– Если она может спать в лесу, значит, сможет и проехаться верхом в таком виде, – ответил Банрууд, и Лотгар прикусил язык.
Ее провезли так до самой вершины горы. Голова и ноги у нее вздрагивали при каждом неверном шаге коня. Ее мутило от движения и от того, что седло давило на живот, но она покрепче зажмурила глаза и сжала зубы. Ей не станет дурно. Этим она себя не опозорит.
Трубы запели, возвещая ее триумфальное возвращение, и Лотгар потребовал, чтобы перед воротами ей разрешили сесть прямо.
– Она дочь храма, – прогремел он. – Довольно!
Ухватившись за ткань на спине ее платья, Банрууд усадил ее в седло. Она смотрела прямо перед собой, хотя в животе у нее все ходило ходуном, а лиф норовил сползти с плеч. И все же она сумела усидеть перед королем и прикрыть себе груди.
– Дочь храма, от тебя пахнет так, будто ты спала с мужчиной, – прорычал ей в ухо Банрууд.
Она отшатнулась от него, поморщившись, но ничего не сказала. От него пахло так, будто он спал с собаками.
– Ты лгунья, девчонка.
Она продолжала смотреть поверх голов людей, собравшихся на площади. Ей не было дела до того, что все они думали, что говорили друг другу, – но перед храмом стояли облаченные в лиловые балахоны хранители, и среди них черным вороном выделялся мастер Айво. Ее сестры стояли там же, в своих красивых новых платьях, – пятнышки цвета в лиловом море. Ей придется добыть себе новый плащ… если Хёд не придумает, как вернуть прежний.
Она почувствовала, как при мысли о нем ее самообладание пошатнулось – но лишь самую малость, – и отыскала глазами место, где увидела его в первый день турнира, всего три дня – и целую жизнь – тому назад.
На том же самом месте она вновь заметила серый балахон, длинный посох, короткий ежик волос.
Но то был не Хёд, а Арвин. На миг их глаза встретились, и он словно окаменел. А потом побежал вперед, к королю и всадникам, вращая посох над головой – так, словно хотел разогнать стадо овец или отпугнуть стаю волков.
– Государь, она ведьма. Ведьма! – хрипел Арвин.
Отшатнувшись, Гисла прижалась спиной к королю, но тут же брезгливо отшатнулась.
– Что ты сделала с моим мальчиком, ведьма? – кричал Арвин, бешено вращая глазами. – Что ты сделала с Хёдом?
Арвин обращался к ней.
– Что ты с ним сделала, девушка? – Арвин подбежал к коню короля и поднял руки, моля Банрууда остановиться.
– Прочь с дороги, хранитель! – крикнул Банрууд.
Он поднял коня на дыбы, и старик метнулся в сторону, так что его заплетенная в косичку борода заплясала. Но кричать он не перестал:
– Я не хранитель. Хранителей больше нет. – С этими Арвин плюнул на мостовую, будто само это слово его оскорбило.
– Прочь отсюда, старик, – потребовал Бенджи, останавливая коня.
Он спешился и, потряхивая ногой, поправил штаны, стянув их пониже. Другие воины тоже стали спешиваться, но Арвин все кричал, не помня себя от гнева:
– В храме нет больше хранителей. Там остались лишь дочери. – Последнее слово Арвин произнес с таким презрением и снова плюнул на мостовую – с такой яростью, что Бенджи остановился, почуяв в нем единомышленника.
– Бед от них больше, чем пользы, – сказал Бенджи. – С этим я спорить не стану, хранитель. А вот эту и вовсе стоит выставить на всеобщее порицание. – И Бенджи указал на Гислу.
– Хранителей больше нет, – повторил Арвин. – Нет больше послушников, никто не учит руны. На Сейлок обрушился кровавый мор, но наши хранители не возносят молитв богам и не ищут выход. Вместо этого они гонят послушников прочь и стерегут живущих в храме девиц.
Вокруг Арвина уже собиралась толпа – его крики и страстные речи привлекли множество слушателей, даже среди обитателей храма. Мастер Айво зашагал вниз по лестнице, и за ним потянулась вереница одетых в лиловое мужчин.
– На протяжении многих лет их гнали прочь, – причитал Арвин. – Мой Хёд, мой мальчик – что ты с ним сделала, ведьма? – Он указал на Гислу посохом, и толпа уставилась на нее. – Ты его околдовала. Ты заворожила его своими песнями… так же, как завораживаешь безумного короля.
При этих словах Арвина толпа ахнула. Назвать короля безумцем, причем прямо в лицо, означало подписать себе смертный приговор. Страж короля уже пробирался через толпу, но его опередил разъяренный Банрууд.
Он соскочил с лошади, оставив Гислу в седле, выхватил у Арвина посох и ударил им старика, повалив его на колени. Толпа снова ахнула, а конь под Гислой заплясал.
– По-твоему, король безумен? – крикнул Банрууд и ударил снова, обрушив посох на спину Арвина.
– Хватит! – крикнула Гисла, но Арвин не собирался сдаваться. Он поднял глаза на короля и сумел уклониться от следующего удара.
– Ты безумен из‐за нее. Она заставит тебя забыть обо всем – так она обошлась с моим Хёдом. Своим пением она погрузит тебя в сон, а потом перережет тебе горло.
Толпа, потрясенная обвинениями Арвина, снова ахнула, но Банрууд отшвырнул в сторону посох и, ухватив старика за шиворот, поднял его с мостовой:
– Так я безумен, хранитель?
Рядом с Гислой вдруг оказался ярл Лотгар. Он стащил ее с королевского коня.
– Идем, дочь, – шепнул он и потянул ее прочь от бесновавшегося короля и от ее безрассудного обвинителя.
– Государь, он твой сын. Разве ты не можешь хоть что‐то для него сделать? – молил Арвин, цепляясь за руку короля. – Он должен стать верховным хранителем. Он никогда ни о чем тебя не просил. Не просил даже его признать.
– У меня нет сыновей, – сказал Банрууд и ухватил Арвина за ворот рубахи, так что старик повис над землей.
Но тот все равно не унимался и, задыхаясь, умудрялся выдавливать из себя обрывки фраз:
– Сын… он… Хёд… слепой бог.
– Слепой бог Хёд?
– Да… да… Хёд.
Король внезапно выпустил Арвина, и тот кулем повалился на землю.
– Значит, мой сын – слепой бог? – спросил Банрууд. И расхохотался, широко простирая над толпой руки: – Люди, вы это слышите? Я уже не безумный король. Я сам Один! Отец Хёда, слепого бога!
В толпе послышался смех – воины и мужчины из кланов, хохоча, откидывали назад головы. Лотгар смеялся вместе с ними, не снимая своей широкой ладони с плеча Гислы. А вот Гисла дрожала с головы и до пят. Ноги словно отказывались держать ее тело.
– Я отец дочерей и богов! – ревел Банрууд, все еще вздымая к небу руки в знак триумфа, и толпа ревела с ним вместе.
– Да, да, государь, Хёд – твой сын! – заулыбался Арвин, пытаясь встать. – Но его все равно не взяли в храм.
К королю подошли стражи, и он небрежно махнул в сторону Арвина.
– В колодки его. Пусть сегодня живет, раз сумел меня рассмешить.
Стражи потащили не перестававшего бормотать Арвина прочь, и зеваки на площади застонали, словно еще не хотели расходиться, словно хотели, чтобы веселье еще продолжалось.
– А что же с дочерью Лиока? – прокричал Бенджи из Берна. – Каким будет ее наказание, государь? Она подвергла себя опасности и обесчестила храм. Ее тоже следует наказать.
По толпе пробежала волна любопытства и недоверия. Лотгар застыл подле нее, как скала. Развязав свой синий тканевый пояс, он набросил его ей на плечи, но лишь привлек внимание зевак к ее порванному, грязному платью.
– Она дочь Лиока, – рявкнул он и потянулся к мечу, висевшему у него за спиной.
– Она замарана, – сказал кто‐то, и это слово щелкнуло, словно плеть, и полетело над толпой, и та загудела, соглашаясь с обвинением.
– Ее нужно выпороть! – крикнул Бенджи, и все вокруг него разом заговорили:
– Пригвоздить к столбу!
– Дать ей в руки кусок раскаленного железа.
– Заковать ее в кандалы. В них она не сумеет покинуть гору.
– Дочь вернется под мою защиту, – произнес мастер Айво, шагая сквозь толпу. Он был один – за ним шли всего два храмовых стража. Толпа стала такой плотной, что Гисла уже не видела за ней ступеней храма.
– Она сбежала из‐под твоей защиты, верховный хранитель, – хмыкнул король Банрууд. – И мне пришлось вернуть ее назад. – Король никогда не упускал возможности настроить народ против хранителей.
Толпа гудела и колыхалась: всем хотелось получше рассмотреть происходившее на площади.
– Она дочь Фрейи, – настаивал мастер Айво. – Пусть все отойдут. – Он протянул к Гисле руку. – Дорогу дочери, дайте ей вернуться в храм.
Но зеваки у края толпы не услышали его слов и стали напирать, пытаясь пробраться вперед, так что круг вокруг Гислы и Лотгара совсем сузился. Лотгар выругался и, желая ее оградить, поставил ее на низкую каменную стенку, окружавшую королевский очаг. Спину ей опалил жар, высокий, широкий, неугомонный, и она замерла, словно пытаясь отыскать путь прочь от шумевшей толпы.
– Разойдитесь! – крикнул Айво и раскинул руки.
Его обагренные кровью ладони описывали в воздухе беспорядочные круги. Пламя у Гислы за спиной засвистело и ухнуло, разбросав над толпой сноп искр.
То было величественное, но совершенно бессмысленное зрелище: толпа приветствовала его веселыми криками, но расходиться не стала.
Тогда Айво вызвал порыв ветра, и он пронесся по площади, взметая флаги на крепостной стене. Но удержать ветер, чертя руны в воздухе, Айво не мог, а толпа требовала новых развлечений.
Король вскарабкался на стену и встал рядом с Ги-слой, вновь привлекая внимание зевак.
– Сегодня последний день королевского турнира. Сегодня будет схватка. А ночью нас ждет пир! – выкрикнул он. – Ступайте. Готовьтесь!
Люди сдвинулись было с места, собравшись уходить, но Бенджи из Берна все не сдавался.
– Дочь так и осталась ненаказанной, – упорствовал он. – Билг из Берна, член моего клана, лишился жизни и был повешен на этих воротах за то, что осмелился ее коснуться. Но она сама не понесла наказания ни за один из своих грехов.
Мастер Айво растолкал толпу и взял ее руки в свои, перепачкав ее ладони своей кровью.
– Она отобрана для храма… и помечена моей кровью. Не сходи с ума, Бенджи из Берна.
– Нужно пролить ее кровь, а не твою, верховный хранитель, – бросил в ответ Бенджи, и толпа снова зашепталась.