– Сейчас паломничество совершают почти одни только мужчины. Бесконечные ряды мужчин, – рассказывала Гисла. – Они хотят коснуться наших рук, бросают к нашим ногам цветы. Один мужчина накинулся на Элейн и повалил ее на землю. Стражи храма оттащили его и заковали в колодки прямо на площади.
С Элейн все в порядке?
– Да. А вчера к нам на коленях приблизились трое мужчин. Все решили, что они нам поклоняются. Они не принадлежали ни к одному из кланов Сейлока, у них не было ни кос, как у воинов, ни цветных поясов. И вдруг они вскочили, обнажив кинжалы, а один схватил Далис и бросился бежать. Но лучник, стоявший на стене, его застрелил. Еще двоих повесили у северных ворот – в предостережение тем, кто вздумает украсть дочь храма.
Как страшно… но я рад, что их наказали, признался Хёд.
– Бедняжка Далис прошлой ночью кричала во сне. Я пела ей, но не осмелилась ее коснуться. Мне не хотелось видеть ее сны.
Вам не следует выходить на люди. Это опасно.
– Мастер Айво запер двери в храм, отказался раздавать благословения и отпускать прегрешения, но люди все равно ждали. Люди преклоняются перед хранителями, и сегодня утром он вновь раскрыл двери в храм. Король и ярлы требуют, чтобы нас показывали людям. И Дагмар с ними согласен. В том, что люди нам поклоняются, есть и проклятие, и благодать. Так говорит Дагмар. Это поклонение угрожает нам… и нас оберегает. Мы символ Сейлока, и мастер Айво говорит, что нас не тронут, не продадут, не выдадут замуж ни за воинов из кланов, ни даже за ярлов. Хотя мы вечно слышим подобные разговоры.
Вы все еще слишком молоды. И потом, послушники в брак не вступают, заметил Хёд, но в его голосе слышалась та же тревога, что шевелилась у нее в животе, когда она слышала такие намеки. Она видела, как смотрят на Элейн. Чем старше они будут становиться, тем сильнее кланы будут давить на хранителей и на короля.
– Дирт из Долфиса умер. Клан должен выбрать нового ярла. – Ей хотелось переменить тему.
Арвин мне говорил. На прошлой неделе он слышал эту новость в Лиоке. Поговаривают, что теперь ярлом станет Дред из Долфиса.
– Дред – отец хранителя Дагмара. Но отношения у них не складываются, хоть я и не знаю почему.
Они еще не выдали тебе все свои тайны?
– Я держу руки и песни при себе. Не хочу знать чужие секреты.
Зато я хочу. Пообещай, что расскажешь мне все, что у з н а е ш ь.
Хёд подтрунивал над ней, стараясь отогнать мрачные мысли, которые нет-нет да и проникали в их разговор. Бремя чужих тайн давило на Гислу. Это знание несло ей не силу, а боль. Она не могла говорить о том, что знала, но и забыть не могла. И потому она таскала за собой эти тайны, подобно камням, которые никак не могла выбросить. Облегчение приносили лишь беседы с Хёди, лишь ему одному она могла обо всем рассказать. С другими она хранила молчание.
Но она боялась, что однажды узнает то, о чем нельзя будет молчать.
Завершающим соревнованием турнира была рукопашная схватка. В ней принимали участие только члены кланов. Каждый ярл отбирал десять воинов, чтобы в схватке были представлены все кланы поровну. Шестьдесят воинов, одетых в цвета своих кланов, выходили на поле, и лишь один клан мог стать победителем. Оружие в схватке не применялось, а правило было одно: сбивать с ног всех подряд. Если тело воина касалось земли, он покидал поле – и так до тех пор, пока на ногах не оставался всего один клан или даже один человек.
– Государь, у нас девять воинов, – объявил Дред из Долфиса, выступая вперед. – Не хватает одного человека.
Толпа заворчала. Они‐то надеялись, что схватка вот-вот начнется. Гисла тоже недовольно застонала. Она устала, кожа под лиловым балахоном стала липкой от пота, а до самих состязаний ей не было никакого дела. Схватка была одним из немногих мероприятий, на которых разрешалось бывать дочерям кланов – сюда допускались все зрители, без исключения, – но Гисла не питала к ней никакого интереса. Зато Юлия уже много недель говорила только о ней и сегодня болела за Йоран.
Успокаивая народ, король воздел руки к небу:
– Так выбери десятого, Дред. Наверняка в клане Волка найдется еще один воин, который пожелает участвовать в схватке.
– Я уже выбрал его. Я выставляю на бой мальчика из храма. – Дред поднял руку и указал на Байра.
Тот стоял неподалеку от короля, за спиной Альбы – ее вечный, верный, всевидящий страж.
И Гисла, и вся толпа на площади ахнули от изумления. Король тут же мотнул головой:
– Он не из Долфиса. У него нет клана. Он не может бороться за вас. Выбери другого.
– Я выбрал его, – настойчиво повторил Дред, гордо вскидывая голову. – У нас пока нет нового ярла. Но я говорю от имени своего клана, как старейший воин на поле. И я хочу выставить его.
По притихшей толпе волной прокатилось недоумение. Дред из Долфиса считался бывалым участником турниров и знал правила схватки. В ней могли участвовать только представители кланов. Люди без клана к участию не допускались.
– О чем ты болтаешь, старик? – прорычал Банрууд. Он сидел в своем кресле, расправив плечи и всем своим видом выражая недовольство. – Он не может участвовать.
– Он из Долфиса, – отвечал Дред.
– Нет, – крикнул кто‐то.
– Он сын моей дочери Дездемоны, девы-воительницы из клана Волка.
Король застыл в зловещем оцепенении. Толпа последовала его примеру. Тысячи людей не смели даже дышать. Никто не понимал, отчего молчит король, и никто не смел нарушить воцарившуюся тишину.
– Ему четырнадцать лет, Дред из Долфиса. Почему же ты раньше его не признал? Все это подозрительно, – тихо заметил Айдан из Адьяра.
– Я не знал, что он жив, – парировал Дред. – Его мать, моя дочь, умерла, Айдан. Она умерла четырнадцать лет назад, когда родила его.
– Он всего лишь мальчик из храма, – выдавил король.
– Может, и так, государь, но еще он из Долфиса. И я признаю и заявляю его. Пока я исполняю обязанности ярла, я имею на это право… если только его не признал другой клан… или король. – Дред говорил спокойно и взвешенно, и зрители согласно закивали.
– Это правда, мальчик? – презрительно бросил Банрууд. – Ты из Долфиса? Если примешь это признание, то должен будешь жить в своем клане.
Толпа протестующе зашевелилась, а Юлия гневно забормотала что‐то себе под нос. Никто не обязан был жить в своем клане – но никто не смел спорить с королем.
– Государь, это уловка, – вмешался Айдан из Адьяра. – Дред понимает, что не победит в схватке со своей стаей стареющих волков. Он думает, что мальчик из храма – гончий пес Одина. Когда бой закончится, он его выгонит. Пусть мальчишка дерется.
Воины согласно затопали и закивали. Им не терпелось поскорее начать рукопашную.
– Что скажешь, мальчик? Хочешь жить в Долфисе? – обронил король с таким видом, словно ему было все равно.
Но Гисла знала, что это не так. Банрууду не было все равно. В казавшемся небрежным тоне короля она различала любовь.
– Я с‐с-слуга х-х-храма, – выдавил Байр, и король захохотал, услышав, как тот заикается.
Гисле захотелось ударить Банрууда, плюнуть ему в лицо, выцарапать ему глаза в отместку за друга. Но то были лишь мечты, и она только сильнее сжала зубы, надеясь, что этот разговор скоро закончится и Байр будет избавлен от новых насмешек.
– Ты отказываешься от своих слов, Дред из Долфиса? – спросил король.
– Я не могу отказаться от крови, что течет и в его, и в моих жилах, государь. Но я не заберу мальчика из его дома… не оторву от его обязанностей. Мы будем биться вдевятером. И победим.
Воины за спиной Дреда – и члены его клана, и их соперники – завопили, требуя прекратить затянувшуюся беседу, и Дред из Долфиса отвернулся, показывая, что не будет выставлять Байра.
Рукопашная началась, но Гисла за ней не следила. Она наблюдала за Байром. Тот смотрел себе под ноги, а когда Альба начала засыпать на своем стульчике, шагнул к ней и привычным движением осторожно взял ее на руки. Королева Эса тоже поднялась и, подозвав ожидавшую ее служанку, пошла за ним к замку. Гисла решила, что королеве неважно, какой клан победит. Гисле это тоже не было важно. Она чувствовала лишь, что Байр проиграл, но больше ничего не знала.
После рукопашной схватки турнир завершался, но празднование длилось всю ночь, и лишь на следующее утро пьяные, спотыкавшиеся на ходу члены кланов и прочие гости покидали Храмовую гору, чтобы вернуться лишь через год. Учиненный ими разгром чаще всего убирали хранители.
Гисла и ее сестры легли спать под музыку и смех, доносившиеся с парадной площади, а когда проснулись, весь храм уже погрузился в скорбь.
Дред из Долфиса повторил, что признаёт Байра, и тот, избитый так, что все его лицо покрывали ссадины и синяки, готовился ехать в Долфис.
– Что с Байром? – потрясенно спросила Юлия.
Гисла решила, что король опять выместил на мальчике из храма свой гнев и на сей раз Байр не сумел скрыть этого от дяди. Быть может, Дагмар и Дред из Долфиса вместе решили вырвать Байра из этих тисков.
Байр не хотел уезжать.
– К-кто пр-рисмотрит за доч-черями? – вновь и вновь повторял он, оглядываясь через плечо на Гислу и ее сестер, когда его вели прочь из храма, к ожидавшему его деду. Он встретился глазами с перепуганной Гислой, и она поняла, о чем еще он хотел спросить. Кто присмотрит за ней? Кто ее защитит, когда король призовет ее к себе?
– Мы присмотрим за ними. Я присмотрю, – повторил Дагмар. – Я буду смотреть за всеми. – Дагмар говорил твердо, но Байр в отчаянии покачал головой. Он не верил, что дядя сможет защитить Гислу. И она тоже не верила. Но теперь Байр ничего не мог с этим поделать.
Мастер Айво и хранители в лиловых балахонах спустились по каменным ступеням храма и окружили Дагмара с Байром. Гисла и другие дочери стояли за спинами хранителей, пытаясь не дать волю слезам.
Дред и воины Долфиса ждали верхом.