Король гневно взглянул на верховного хранителя и потер виски.
– Несколько месяцев назад на Лиис из Лиока напал в храме какой‐то воин. Она не видела его лица, ибо было темно. Но у него была коса, как у воина. Она закричала, спугнула его, и он убежал. Мы так и не узнали, кто это был. На сей раз мы знаем имя обидчика. Дочь храма не может петь для тебя, король Банрууд, если ей при этом угрожает опасность.
– Она кричала так громко, что у меня кровь пошла из ушей, – взвыл Билг. – Я думал, у нее приступ. Я ударил ее лишь потому, что хотел, чтобы она прекратила.
Король внимательно разглядывал окровавленное лицо Гислы.
– Билг тебя ударил? – спросил он.
– Да.
– Почему?
– Потому что я кричала.
– Почему ты кричала?
– Он трогал то, чего не должен трогать.
Билг снова запротестовал, но король усмирил его взглядом, от которого попятился даже мастер Айво.
– Звоните в колокола. Пусть все соберутся здесь, в зале. Все. Даже хранители. Прямо сейчас, – приказал король.
Стража бросилась выполнять приказ. Билгу король повелел остаться.
Спустя несколько минут в зал нетвердым шагом вошли стражи короля, заспанные, взъерошенные, но полностью одетые. Гисла решила, что их смятение и изможденный вид можно простить, памятуя о том, что многие из них вернулись на гору лишь накануне. Хранители выглядели так же, как всегда, лишь под глазами набрякли мешки от того, что их подняли до рассвета. Рядом с ними группкой стояли дочери: их волосы были собраны в косы и уложены на макушках чуть менее аккуратно, чем обычно. Тени нигде не было.
Мастер Айво не сдвинулся со своего места перед троном короля. Дагмар и Гисла стояли по обе стороны от него. Она чувствовала ярость мастера Айво, хотя лицо его оставалось спокойным, а руки недвижно лежали поверх рукоятки посоха. Король, сутулясь, сидел на троне. Он сжимал в руке рукоять своего меча. Когда все собрались, он заговорил:
– Я не спал много дней. Я вернулся из Эббы, где мы два месяца бились с гончими псами с Побережий. Но даже дома, в своей постели, я не могу мирно спать.
Он оглядел собравшихся налитыми кровью глазами. А затем поднял руку.
– Дочери храма, выйдите вперед, чтобы мои люди вас видели.
Элейн, Башти, Далис и Юлия встали за спиной у мастера Айво, не сводившего глаз с короля.
– Эти дочери уже почти три года живут здесь, на горе, под моей защитой. Они представляют кланы. Они принадлежат храму. Вы не смеете смотреть на них. Не смеете с ними говорить. Не смеете их касаться.
Мастер Айво удивленно хмыкнул, явно одобряя слова короля.
– Лиис из Лиока, подойди сюда, – приказал Банрууд.
Она шагнула на возвышение у трона, и король указал ей на собравшихся:
– Повернись, чтобы мои люди тебя увидели.
Она так и сделала. Пробежала глазами по рядам усталых воинов и напуганных хранителей, а затем остановила свой взгляд на стоявшем поблизости Билге. Тот больше не ухмылялся.
– Кто окровавил твое лицо, Лиис из Лиока? – спросил король, возвышая голос так, чтобы все в толпе слышали каждое его слово.
Лиис указала на Билга:
– Он.
Король поманил Билга к себе. Тот помедлил, но потом шагнул вперед и встал рядом с ней.
Гисла отпрянула в сторону.
– Билг из Берна, ты думал, что можешь тронуть дочь храма? – спокойным и мягким голосом спросил король.
Билг не стал возражать. На лице Гислы явно читались доказательства его вины.
– Ты касался ее груди?
Мужчины неловко зашептались.
– Заканчивай представление, Банрууд, – прорычал мастер Айво.
В груди у Гислы вспыхнул огонь обиды. Она не готова была позволить Билгу и королю наслаждаться ее унижением.
– Да, касался, – спокойно и холодно сказала она.
– Это… это… было в шутку, государь, – забормотал Билг. – Я ее не обидел.
Король выхватил из ножен свой меч и вонзил его в грудь Билгу, чуть левее центра.
По залу промчался громкий вздох. Элейн вскрикнула. Король высвободил свой меч, и Билг, булькая и стеная, схватился за грудь.
– А здесь? Здесь он тебя касался? – спросил король, тыча концом меча между ног Билга. Тот вновь застонал, пытаясь уклониться от нового, еще более страшного удара.
– Нет, – ответила Гисла и яростно замотала головой. У нее плыло перед глазами, в желудке волной поднималась тошнота.
Изо рта у Билга закапала кровь.
– Не смейте их касаться, – заревел Банрууд. – Не смейте касаться дочерей храма. Вам ясно?
Билг покачнулся и повалился на пол у подножия трона. Вокруг него озерцом разливалась кровь.
– Уберите его отсюда, – приказал Банрууд, указывая на мертвеца. – И уходите. Все вон.
Исход из тронного зала был похож на паническое бегство. Никто не проронил больше ни слова. Гисла стояла на ватных ногах, пока Дагмар не выступил вперед, чтобы увести ее из зала, вслед за хранителями.
– Она останется, – буркнул Банрууд, указывая на Гислу. – Ее крики меня разбудили… теперь пусть снова усыпит меня своим чертовым пением.
Два часа спустя – на этот раз король засыпал долго – Гисла, пошатываясь, вернулась обратно в храм в сопровождении нового стража. Тот не проронил ни слова и всю дорогу смотрел лишь прямо перед собой. Требование Банрууда было услышано.
Тяжелое тело Билга подняли на северные ворота и оставили там на всеобщее обозрение, но Гисла старалась не смотреть в ту сторону. Она не жалела, что он мертв, но произошедшее привело ее в ужас.
Она вошла в храм через главные двери и, оказавшись в просторном переднем помещении, по сторонам которого вверх тянулись две лестницы, остановилась, понурив голову, и позволила себе наконец перевести дух.
Она проголодалась и с изумлением ощутила, насколько обыденно это чувство. Жизнь продолжалась. Хранители уже давно собрались в обеденном зале и успели позавтракать. Вся их жизнь была четко организована, а сами они отличались исключительной пунктуальностью. У них на глазах закололи мечом человека, но с этим уже ничего нельзя было поделать. А раз человек этот не был добрым и честным, о нем следовало как можно скорее забыть.
Она отмахнулась от чувства голода. Она не смогла бы есть, пока в носу еще свербел запах крови и смерти, а лицо болело при каждом ударе сердца. Ей нужно было вымыться и поспать. Сон был для нее сейчас важнее пищи. Ночная сорочка пахла потом и страхом, лиловый балахон испещряли пятна крови, капавшей у нее из носа. Ей не хотелось думать, что то могла быть кровь Билга.
– Лиис из Лиока, – послышался из тени голос мастера Айво.
Подняв голову, она увидела его у входа в святилище.
– Мне нужно поговорить с тобой, дочь.
У нее не было сил на беседу с верховным хранителем, и она задержалась с ответом.
– Подойди, – велел он, входя в святилище.
Она пошла за ним, но, когда он уселся на свой трон, она повалилась на стоявшую неподалеку каменную скамью и опустила глаза.
– Не сочти за неуважение, мастер. У меня нет сил.
– Я слишком многого о тебе не знаю, Лиис из Лиока.
– Я слишком многого не знаю о тебе, мастер. – Ее слова прозвучали дерзко, и он ответил ей холодно:
– Я не враг тебе, дитя.
– Я не дитя, мастер.
– Нет. Не дитя. И король положил на тебя глаз. Это нехорошо.
– Не глаз, а… уши.
– Да. Это так.
Она закрыла глаза и взмолилась про себя, чтобы он ее отпустил.
– Что ты делала в погребе, Лиис? Так поздно, совсем одна?
Она не ожидала такого вопроса и изумленно уставилась на мастера Айво.
– Я не была в погребе, мастер. Билг из Берна вытащил меня из моей постели.
– Не сегодня. Несколько месяцев тому назад… когда на тебя напали. Ты была в погребе в рассветный час. Почему?
– Порой мне хочется петь, просто петь. Меня это успокаивает. Я не хочу никого будить, хочу просто побыть одна. – Оправдание было неловким и прозвучало неискренне.
– Сложно узнать, кому можно довериться, так? – задумчиво вымолвил верховный хранитель.
Она не ответила.
– Еще сложнее узнать, как правильно поступить, – прибавил он.
– Я не уверена, что есть… правильные поступки. Есть лишь… хорошие поступки.
Байр был хорошим. И Хёд. И Элейн. И Альба, и ее сестры… тоже были скорее хорошими. Но всё остальное – все остальные, включая и Гислу, – походили на омут, полный недомолвок и тайн.
– Но есть правда. Правда правильна. Правда добра. Ее‐то я и ищу.
Он протянул к ней руку. Его скрюченные пальцы дрожали. Она никогда прежде не касалась верховного хранителя. И боялась сделать это сейчас. Ей не хотелось слышать его мысли. Не хотелось, чтобы он услышал ее… она отчего‐то знала, что он их услышит. И все же она взяла его за руку, не в силах сопротивляться. Он опустил веки и застыл без движения.
– Ты скажешь мне правду, Лиис?
– Ты используешь ее во вред?
Ей показалось, что этот вопрос застал его врасплох.
– На каждую правду, которую ты мне поведаешь, я поведаю тебе свою правду.
– Мне не нужна твоя правда, мастер. – У нее самой в достатке имелось жестокой, холодной правды. Правда тянула ее к земле. Ей не хотелось ничего больше знать.
Он усмехнулся:
– И все же… ты только что поведала мне правду.
Так оно и было, и от этого ей стало чуть легче.
– Ты ведь не из Лиока, дитя?
Она захотела было высвободить ладонь, но его пальцы цепко держали ее, и возведенные ею стены начали медленно рушиться. Она готова была рассказать ему все, что бы он ни спросил. Она расскажет ему о Дездемоне, о ее кровавой руне. О Тени и Альбе. О Хёде.
– Не бойся, – успокоил он. – Мой отец был родом из Эббы. Там я родился – целую вечность тому назад. А моя мать была из Сонгров. Ты слыхала о Сонграх, Лиис из Лиока?
– Да, – чуть слышно выдохнула – выплакала – она.
– Мать умела петь… не так, как ты… но все же неплохо. Ее пение утешало. А крик оглушал. Своим криком она могла одолеть крепкого мужчину. Точь-в‐точь как ты.
И это все, что он хотел узнать?