йт смотрел вслед мистеру Кину, уходящему от него по сельской улице, аллее Влюбленных, как они ее называли. Он всегда надеялся снова встретить мистера Кина – по крайней мере, раз в год вспоминал о нем. Возможно, два раза в год. Но нет, больше они не встречались…
И поэтому сегодня у него возникла чудесная, удивительная мысль, что здесь, в деревне Кингсборн-Дьюсис, он, может быть, еще раз найдет мистера Харли Кина.
– Как это глупо с моей стороны, – сказал мистер Саттерсуэйт, – ужасно глупо. Какие странные идеи появляются у человека, когда он стареет!
Ему недоставало мистера Кина. Ему недоставало того, что больше всего волновало его в поздние годы жизни. Человека, который мог появиться где угодно, и, если появлялся, это всегда означало: что-то непременно произойдет. Что-то произойдет именно с ним… Нет, это не совсем так. Не с ним, но при его участии. Вот что его возбуждало. Толчком могли стать слова, произнесенные мистером Кином. Слова. Харли Кин мог что-то показать, и у мистера Саттерсуэйта появлялись идеи. Тогда он что-то видел, что-то воображал, что-то выяснял. Он занимался тем, что было необходимо сделать. А напротив него сидел мистер Кин, и улыбкой выражал одобрение. Что-то из сказанного мистером Кином рождало поток мыслей, а сам он становился действующим лицом. Он, мистер Саттерсуэйт. Человек, у которого так много старых друзей. Среди этих друзей были герцогини, иногда епископы… в общем, очень значительные люди. Имеющие большой вес в высшем обществе. Потому что, в конце концов, мистер Саттерсуэйт всегда был снобом. Ему нравились герцогини, нравилось знакомство со старинными семьями, с семьями, которые представляли несколько поколений землевладельцев Англии. И еще его интересовали молодые люди, не обязательно из высшего общества. Молодые люди, которые попали в беду, влюбленные, несчастные, нуждающиеся в помощи. Благодаря мистеру Кину мистер Саттерсуэйт получал возможность помочь им.
А теперь он, как идиот, смотрел в окно захудалого деревенского кафе и лавки, торгующей современным фарфором, чайными сервизами и, без сомнения, жаропрочными кастрюлями…
«Все равно, – сказал себе мистер Саттерсуэйт, – я должен войти. Теперь, когда я имел глупость дойти сюда, я должен зайти, просто… ну просто на всякий случай. Наверное, ремонт машины потребует больше времени, чем они сказали. Больше десяти минут. Просто на тот случай, если внутри есть что-то интересное».
Он еще раз бросил взгляд на витрину, полную фарфора, и внезапно оценил хорошее качество изделий. Прекрасная работа. Хорошие современные изделия. Он вернулся мыслями в прошлое, вспоминая. Герцогиня Лейтская, вспомнил он. Какой она была чудесной дамой! Как была добра к своей горничной во время путешествия по бурному морю к острову Корсика! Она ухаживала за горничной, как заботливый ангел, и только на следующий день к ней вернулись манеры привередливой аристократки, которые, по-видимому, современная прислуга способна безропотно терпеть, не пытаясь восстать против такого обращения.
Мария. Да, вот как звали герцогиню. Милая старушка Мария Лейтская. А, ладно… Она умерла несколько лет назад. Но у нее был чайный сервиз «Арлекин», это он помнил. Да. Большие круглые чашки различных цветов. Черные. Желтые, красные и красно-коричневые, особенно ядовитого оттенка. Должно быть, подумал он, этот цвет герцогиня особенно любила. У нее был рокингемский чайный сервиз, преобладающим цветом которого был красно-коричневый с золотом.
«Ах, – вздохнул мистер Саттерсуэйт, – такое тогда было время… Ну, полагаю, мне лучше войти. Может быть, заказать чашку кофе или еще что-нибудь. Наверное, в него нальют очень много молока и, возможно, даже положат сахар. Но все равно, надо же как-то убить время».
Он вошел в кафе. Половина, отведенная под кафе, была практически пустой. Еще рано, предположил мистер Саттерсуэйт, люди еще не захотели выпить чаю. И в любом случае немногие в наше время пьют много чая. Только иногда пожилые люди у себя дома.
У дальнего окна сидела парочка молодых людей, да две женщины сплетничали за столом у задней стены.
– Я ей сказала, – говорила одна из них, – я сказала, что нельзя так поступать. Нет, не стану я с подобным мириться, и Генри то же самое я сказала, и он со мной согласился.
В голове мистера Саттерсуэйта промелькнула мысль, что у Генри, должно быть, довольно трудная жизнь, и, несомненно, он всегда считает разумным соглашаться, что бы ему ни предлагали. Совершенно непривлекательная женщина с совершенно непривлекательной подругой. Мистер Саттерсуэйт переключил свое внимание на другую половину помещения, бормоча: «Могу я просто оглядеться?»
Там хозяйничала очень приятная женщина, и она сказала:
– О да, сэр. У нас в настоящее время хороший выбор товаров.
Мистер Саттерсуэйт посмотрел разноцветные чашки, взял в руки одну или две из них, осмотрел молочник, взял фарфоровую зебру и задумался над ней. Внимательно изучил несколько пепельниц с довольно приятным рисунком. Затем услышал звук отодвигаемых стульев. Повернув голову, отметил, что те пожилые женщины, всё еще обсуждая прежние неприятности, расплатились по счету и собираются покинуть кафе. Когда они вышли, появился высокий мужчина в темном костюме и сел за тот столик, который они только что освободили. Он сидел спиной к мистеру Саттерсуэйту, и тот подумал, что со спины он выглядит неплохо. Худой, сильный, с хорошо развитыми мускулами, но довольно мрачный и зловещий, потому что в помещении очень мало света. Мистер Саттерсуэйт снова перевел взгляд на пепельницы. «Может, купить одну, чтобы не разочаровывать владелицу магазина», – подумал он. И как только он так подумал, неожиданно выглянуло солнце.
Мистер Саттерсуэйт не понимал до этого, что магазин казался темным из-за отсутствия солнечного света. Должно быть, солнце скрылось за облаком на некоторое время. Облака набежали, как он вспомнил, примерно в то время, когда они приехали на станцию обслуживания. Но сейчас все вдруг озарила внезапная вспышка солнечного света. Заиграли яркие краски на фарфоре, и засиял цветной витраж окна, который, как подумал мистер Саттерсуэйт, сохранился от старого викторианского дома. Лучи солнца проникли в окна и залили унылое кафе. Каким-то странным образом они осветили спину сидящего в кафе мужчины. Мрачный, темный силуэт теперь превратился в разноцветную гирлянду. Красно-сине-желтую. И мистер Саттерсуэйт вдруг понял, что смотрит именно на того, кого надеялся здесь найти. Интуиция его не подвела. Он знал, кто именно только вошел и сел за столик. Он был так в этом уверен, что ему не нужно было ждать, пока тот сможет увидеть его лицо. Мистер Саттерсуэйт повернулся спиной к фарфору, вернулся в кафе, обогнул стол и сел напротив человека, который только что вошел в кафе.
– Мистер Кин, – сказал он. – Я почему-то знал, что это будете вы.
Мистер Кин улыбнулся.
– Вы всегда так много знаете…
– Давно я вас не видел, – продолжил мистер Саттерсуэйт.
– Разве время имеет значение?
– Наверное, нет. Может быть, вы правы. Наверное, нет.
– Могу я предложить вам чем-нибудь перекусить?
– Разве здесь можно чем-то перекусить? – усомнился мистер Саттерсуэйт. – Полагаю, вы именно с этой целью зашли сюда…
– Никто не может быть уверен в своей цели, правда?
– Я так рад снова встретиться с вами, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Я почти забыл, знаете ли… Я имею в виду, что забыл, как вы говорите, что именно вы говорите. О чем заставляете меня задуматься, что заставляете меня сделать.
– Я – заставляю вас делать? Вы ошибаетесь. Вы всегда сами знаете, что хотите сделать, и почему вы хотите это сделать, и почему вы так хорошо знаете, что именно надо сделать.
– Я чувствую это только тогда, когда вы со мной.
– О нет, – весело произнес мистер Кин. – Я не имею к этому никакого отношения. Я, как часто говорил вам, просто проходил мимо. Вот и всё.
– Сегодня вы случайно проходили по улице Кингсборн-Дьюсис…
– А вы не случайно здесь оказались. Вы направляетесь в определенное место. Я прав?
– Я еду повидать очень старого друга. Друга, которого не видел очень много лет. Теперь он старый. Почти инвалид. Пережил апоплексический удар. Довольно успешно оправился от него, но кто может знать наверняка…
– Он живет один?
– Сейчас нет, и я этому рад. Его семья вернулась из-за границы – то есть то, что осталось от его семьи, – и уже несколько месяцев живет вместе с ним. Я рад, что могу приехать и повидать их всех вместе. То есть тех, кого я видел раньше, и тех, кого не видел.
– Вы имеете в виду детей?
– Детей и внуков. – Мистер Саттерсуэйт вздохнул. Всего на секунду ему стало грустно, что у него самого нет ни детей, ни внуков, ни правнуков. Обычно он совсем не жалел об этом.
– У них здесь варят особенный турецкий кофе, – сказал мистер Кин. – Очень хороший кофе. Все остальное, как вы уже догадались, здесь довольно невкусное. Но всегда можно выпить чашечку турецкого кофе, не так ли? Давайте возьмем по чашечке, потому что, полагаю, вскоре вам придется продолжить ваше паломничество, если его можно так назвать.
В дверях появился маленький черный пес. Он вошел, сел возле их столика и посмотрел снизу вверх на мистера Кина.
– Ваша собака? – спросил мистер Саттерсуэйт.
– Да. Позвольте представить вас Гермесу. – Мистер Кин погладил голову черного пса. – Кофе, – произнес он. – Скажи Али.
Черный пес отошел от столика и вошел в дверь в глубине кафе. Они услышали, как он коротко и резко гавкнул. Вскоре снова появился, и вместе с ним пришел молодой человек, очень смуглый, одетый в изумрудно-зеленый пуловер.
– Кофе, Али, – сказал мистер Кин. – Два кофе.
– Турецкий кофе. Правильно, сэр? – Али улыбнулся и исчез.
Пес снова сел.
– Расскажите мне, – попросил мистер Саттерсуэйт, – расскажите мне, где вы были и что делали и почему я вас так долго не видел.
– Я вам только что сказал, что время не имеет совсем никакого значения. Я ясно помню – и, думаю, вы тоже ясно помните – тот случай во время нашей последней встречи.