– Все в порядке, – выдохнул Дагмар. Он тоже услышал перемену.
– Совсем не в порядке, – прошептал Хёд.
Дагмар приблизился, опасливо дыша, не спуская с Хёда настороженных глаз, но Хёд чуть опустил посох, предупреждая, чтобы хранитель не подходил слишком близко. Его нервы были обнажены, чувства истрепаны, а ощущение безграничного счастья улетучивалось по мере того, как Гисла уезжала все дальше. Скоро она окажется за крепостной стеной. Снова. И они разлучатся.
Снова.
– Она забыла свой плащ, – мягко сказал Дагмар.
Гисла забыла плащ? О боги. Она забыла свой плащ.
Он услышал, как Дагмар нагнулся, как поднял плащ с земли.
– Почему ты пришел сюда? – спросил Хёд. – Ты мог искать ее где угодно, но пришел сюда, на это самое место.
– Руны бывают полезны, – ответил Дагмар.
– Ах вот что. Значит, это был ты. Мне показалось, что я почувствовал… чей‐то взгляд.
– Мы за нее боялись.
– Вы боялись… меня? – спросил Хёд. Эта мысль показалась ему совершенно нелепой.
Он был бессилен против хранителей. У него ничего не было. Он сам был никем.
Дагмар ему не ответил.
– Мастер Айво говорит, что наша Лиис родом не из Лиока. Она из Сонгров. Ты знал, лучник?
Казалось, ничто в этом вопросе не могло удивить Хёда. Гисла сказала ему, что Верховный хранитель все знает. Но вопрос Дагмара его ошарашил. А еще ему не понравилось, как хранитель назвал ее «нашей Лиис».
– Да, я знал… что она из Сонгров.
– Ты был знаком с ней прежде… чем она появилась на Храмовой горе? – продолжал расспрашивать хранитель.
– Да.
– Понимаю, – выдохнул Дагмар.
– Неужели? – тихо ответил Хёд.
Если бы только Дагмар действительно все понял. Ворота опустились. Гисла скрылась за стеной храма. Теперь он больше не слышал биения ее сердца. Она была от него слишком далеко.
– Мастер Айво говорит, у тебя склонность к рунам. Тебя научили ими пользоваться… хотя пользоваться ими… разрешено лишь хранителям.
– Верховный хранитель отослал меня учиться. Он позволил мне получить знания… но все же… отверг меня. – Хёд никак не мог сосредоточиться на беседе. Его охватило отчаяние.
– Он не доверяет тебе, Хёд, – сказал Дагмар.
Его слова прозвучали как удар плеткой. От боли Хёд словно вынырнул из тумана, в голове у него прояснилось.
– А тебе, хранитель Дагмар, он доверяет? – парировал он.
Сердце Дагмара словно запнулось, а в мыслях что‐то мелькнуло. Хёд продолжал:
– Я ничем не заслужил недоверие верховного хранителя или его подозрения. Я родился слепым, у меня нет клана, моя мать была распутной женщиной. И я странный. Вот все мои прегрешения.
– Все твои прегрешения? – не веря себе, ахнул Дагмар. – Ты… спал… с дочерью храма. Ты увел ее с Храмовой горы во время турнира. Окрестности храма кишат злоумышленниками, людьми без клана. Ты хоть понимал, какая опасность ей грозила? Какая опасность ей грозит до сих пор?
– Расскажи обо всем мастеру Айво, – язвительным тоном пробормотал Хёд. – Поведай ему, что я люблю дочь храма, что использовал запретную руну. Пусть мне за это запретят входить в храм, изгонят с Храмовой горы и выжгут глаза.
– Тебя что, совесть не мучает? Повезло, что ты еще не висишь на северных воротах, – сказал Дагмар.
Хёд поднял посох, показывая, что готов уйти:
– Чему быть, того не миновать… Путь до Лиока далек. Прошу, передай моему учителю, что я подожду его у дороги. Если… если только ты не хочешь вернуть меня на гору, дабы предать суду.
– Слепой лучник, прежде я не думал, что ты разбойник или дурак. Но теперь… я уже не уверен в этом. Ты казался мне похожим на моего племянника. Но теперь я вижу… что ты скорее похож… на короля. – Голос Дагмара звучал растерянно, в биении его сердца слышались смятение и недоверие.
– Я возьму плащ, – сказал Хёд.
Он хотел забрать плащ. Притворяться не было смысла. Дагмар повернулся, собираясь уйти, и бросил плащ к ногам Хёда:
– Этот плащ – твой приговор. Если ты любишь ее… так, как сказал мне… то не вернешься на гору. Никогда. И будешь молить Одина, чтобы Лиис из‐за тебя не пострадала.
Хёд не стерпел неприкрытого осуждения, сквозившего в словах Дагмара.
– Под этим деревом я заметил две руны. Руну силы и еще одну, незнакомую мне. Когда я ее коснулся, она загремела, как змея. Что ты знаешь о них, хранитель Дагмар?
Он тут же пожалел о том, что произнес эти слова. Им руководил гнев. Он не должен был выдавать того, что знал – что узнал от Гислы. Но он потерял контроль над собой, и теперь в каждом его слове звенела угроза. Он повел себя как преступник, и Дагмар ответил ему как преступнику.
– Если вернешься на гору, я прослежу, чтобы тебя наказали за все, что ты натворил. Ты понял, Хёд? – прошептал он.
– Я не тот, кем ты меня считаешь, – сказал Хёд покаянным тоном, но даже слова раскаяния из его уст теперь прозвучали зловеще.
– Да… боюсь, ты гораздо хуже. – Дагмар говорил так уверенно, что Хёд и сам едва ему не поверил.
В следующий миг Дагмар покинул поляну.
Гисла решила не взбираться по склону вверх, к восточным воротам, но побежала вдоль кромки леса навстречу людям и лошадям, которых услышал Хёд. Ей нужно было поскорее попасться им на глаза. Времени остановиться, обдумать, что ее ждало, испугаться этого у нее не было.
Послышался громкий крик. Ее заметил дозорный, стоявший на крепостной стене. Запела труба, потом еще одна, и еще одна, и вот уже к ней, подняв щиты, словно ожидая, что из‐за деревьев на них обрушится град стрел, поскакали шестнадцать конных воинов – среди них король и три ярла.
Она остановилась, расправила плечи. Она не побежит к ним навстречу, так, словно ее преследует целая орда захватчиков, и не станет вести себя так, словно едва унесла ноги от смертельной опасности. Хотя, быть может, ровно так она сейчас и выглядела.
Щека у нее болела, как от удара, а лоб пересекала длинная царапина – она поранилась, когда, падая и спотыкаясь, бежала накануне ночью вниз с холма. Она попыталась пригладить волосы и обнаружила, что в них запутались палки и травинки: за пару секунд, что у нее оставались, всего не убрать. Лента, стягивавшая ворот платья, пропала, и вырез спустился так низко, что лишь чуть прикрывал ей груди. Она собрала в руку ткань лифа и заметила, что он порван по шву в том месте, где к нему был пришит левый рукав. Юбки были все в капельках крови, на бедре виднелся отпечаток грязной ладони.
Она забыла свой плащ. Ее новый зеленый плащ так и остался где‐то в лесу. Она укрыла им Хёда, пока тот спал. Этот плащ был так нужен ей теперь, когда ей просто необходимо было прикрыться.
Король велел всадникам остановиться, и они застыли, приставив ладони козырьком ко лбам, хмуро, с подозрением вглядываясь в нее. Лотгар из Лиока первым тронул своего коня и двинулся к ней.
– Все ли с тобой в порядке, дочь? – с явным ужасом в голосе произнес он.
– Да. Я в полном… порядке, – сказала она.
Она не решила заранее, что скажет. Быть может, ей следовало промолчать. Молчание обычно шло ей на пользу.
– Лиис из Лиока, твои юбки и лицо перепачканы кровью, – мягко сказал Лотгар.
Она оцепенело опустила глаза на изодранное платье и крепче сжала в кулаке ткань лифа.
– И все же… со мной все в порядке. Я лишь оцарапалась о ветку.
– В порядке? – бросил король, подавшись вперед и остановив рядом с ней своего коня.
– Да.
– Где… ты… была? – произнес он так, словно с каждым словом вбивал в землю клин.
– Я ходила гулять в Храмовый лес. Там тихо. Спокойно. Я очень устала, государь. Я плохо сплю… ведь мне никто не поет.
Банрууд окинул ее внимательным взглядом, а Лотгар расхохотался: природное добродушие взяло в нем верх. Все ярлы уже слыхали о том, что король вызывает ее к себе и требует ему петь. Другие воины тоже фыркнули было, но покорно смолкли, едва Банрууд поднял руку, требуя тишины.
– Ты уснула в лесу, – недоверчиво подытожил он.
– Да, король Банрууд. Но когда я услышала колокола и трубы, то поняла, что… меня ищут.
– Тебя ищет вся чертова гора, дочь, – перебил Лотгар. – Тысяча людей – участники состязаний, ярлы, представители кланов – проснулись посреди ночи от звона колоколов и известия о том, что пропала одна из дочерей.
– Мне жаль, что так вышло, – тихо сказала она.
– Ах тебе жаль? – глумливо вскинулся Бенджи из Берна.
Коса у него расплелась, а в бороде виднелись остатки еды. Казалось, его вытащили прямо из постели или из‐за стола. Впрочем, так выглядели и другие всадники.
– Дочь храма, тебе нельзя покидать гору, – вмешался Лотгар. – Повезло, что тебя оцарапала лишь ветка дерева.
– Ее следует высечь, – проворчал Бенджи из Берна. – Привязать к позорному столбу и выпороть. Публично. Тогда она больше не сбежит.
– Ты не посмеешь высечь дочь Лиока, Бенджи из Берна! – крикнул Лотгар.
– Кто‐то должен это сделать, – небрежно бросил Бенджи.
Никто не стал ему возражать.
– Лиис из Лиока, ты поедешь со мной, – приказал Банрууд. – Свое наказание – каким бы оно ни было – ты понесешь позже.
– Я пойду сама, – возразила она. – Если поеду верхом, люди решат, что я ранена или слаба. Но я не ранена, и у меня есть силы. И потому я пойду сама, государь.
Но она не могла его обойти. Идти было некуда. Ярлы стояли перед ней стеной. Король нагнулся, подхватил ее и перекинул через седло, животом на спину коня, так что ее плечи и голова повисли с одной стороны, а ноги – с другой. Она дернулась, и лиф сполз, так что – в этом она не сомневалась – многие воины увидели ее обнаженные груди. Подтянув платье повыше, она попыталась сесть, но чуть не свалилась с коня на землю. Банрууд толкнул ее рукой в спину и снова уложил ничком.
– Банрууд, – остерег его Лотгар, но король даже не взглянул на ярла Лиока.
– Нужно ее пристыдить, Лотгар, – сказал Бенджи.
Она ненавидела его почти так же сильно, как короля. Она решила было закричать – как тогда, в погребе, или в другой раз, на площади, когда Билг поднял на нее руку. Но кони могли понести, а к этому она сейчас совсем не была готова.