– Это угроза, Дред из Долфиса?
– Да, государь. Угроза и предупреждение. Ты был ярлом. Ярлом был твой отец. Мне он не нравился, мы были лютыми врагами, но я его уважал. И он был хорошим ярлом. Бенджи – плохой ярл. И теперь все мы страдаем.
Воины за спиной Дреда заволновались и закивали в знак согласия, и даже стражи короля, стоявшие у дверей, казалось, признали правоту Дреда: многие из них участвовали в бою на пути из Берна, когда на короля и его спутников вероломно напали. Но сам Банрууд лишь вздохнул, так, словно Дред раздувал из мухи слона и требовал слишком многого.
– Я снова отправлюсь в Берн, еще до турнира, и сам во всем разберусь, – буркнул король.
Он тянул время. Он действительно собирался вернуться в Берн – встретить короля Севера и сопроводить его на Храмовую гору. А ярла Берна ждало одно: его клан вскоре должен был прийти в полный упадок… и сдаться на милость северян. Лишний повод не мешать тому, что должно свершиться, полагал Хёд.
Отпустив Дреда и его воинов, король велел Хёду идти за ними.
– Убедись, что они покинут гору, – наставлял Банрууд. – А еще я хочу знать, с кем и о чем говорит Дред. Ты ведь слышишь его?
– Я его слышу, – подтвердил Хёд.
– Хорошо. Тогда действуй.
Так он и поступил, не слишком радуясь своей новой роли королевского прислужника… но понимая, что как раз эту роль теперь должен сыграть. Он не собирался сеять раздор или доносить Банрууду на Дреда и его воинов, но ему хотелось понять, почему они так внезапно явились к королю, и разузнать про Байра, который все эти годы не возвращался в храм. Впрочем, мысль о том, что Байр далеко отсюда, утешала Хёда, хорошо знавшего, чтó грядет. Хёд не хотел, чтобы Байр был рядом, когда Банрууд встретит свою смерть.
Заметив его приближение, воины Дреда с недоверием поднялись ему навстречу. Они разбили шатер на том же лугу, где во время турнира собирались все кланы, – словно наперед знали, какой прием ждет их у короля. Они понимали, что не смогут переночевать в замке, хотя в нем пустовало целых двадцать три комнаты. Тут же паслись их стреноженные – судя по звукам – кони. Ярко горел костер.
– Банрууд прислал своего слепого лакея, чтобы нас прогнать, – брякнул один из воинов.
Хёд узнал его голос. То был болтун и подпевала, ластившийся к ногам Дреда. Время его совсем не изменило. Остальные – еще четверо – не сказали ни слова, но взялись за мечи, ожидая, пока он приблизится.
– Ты Дред из Долфиса. Мы встречались с тобой много лет назад, – дружелюбно произнес Хёд.
– Помню, – осторожно отвечал Дред. – В былые времена твои умения произвели на меня сильное впечатление. Полагаю, теперь впечатление будет еще сильней. Я не ожидал повстречать тебя здесь.
Хёд протянул ему руку, и Дред пожал ее. На ощупь его ладонь походила на ветку дерева, жесткую, шершавую, неумолимую.
– Дистел, – молвил Хёд, приветствуя того, кто стоял слева от Дреда.
На том турнире он тоже держался близ Дреда. Умелый лучник, Дистел дошел тогда до финального состязания.
– Лучник, – буркнул Дистел. – Как ты понял, что это я? Я ведь ни слова не сказал.
– Я никогда не забываю звук сердца.
Самый младший из воинов насмешливо фыркнул, и Хёд обернулся к нему:
– Тогда я тебе тоже не пришелся по нраву… Ты ведь Дэниэл, так? – сказал Хёд. – Но стрелял ты неважно. Вылетел в первом круге.
Дэниэл обиженно охнул, но остальные захохотали в голос.
– Теперь я вспомнил, что ты мне тогда понравился, слепой лучник, – признался Дред. Судя по тому, как звучал его голос, он улыбался.
– Мы не встречались, Дакин, – обратился Хёд к молчаливому воину, стоявшему дальше всех. – Но ты тоже там был. Сердце у тебя словно гонг.
– Невероятно, – восхищенно протянул Дред.
– Что за театр, – буркнул Дэниэл.
– У тебя урчит в животе, юный Дэниэл, – парировал Хёд. – Быть может, ужин настроит тебя на дружеский лад?
Мужчины снова захохотали, как он и рассчитывал. Но слова его попали в точку. Они проголодались, а он не давал им приступить к ужину.
– Прошу… поешь с нами. Еды у нас хватит, – пригласил Дред.
– Я не могу. Но прошу… ешьте. Я лишь хотел поздороваться.
– И убедиться, что мы не останемся? – прибавил Дред. Дураком он точно не был.
– Именно так, – отвечал Хёд.
Дред с облегчением выдохнул. Искренний ответ Хёда успокоил и его самого, и его воинов.
– Ты похож на хранителя. Всем, кроме косы, – заметил Дистел. – Много лет назад я решил, что ты один из них.
– Меня вырастил хранитель. Хранитель пещеры в Лиоке. Я надеялся, что однажды приду в храм и стану послушником. – Хёд пожал плечами. – Но этого не случилось.
– Долфиса тоже растил хранитель, – заметил Дред. – Его растил весь храм.
– Его называли мальчиком из храма. Уверен, что ты о нем наслышан, лучник, – сказал Дакин.
– Да, наслышан, – отвечал Хёд. Все, что он слышал о Байре, было ему по нраву.
– Ты хотел стать хранителем… но теперь служишь королю, – сказал Дред. – Меня это удивляет. – Голос его звучал спокойно, но Банрууда он явно не любил.
Вполне понятно, если вспомнить обо всем, что их связывало. Король отверг его дочь Дездемону. Король был виноват в ее смерти. И в смерти Сейлока.
– У слепого лакея выбор не так уж велик, – отвечал Хёд. Воины снова захохотали.
– Так и есть, – сказал Дред. – Но осмелюсь сказать… выбор у всех нас невелик. Будь ты воин или хранитель, крестьянин или рыбак, слепец или заика, жизнь одинаково тяжела. У каждого из нас своя битва.
– Твоя правда. – Хёд колебался. Он хотел их предупредить, но не знал, как это сделать. – Храмовая гора полна опасностей, Дред из Долфиса.
Воины застыли.
– Сейлок полон опасностей, – бросил в ответ Дред.
– Да. Опасность грозит всем. И воину, и хранителю, и крестьянину, и рыбаку. И слепцу, и заике, – повторил он за Дредом.
Он поднял лицо к ветру и вслушался. Ему пора было уходить. Приближался Дагмар, а Хёд не желал встречаться с ним, привлекать к себе лишнее внимание.
– Сюда идет твой сын, Дред из Долфиса. Поешьте. Отдохните. Но потом… соберите шатер и покиньте гору. Если нужно, переночуйте в Храмовом лесу. Но сюда не возвращайтесь. Даже на турнир.
– Ты угрожаешь нам, лучник? – потрясенно вымолвил Дистел.
– Нет, – помотал головой Хёд. Он действовал с оглядкой, желая их защитить, но так, чтобы слова его не сочли за предупреждение. Он хотел вынудить их, не задев их самолюбия. – Я лишь передаю вам слова короля. Я хочу… уберечь вас.
И он двинулся прочь. Воины Долфиса не произнесли больше ни слова. Шагая через луг, в сторону, противоположную той, откуда он пришел к ним, он чувствовал, как они настороженно глядели ему вслед. Когда к ним присоединился Дагмар, Хёд уже скрылся из виду.
24 луны
За следующие несколько недель Гисла трижды украдкой выбиралась на склон холма, и Хёд, услышав, что она его ждет, всякий раз вскоре присоединялся к ней. Страх не давал ей покоя, надежда жгла, словно горькая микстура, но она не могла держаться от него в стороне.
На вкус он был таким же, как прежде, и сама мысль о том, что он здесь, поблизости, заполняла ей рот, набухала в груди, горела в жилах. Когда он был рядом, значение имело лишь одно это, и они отчаянно пытались наверстать все годы врозь, перемежая безрассудными словами исступленные поцелуи.
Он поведал ей о своих похождениях в Северных землях, о том, что забросило его туда, и о том, как счастливый случай помог ему вернуться обратно.
– Мне никогда не быть моряком, в открытом море от меня проку мало. Я не научился прокладывать путь по морю на слух. Неба я не вижу, звезды не говорят, не живут, не дышат, так что в море я по‐настоящему слеп.
– Ты их не чувствуешь.
– Да. Я ощущаю на лице лучи солнца. Когда солнце светит ярко, я могу проследить за его движением по небосклону. Но когда сгущаются тучи и солнце прячется за ними, мне куда сложнее заметить ход времени. Мне недоступны инструменты, обычные для любого моряка.
– А луну ты чувствуешь? – спросила она.
– Если совсем не двигаюсь, то чувствую, как она тянет к себе.
– Сегодня полнолуние. Луна кругла и медлительна и светит так ярко, что больно глазам, если слишком долго смотреть на нее. – Она запела о том, что видела, о размерах, форме, сиянии светила, что катилось по небосклону, о пресыщенном шаре, что сияло на ночном небе для малых сих… пока солнце не вставало над горизонтом и не гнало его прочь.
Я луна, а луна – это я.
Я молода, и я стара.
Я слаба, и я сильна.
Я далека и холодна.
Я луна, а луна – это я.
– Этой песни я никогда не слышал, – заметил Хёд. – Но ты не луна.
Она рассмеялась, но ее смех прозвучал невесело.
– Я такая же, как луна. Молодая и старая. Слабая и сильная. Далекая и холодная. Я сплошное противоречие, даже для себя.
– Быть может, и так. Но ты не далека. И не холодна.
– Нет. И только так я и выжила. Прямо как луна. Чем меньше я чувствую, тем легче жить дальше. Я так жила слишком долго… и уже не помню, была ли когда‐то другой.
– Ты не холодна, Гисла. Не для меня. Ты цвет. И звук. Ты песнь ветра, ты надежда, что полнит мне сердце.
– Ох, Хёди, – потрясенно прошептала она. – Как ты можешь на что‐то надеяться? Жизнь не дала нам причин сохранить хоть лучик надежды.
– Разве можно терять надежду? – отвечал он. – Когда мы вместе… разве можно нам не надеяться?
Сжав его руки, она поднесла их к губам. Его трогательная нежность напомнила ей о мальчике, который молил ее никогда не сдаваться. Ее Хёд сильно переменился, но во многих вещах остался точно таким, как прежде.
– Когда Один бросил свой глаз в колодец в обмен на знание рун, он отрезал кусок от двадцать четвертой луны и сделал себе новый глаз, – прошептал Хёд.
Его глаза тоже вырезали из ночного светила. Отражая белый свет луны, они сияли теперь ее мягким светом.
– Что ты получил в обмен на зрение? – спросила она. – Что показал тебе колодец?