхватил голову руками. Мое место — там, в камере, рядом с Шедуэллом, там, среди мертвецов, там, среди мертвецов, там, среди мертвецов…
Наконец шериф открыл дверь и что-то сказал — Фэйрфакс не расслышал. Не успел он переступить порог зала, как мгновенно уловил перемену в атмосфере, услышал приглушенный ропот, увидел сливающиеся в одно пятно лица. Сара Дарстон с капитаном Хэнкоком сидели в первом ряду, там же, где он оставил их, но пустые скамьи за ними успели заполниться. Здешняя публика была гораздо менее утонченной, чем те, кто присутствовал на лекции. Должно быть, по Эксфорду разнеслась весть, что тут готовятся судить еретика. В воздухе было разлито предвкушение. Сначала повешение, а теперь еще и это! Все с нетерпением ждали, когда же выведут обвиняемого и начнется потеха. Вместо этого они увидели служителя Господа или вообразили, что увидели. Некоторые разочарованно загудели. Что я за фальшивка, подумалось Фэйрфаксу.
Он миновал судейские места и опустился на скамью рядом с Сарой Дарстон. Хэнкок перегнулся через нее и осведомился:
— Что он ответил?
— О, он согласился. Разумеется, он согласился!
Голос Фэрфакса, видимо, выдал творившийся в его душе разлад, потому что Сара с беспокойством поглядела на него:
— Что-то случилось, мистер Фэйрфакс?
Он не смог заставить себя ответить.
— Где Куик?
— Пошел разбираться со счетами в «Лебеде», — ответил Хэнкок, — чтобы им вернули фургон и он мог подогнать его к дверям суда. Шедуэлла надо увозить отсюда как можно скорее, пока никто не успел передумать.
— Он говорит, что обвиняемого в ереси не отпустят под залог.
— Это мы еще поглядим. Как мне сказали, судья, за которым они послали, — это сэр Уильям Трикетт. Он держит в Ярнтоне стадо овец в тысячу голов, а я скупаю почти всю его шерсть. Полагаю, он окажет мне услугу, если сможет.
Фэйрфакс отвернулся. Над судейской скамьей висел портрет короля в оливково-зеленом военном мундире с золотым позументом и несколькими рядами медалей; голову венчала простая корона. Выражение лица было благородным и строгим одновременно. Его священная персона объединяла государство и Церковь — славу Старой Англии, возрожденную после хаоса Апокалипсиса вкупе с древним механизмом правосудия. Под портретом располагался щит с девизом общего права: «Душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, рану за рану, ушиб за ушиб».
У Церкви имелись собственные инквизиционные трибуналы, которые разбирали религиозные преступления. Поэтому заседание суда служило только для передачи Шедуэлла от шерифов людям епископа. Пусть его сегодня же увезут в Эксетер, взмолился про себя Фэйрфакс. Пусть ему откажут в освобождении под залог и все это дело закончится здесь и сейчас. А потом он подумал о старике в кандалах и почувствовал к себе отвращение за свою трусость.
Наконец дверь позади судейской скамьи открылась и появился секретарь, следом за которым шел необъятный краснолицый толстяк в черной мантии и высокой шляпе без полей — по всей видимости, Трикетт. Присутствующие поднялись. Трикетт плюхнулся в свое кресло с высокой спинкой. Он выглядел в равной степени возбужденным и раздраженным — человек, которого неожиданно оторвали от пятничного ужина по причинам, которых он не понимает и не одобряет. Все опустились на свои места.
— Приведите заключенного, — произнес секретарь.
Хриплый кашель Шедуэлла возвестил о его приближении еще до того, как он сам появился в зале суда. Кандалы сняли, но шериф держал его за локоть. Старик подошел к скамье подсудимых и огляделся по сторонам. Он был настолько невысоким, что деревянное ограждение доходило ему до груди.
— Обнажите голову в присутствии судьи, — велел секретарь.
После непродолжительного колебания Шедуэлл снял свою шапочку и спокойно сложил ее. Над залом пронесся вдох восторженного ужаса: в центре его лба, темное от пудры, которую втирали в шрам, чтобы тот оставался видимым всю жизнь, было выжжено клеймо еретика — буква «Е». Фэйрфакс слышал об этом наказании, но видел такое впервые. Он хотел отвернуться, но не смог отвести взгляд.
— Назовите ваше имя, — сказал секретарь.
— Николас Шедуэлл.
— Ваш адрес?
— Деревня Уилтон в графстве Уилтшир.
Трикетт воззрился на него с таким отвращением, будто ему подали какую-то гадость на тарелке.
— В чем он обвиняется?
Даже голос его — сиплый и невыразительный — казалось, сочился жиром.
Поднялся старший шериф:
— В ереси, сэр Уильям. Заключенный устроил сегодня днем публичное сборище, явно намереваясь распространять свои подрывные идеи.
— Это неправда, сэр, — заявил Шедуэлл. — Все было совсем наоборот. Моя лекция задумывалась как предостережение против пагубы ереси…
Очередной приступ кашля не дал ему договорить. Он вынужден был пригнуть голову и вновь потянуться за платком.
Трикетт повернулся к старшему шерифу:
— Полагаю, вы не собираетесь судить его здесь?
— Нет, сэр Уильям. — Это был молодой мужчина с окладистой бородой и фанатичным огнем во взгляде, напомнивший Фэйрфаксу некоторых его товарищей по семинарии, помешанных на вере. — Мы просим суд оставить обвиняемого под стражей в Эксфорде до понедельника, когда его можно будет перевезти в Эксетер. Там он предстанет перед епископским судом.