Раздался нечеловеческий, оглушительный стон, и крыша храма рухнула вниз, к подножию стен, что когда‐то ее держали, и в небо огромным грибом взлетела туча осколков и пыли, а гору покрыло белое крошево.
А потом мир накрыла тишина.
Хёд не слышал живых, если живые еще оставались вокруг него. А сердца мертвецов не бились. Он ничего не слышал и ничего не чувствовал.
Весь мир был белым, не черным. Плоским, а не глубоким. Осталась лишь зимняя тишина. Тишина была хуже криков.
– Байр? – прошептал он, но не почувствовал, как движутся губы, и не услышал слова, что с них сорвались. – Гисла?
Она его не простит. Он все‐таки умер.
30 шагов
Гисла свернулась клубком, закрывая от всех ладонь, охраняя принесенную жертву, и тихо пела.
Сестры сидели с ней рядом. Они не смогли ее оставить, хоть им было страшно. Не смогли убежать от Храмовой горы, хоть были совершенно растеряны. Когда земля под Гислой начала содрогаться и по ее ногам побежали вверх волны ярости, женщины закричали. Но она молчала. Она все еще ничего не видела, а руна слепого бога у нее на ладони все еще истекала кровью. Она не смела остановить эту кровь. Хёду были нужны ее глаза.
Деревья дрогнули, качнулись листья, и бездонная чернота вмиг рассеялась. Но земля все тряслась, и боги ревели. Она моргнула, сама не своя от ужаса, и принялась снова обводить окровавленным пальцем руну, повторять имя Хёда.
– Хёди, Хёди, Хёди.
Но ее зрение оставалось с ней.
Она начала обводить кровью шрам от амулета на правой ладони, но дрожала так сильно, что ей пришлось стереть кровь и начать заново. Вместо тьмы она увидела свет. Вместо черной бесконечности ей явилась жестокая белая пустота.
– Я не вижу гору, – зарыдала она, поднимая глаза к перепуганным сестрам. Она не видела гору. Не видела Хёда.
Хёд приходил в себя постепенно. Сначала почувствовал, что страшно болит левая ступня и горит правое ухо. Потом в ноги впились тысячи пчел, а живот много раз подряд будто бы ухнул со скалы в пропасть. Кто‐то ударил его по спине хлестким прутом, и он вмиг лишился глаз Гислы. Его собственные глаза казались ему раскаленными угольками, которые вставили ему в череп. Потом запершило в горле, и он кашлянул, пытаясь его прочистить, глотнул облепившей губы пыли и чуть не задохнулся.
– Я боюсь его трогать, – сказал чей‐то голос.
Он вслушался в биение сердец незнакомцев и услышал в ответ лишь дробь собственной смерти. Дернувшись, изогнувшись всем телом, он отчаянно попытался вдохнуть, и тело в ответ исхитрилось наполнить легкие воздухом до краев.
– Мы решили, ты мертвый, – сказал один незнакомец.
– Что у него с глазами? – встревоженно спросил другой.
– С глазами у него то же, что и всегда. Это слепой Хёд.
– Что произошло? – прохрипел Хёд.
– Храм… рухнул.
Тогда он вспомнил Дагмара, стоявшего между колоннами храма.
– О нет.
– Да.
– Где Байр из Долфиса? – спросил он, стараясь не разрыдаться.
– Он здесь.
– А принцесса?
– Она тоже жива, слепой лучник.
– А что… с хранителями?
– Все погибли, – со вздохом отвечал незнакомец. – Погребены с северянами.
– И со своими рунами, – печально прибавил второй незнакомец, и Хёд закрыл горевшие огнем веки и снова скользнул в чернильную пропасть.
Они устроились на ночь на поляне, где умерла Дездемона, прижались друг к другу, словно кролики в норе. Гисла не спала. Она никогда не спала. Вместо сна она пела, одну колыбельную за другой, и молила Одина пощадить его сыновей.
Дочери не решались вернуться на гору и не могли идти в Долфис. Байр оставался на горе. Если он выживет, у Сейлока будет новый король. Если умрет… Сейлоку придет конец. И прятаться в Долфисе будет уже ни к чему.
Гисла пыталась снова отдать Хёду свои глаза, всю ночь обводя руну слепого бога, но зрение оставалось при ней, и в груди разрасталась черная тьма.
Обещай, что не сдашься.
Обещаю, что не сдамся сегодня.
И она не сдавалась. Перед самым рассветом она вновь напитала кровью звезду у себя на ладони, прижала ее ко лбу в последней попытке не утратить надежду и отыскала его. Живого.
Когда он снова очнулся, тепло ласково разлилось по его щекам, защекотало в носу. Он сидел на поляне, возле могилы матери, вместе с Арвином.
Смерть Бальдра была нужна. Она стала новым началом… она принесла с собой гибель богов и возвышение человека. Возвышение… женщины.
Солнце нежно грело кожу, и Хёд задрал подбородок повыше, подставил его под теплые лучи. Арвин молча ел ягоды и довольно причмокивал.
Тебе нельзя оставаться здесь, Хёд. Когда меня не станет… ты должен уйти. Чтобы спасти Сейлок.
Хёд вслушался в окружавшие его звуки. Он пришел в себя и оказался на Храмовой горе.
Арвин умер. Хранители умерли. Но Банрууд был еще жив. Он слышал, как сердце короля бьется в стенах его замка.
Вокруг Хёда сновали какие‐то люди. Ему под голову сунули свернутый балахон. Он похлопал по земле, ища посох, и понял, что тот так и лежит у него под спиной.
Он перекатился на бок, радуясь, что конечности ему повинуются, и застонал от того, что по телу разлилась сильная боль.
Стало еще теплее, и он поднял лицо к небу, стараясь угадать час. Было утро. Он провел ладонью по лбу и нашел источник самой жгучей своей боли. Коса оставалась нетронутой, но череп весь пульсировал, горел, тлел. Всюду вокруг пахло смертью, и, хотя от этого запаха его мутило, он все же отметил, что снова все чувствует.
Он принялся искать сердца тех, чьи образы звенели у него в голове. Его сочли мертвым или решили, что он безнадежен… или, быть может, на всех, кто был ранен в битве или пал в ней, попросту не хватало рук. Он отыскал брата, и в груди у него волной поднялась благодарность богам.
Байр жил. Он двигался. И следом за ним шагали его верные спутники.
Хёд отыскал Альбу, Тень и лучника с крепостной стены. Среди развалин бродил и Айдан из Адьяра. Там были и другие, и Хёд испытал радость и облегчение.
Пришло время отыскать короля.
Банрууд скрывался в подвалах королевского замка. Судя по нестройной дроби сердец, доносившейся из‐за стен и из‐под земли, из‐под гор трупов, лежавших прямо на парадной площади, с ним вместе пряталось еще около дюжины человек.
Хёд поднялся, опираясь на посох. Никто его не остановил, не задержал его на пути. Никто не окликнул по имени. С трудом, едва переставляя ноги от боли и слабости, он одолел лестницу, что вела ко дворцу. Но с каждым шагом его решимость все к р е п л а.
Хёд открыл дверь в подвал, но не стал спускаться по каменным ступеням, уводившим в мрачное подземелье. Даже здесь, на верхней площадке лестницы, чувствовался шедший снизу резкий запах мочи и вина. Услышав шаги, люди Банрууда схватились за мечи и щиты, но Хёд безо всяких церемоний обратился прямо к королю.
– Гудрун мертв, государь. Северяне ушли.
Элбор глухо, радостно вскрикнул и полез вверх по ступенькам, словно сразу обрел прощение. Хёд шагнул в сторону, пропуская его, но не стал уходить и ждал, пока выйдут остальные.
– А мальчик из храма? – неуверенно спросил Банрууд.
– Его больше нет, – твердо отвечал Хёд.
Его действительно больше не было. Он давно превратился в мужчину. В ярла. А скоро станет и королем.
– Тебе пора наружу, государь, – прибавил Хёд тем спокойным, бесстрастным голосом, которым всегда обращался к Банрууду.
Он выведет Банрууда к его народу – к тем, кто остался в живых. Поставит его перед ярлами и воинами, которым посчастливилось не сгинуть в бою. А потом прикончит его – так, как Банрууд велел ему прикончить Байра. И если Хёду суждено умереть вместе с ним, да будет так. Но Банрууд умрет.
Король шагнул к лестнице.
– Отыщи Лиис из Лиока и приведи ее в мои покои, – велел он Хёду.
– Храм уничтожен, государь. Вместе с хранителями. Ты не слышал, как он разрушился? – тихо спросил Хёд.
– А как же дочери? – ахнул Банрууд.
– Я этого не знаю, – прошептал Хёд и не солгал. Он и правда не знал. – Иди и посмотри сам. Людям нужно увидеть своего короля.
От Банрууда разило потом и долгими часами тревожного сна, но он одернул рубаху, расправил одежды и лишь после этого вышел на площадь перед дворцом. За ним тянулось его трусливое воинство.
Хёд шел в тридцати шагах позади них. Он не мог – а быть может, и не желал – идти вместе с ними.
Когда Гисла и другие женщины вышли из Храмового леса, они заметили на восточном склоне горы Альбу и Тень. Дочери бросились к ним, и Альба побежала навстречу, смеясь и плача, радуясь встрече с сестрами.
Тень шла следом за Альбой, радуясь не меньше принцессы.
– Мы не смогли этого сделать, – сказала Юлия. – Не смогли уйти. Мы ждали в лесу и слышали крики.
– Мы почувствовали, как содрогнулась земля, и увидели, как обрушился купол храма, – мрачно прибавила Башти.
– Мы ждали всю ночь. Не знали, что делать, – заговорила Элейн. – А потом увидели вас на склоне горы и поняли, что опасность уже миновала.
– А она… миновала? – уточнила Далис.
Тень зарыдала, а Альба прижала к себе сестер. Обе не могли проронить больше ни слова.
– Что случилось? – спросила Гисла. – Прошу… поведайте нам.
– Дагмар умер. Хранители тоже мертвы, – выдавила Тень.
Умер? О, Один, нет.
– А Байр? – тихо и несмело спросила Юлия. – Что с Байром?
– Он там, – ответила Альба, и явное облегчение, которое принесли ей эти слова, передалось другим женщинам. – Он там. И мы… в безопасности. Насколько это возможно.
– А северяне? – спросила Юлия.
– Мы их одолели, – со слабой улыбкой ответила Альба. – Идем. – И, жестом призвав всех за собой, она стала подниматься по восточному склону, к крепостной стене. Девушки медленно и тяжело потянулись следом за не