– Байр ничего не знает, – рыдал Дагмар.
Теперь его голос звучал так откровенно, так беззащитно, что Гисла заплакала вместе с ним, зажимая ладонями рот, чтобы не выдать себя.
– А король? – спросила Тень. – Он знает?
– Мой отец объявил, что Байр – сын Дездемоны. Король не глуп. Думаю, он все это время подозревал, – простонал Дагмар.
– Расскажи мне все, с самого начала, – взмолилась Тень, и он, чуть помедлив, сдался.
Гисла подумала было, что ей нужно заткнуть уши. Так она сумела бы защитить себя от его откровений. Но она не сделала этого. Она слушала слова Дагмара, наполнявшие ее новыми тайнами, которые ей предстояло хранить, новыми бедами, которые ей предстояло оплакивать.
– Когда моя сестра умерла… она начертила кровью две руны, – объяснял Дагмар. – Руны, которых она не должна была знать. За одну из них ей пришлось отдать жизнь. Но она и так уже умирала. А еще она злилась, и ей было горько. Она прокляла всех мужчин Сейлока. Сказала, что в Сейлоке не будет дочерей, не будет женщин, которых смогут любить эти мужчины. Банрууда она прокляла отдельно.
– Как? – выдохнула Тень.
Гисла едва удержалась, чтобы не застонать. Руна у нее на ладони горела: ее ждал Хёд. Она ощущала его присутствие так, словно он стоял по другую сторону стены, но не могла говорить с ним.
– Она сказала, что Байр будет его единственным ребенком, – продолжал Дагмар. – Начертив вторую руну, она сказала, что Байр будет силен, так силен, что сумеет спасти Сейлок, но что отец от него отвернется.
– Единственным ребенком? – в оцепенении повторила Тень, и Гисла поняла, о чем она не сказала: Альба – не дочь короля, и Тень знала об этом.
– Не все руны могущественны, – ответил ей Дагмар. – Как видишь, у Банрууда есть и другой ребенок. Девочка. У него есть Альба. Но… проклятие продолжает действовать. Руна, которую моя сестра начертила собственной кровью, очень сильна. И я не знаю, как снять это заклятие, можно ли вообще его снять.
– Ты говорил Айво… о рунах? – потрясенно спросила Тень.
– Нет, – прошептал Дагмар. – Я не могу.
– Ты должен. Он знает, как поступить.
– Я не могу, – повторил Дагмар, и Тень, не сказав больше ни слова, опять провела рукой по его волосам.
Дагмар выпрямился и выпустил ее из объятий, желая взглянуть на нее, и Гисла ясно увидела выражение муки у него на лице. Пошевелись она хоть чуть‐чуть, и он бы ее заметил. Так что она беспомощно лежала в траве и слушала, а ее сердце переполняла боль.
– Если Айво узнает, ему придется действовать, – сказал Дагмар резко, словно боясь собственных слов. – Он верховный хранитель и потому сделает – должен будет сделать – все что нужно, чтобы разрушить заклятие моей сестры. – Дагмар перевел дыхание, а потом резко выпалил: – А это слишком опасно.
– Но… разве ты… не этого хочешь? – спросила Тень.
– Что, если только Байр может снять заклятие? – выкрикнул Дагмар.
– Не понимаю, – отвечала Тень. – О чем ты?
Дагмар снова заплакал. Звук его рыданий напоминал скрежет металла по металлу. Это был самый страшный звук из всех, когда‐либо слышанных Гислой, и она закрыла лицо руками, но продолжала слушать. Ей нужно было знать. Что за заклятие?
– О чем ты, Дагмар? – спросила Тень.
– С рождением Байра началось бедствие. – Дагмар говорил так, словно с каждым новым словом всаживал кол себе в сердце. – Что, если оно закончится лишь с его смертью?
Когда Дагмар и Тень ушли, Гисла не поднялась, не вернулась обратно в храм по длинному, темному туннелю. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Напуганной. Неспособной двигаться.
Ей нужен был Хёд. Она должна была кому‐то обо всем рассказать. Кровь у нее на руке засохла, в горле скребло. Уколов палец, она смотрела, как набухла капелька крови, как она потекла вниз по пальцу, разлилась по ладони. Она принялась втирать кровь в черты, образовывавшие руну, и попыталась петь. Голос ее звучал едва слышно, но едва она допела коротенький куплет, как Хёд, ожидавший ее, откликнулся. И она обо всем ему рассказала. О том, что Дред забрал Байра в Долфис. О молчании Тени, о тайнах Дагмара, о том, что Айво ничего не знает. О том, что Дагмар не знает, как ему поступить.
– Дагмар не сказал Айво о рунах. Он боится, что, если Айво узнает, ему придется действовать. Боится, что заклятие спадет только со смертью Байра.
Он боится, что верховный хранитель попытается убить Байра, если узнает о рунах? – спросил Хёд.
– А ты бы не попытался? А Арвин? Если бы вы знали, что тогда заклятие спадет?
Он немного помолчал, обдумывая ее слова. И не дал ей прямого ответа.
Ты должна рассказать мастеру Айво.
– Я не могу.
Ты должна. Расскажи ему все, что слышала. Расскажи о проклятии Дездемоны, о ее руне. Обо всем, что сказал Дагмар. Мастер Айво знает, что делать.
– А что же Байр? Что, если Дагмар прав? – простонала она.
Байр в Долфисе. Он в безопасности… по крайней мере пока. Но вот Сейлоку грозит опасность. И храму, и тебе.
– Но… разве ты сам поступил бы так? Ты бы убил Байра, если бы смог этим разрушить проклятие? – Ей непременно нужно было знать ответ.
Хёд вздохнул, и звук его вздоха зазвенел у нее в голове, словно ветер в листве.
Не знаю.
– Если бы смертью можно было снять заклятие… ты бы убил меня? – спросила она.
О чем ты говоришь, Гисла?
Быть может, она слишком устала. Быть может, ей было страшно, но после того, как кончился этот день, она не могла ничего скрывать и потому призналась Хёду в самом сокровенном.
– Я люблю тебя, Хёд. Ты мой лучший друг. Мой единственный друг. И я бы все сделала, лишь бы уберечь тебя от беды. Ты знаешь об этом? Ради тебя я отдала бы весь Сейлок.
Он немного помолчал, словно потрясенный ее словами, но, когда снова заговорил, в его голосе слышалось едва ли не благоговение.
Я тоже отдал бы весь Сейлок ради тебя, моя маленькая певунья.
– Дагмар чувствует то же самое к Байру. – Она вздохнула.
Да… так я и понял.
– Я хочу домой, Хёд.
Твой голос звучит устало.
– Я хочу домой, – настойчиво повторила она, и он понял ее – как всегда понимал.
Ты хочешь вернуться в Тонлис.
– Да. Но Тонлиса больше нет.
Конечно, есть.
– Его сожгли дотла. Каждый дом, каждое поле. Каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка. Всех, кроме меня.
Хёд ахнул.
Всех?
– Я никого больше не видела. Видела одну только смерть. Мертвые семьи в домах. И на полях. Тела лежали грудами, и эти груды сжигали. И мертвых людей, и животных, и дома, и поля.
Ох, Гисла.
– Они пытались остановить мор. Не знаю, почему меня не убили. Быть может, они решили, что и я тоже умру. Но я не умерла. Не умерла. Хотела, но не умерла. И теперь я здесь. И это снова происходит. И что же мне делать? Просто смотреть, как то же самое происходит с Сейлоком?
Здесь все иначе.
– Нет. Просто здесь все куда медленнее. – Она чуть не плакала, но даже на слезы у нее не было больше сил.
Ты должна отдохнуть. Сегодня тебе ничего не придется делать.
Она устала так, что не знала, сумеют ли ноги донести ее обратно – вдоль по туннелю, вверх по лестнице, к самой ее постели. И все же она поднялась и зашагала ко входу, прятавшемуся за валуном.
Пообещай мне…
– Я не сдамся, – выдохнула она, заканчивая его фразу. Они всегда так прощались.
И еще, Гисла.
– Что?
Я тоже тебя люблю.
12 часов
Спустя несколько дней, сразу после того как прокричал ночной дозорный, Гисла пробралась в погреб, чтобы поговорить с Хёдом. Но, едва она уколола палец и начала петь, стоя спиной к двери, как ее сгребли в охапку сильные руки, а рот накрыла широкая ладонь.
В первый миг она лишь изумленно моргала, глядя в темноту. Она не видела, кто на нее напал, вообще ничего не видела. Она откинула голову назад, попыталась высвободиться, но напавший был выше, гораздо выше ее, и она лишь ударилась ему в грудь затылком. Тогда она попыталась укусить пальцы, зажимавшие ей рот, но вместо этого прокусила себе губу, и рот наполнился кровью.
Одной рукой человек закрывал ей рот и потому не мог совершенно ее обездвижить, но она лишь беспомощно трепыхалась под тяжестью его тела. Кровь, наполнявшая ей рот, потекла в горло, она начала задыхаться и что было сил вцепилась в руки злодея.
Когда она принялась отбиваться, ее обидчик шагнул назад, явно собираясь швырнуть ее на пол. Его ладонь сползла к ней на плечо, так что она смогла вдохнуть. Она закашлялась, задыхаясь, плюясь кровью, жадно ловя ртом воздух.
– Тебя никто не услышит, дочь, – прошептал он.
В ответ она закричала, и ее крик зазвенел, отражаясь от стен погреба.
– Тебя никто не услышит, – настойчиво повторил он, но она закричала громче, выбрав высокую, пронзительную ноту, что словно кинжалом пронзила ей череп, разорвала ей горло. Зажав уши ладонями, она крикнула еще громче, затянула песню страха и ярости, которой прежде еще никогда не пела. И мужчина, державший ее за ноги, прижимавший ее к полу, вдруг запел вместе с ней.
Закричал вместе с ней.
А потом он исчез. Исчезла его тяжесть. Исчезли его ладони, его крепкое тело. По ее голым ногам пробежал холодок, означавший, что дверь погреба открылась и закрылась за ним. Но она не смолкала. Она лишь подтянула колени к груди и закричала еще громче.
Через пару мгновений она увидела свет.
– Лиис. Лиис. Дочь, прекрати. Прекрати!
То был Дагмар. И с ним Тень. Она была спасена.
– Кто это был, Лиис? – спросил Дагмар.
Его глаза показались ей поблекшими. Он не приблизился к ней, лишь пропустил Тень вперед. У Гислы саднила прокушенная губа и болело горло, но все же она была целой и невредимой.
– Не знаю, – просипела она. – Я пела… и не услышала, как он спустился по лестнице. Я оставила факел в подставке у входа. Он закрыл за собой дверь, и стало совсем темно. – Она провела пальцем по шраму у себя на ладони. Она пела для Хёда. И поэтому не услышала злодея.