сила традиции. Мистер Саттерсуэйт все время говорил, что это похоже на театральную сцену. Вы оба были правы. Это все не настоящее. Вы говорили это все время, не понимая, о чем говорите. Они рассказали бы гораздо лучшую историю, чем эта, если б хотели, чтобы им поверили.
Оба собеседника беспомощно смотрели на него.
– Это было бы умно, – медленно произнес мистер Саттерсуэйт. – Это было бы дьявольски умно. И я подумал еще кое о чем. Дворецкий сказал, что пришел в семь часов закрыть окна; значит, он полагал, что они открыты.
– Этим путем Делангуа проник в дом, – сказал мистер Кин. – Он убил сэра Джеймса одним ударом, и вместе они сделали то, что должны были сделать.
Он смотрел на мистера Саттерсуэйта, призывая его реконструировать эту сцену. Тот неуверенно начал говорить:
– Они разбили часы и положили их набок. Потом изменили время на карманных часах и разбили их. Потом он вышел в окно, а она заперла его за ним. Но есть одна вещь, которой я не понимаю. Зачем вообще было возиться с часами? Почему просто не перевести стрелки часов на столе назад?
– Часы всегда были слишком очевидным приемом, – сказал мистер Кин. – Любой мог догадаться о такой довольно прозрачной уловке.
– А манипуляция с карманными часами была слишком надуманной. Ведь мы совершенно случайно подумали о них.
– О нет, – возразил мистер Кин. – Это леди нам о них сказала, помните?
Мистер Саттерсуэйт c восхищением уставился на него.
– И все же, знаете, – мечтательно произнес мистер Кин, – единственный человек, который, скорее всего, не забыл бы о часах, – это камердинер. Камердинеры лучше кого бы то ни было знают, что носят их господа в карманах. Если бы он изменил время на настольных часах, то поменял бы его и на карманных тоже. Они не понимают природу людей, те двое. Не то что мистер Саттерсуэйт.
Последний покачал головой.
– Я все неправильно понял, – удрученно пробормотал он. – Я думал, что вы приехали, чтобы их спасти…
– Это правда, – ответил мистер Кин. – О! Не тех двоих; других. Возможно, вы не заметили горничную леди? Она не была одета в синюю парчу и не играла драматическую роль. Но она очень хорошенькая девушка и, думаю, очень любит этого Дженнингса. Надеюсь, что вы вдвоем сумеете спасти ее мужчину от виселицы.
– У нас нет никаких доказательств, – мрачно произнес полковник Мелроуз.
Мистер Кин улыбнулся:
– У мистера Саттерсуэйта есть доказательство.
– У меня? – изумился тот.
Мистер Кин продолжал:
– У вас есть доказательство того, что карманные часы не разбились в кармане сэра Джеймса. Нельзя вот так разбить часы, не открыв крышку. Попробуйте, и вы убедитесь. Кто-то достал часы из кармана, открыл их, перевел назад стрелки, разбил стекло, закрыл их и положил обратно. Они не заметили, что не хватает одного кусочка стекла.
– О! – воскликнул мистер Саттерсуэйт. Его рука взлетела к карману жилета. Он достал изогнутый осколок стекла.
Это было его мгновение.
– При помощи этого, – важно произнес мистер Саттерсуэйт, – я спасу человека от смерти.
Вместе с собакой
Дама из бюро найма c манерами настоящей леди откашлялась и подняла глаза на девушку, сидящую напротив.
– Значит, вы отказываетесь от этого места? Заявка поступила только сегодня утром. Очень красивый район Италии, как мне кажется; вдовец с мальчиком трех лет и пожилая дама, его мать или тетушка.
Джойс Ламберт покачала головой.
– Я не могу уехать из Англии, – усталым голосом ответила она, – на то есть причины. Не могли бы вы найти для меня место приходящей гувернантки?
Ее голос слегка дрожал – почти незаметно, потому что она хорошо им владела. Ее темно-синие глаза умоляюще смотрели на сидящую напротив женщину.
– Это очень сложно, миссис Ламберт. В единственной поданной нам заявке на приходящую гувернантку указана необходимость высшей квалификации, а у вас нет никакой. У меня в списке сотни претенденток, буквально сотни. – Она помолчала. – У вас дома есть кто-то, кого вы не можете оставить?
Джойс кивнула.
– Ребенок?
– Нет, не ребенок. – На ее лице промелькнула слабая улыбка.
– Ну, это очень неудачно. Конечно, я сделаю все, что смогу, но…
Беседа явно была окончена. Джойс встала. Она кусала губы, чтобы удержаться от слез, когда вышла из душной конторы на улицу.
«Не смей, – сурово одернула она себя. – Не будь плаксивой идиоткой. Ты впадаешь в панику, вот что ты делаешь – паникуешь. Ничего хорошего никогда не выходит, если поддаешься панике. Еще не вечер, и многое может произойти. В любом случае тетя Мэри приютит меня хотя бы на пару недель. Давай, детка, прибавь шагу и не заставляй ждать своих богатых родственников».
Она прошла по Эджвер-роуд, пересекла парк, а потом по улице Виктории добрела до Универмага армии и флота. Вошла в вестибюль и села, бросив взгляд на свои часы. Было ровно половина второго. Через пять минут к ней подошла пожилая дама, увешанная пакетами с покупками.
– А, вот и ты, Джойс! Боюсь, я на несколько минут опоздала. Обслуживание в буфете теперь не то, что раньше. Ты уже съела свой ланч, конечно?
Джойс минуту-другую колебалась, потом тихо ответила:
– Да, спасибо.
– Я всегда хожу на ланч в половине первого, – сказала тетя Мэри, удобно усаживаясь со своими свертками. – Меньше народу, и атмосфера почище. Здесь есть отличные фаршированные яйца с карри.
– Неужели? – слабым голосом произнесла Джойс.
Она чувствовала, что ей невыносимо даже думать о яйцах-карри – исходящих горячим паром, источающих восхитительный аромат!.. Джойс решительно прогнала эти мысли.
– Ты выглядишь осунувшейся, детка, – заметила тетя Мэри, сама обладающая плотной фигурой. – Не увлекайся этой современной модой отказываться от мяса. Все это глупости. Хороший кусок мяса никому еще не повредил.
Джойс едва удержалась, чтобы не сказать: «Мне он тоже сейчас не повредил бы». Если б только тетя Мэри перестала говорить о еде… Обнадежить понапрасну, предложив встретиться в половине второго, а потом говорить о яйцах-карри и кусках жареного мяса – о, как это жестоко с ее стороны!
– Ну, моя дорогая, – сказала тетя Мэри, – я получила твое письмо; было очень мило с твоей стороны напомнить мне о моем обещании. Я сказала, что буду очень рада принять тебя в любое время, и я была бы рада, но так случилось, что я только что получила очень выгодное предложение сдать дом. Слишком выгодное, чтобы упустить его, и они привезут свою посуду и белье. На пять месяцев. Они передут в четверг, а я уеду в Хэрроугейт[11]. Меня в последнее время мучит ревматизм.
– Понимаю, – сказала Джойс. – Мне так жаль…
– Поэтому придется отложить твой визит до другого раза. Всегда рада видеть тебя, моя дорогая.
– Спасибо, тетя Мэри.
– Знаешь, ты действительно плохо выглядишь, – сказала тетя Мэри, пристально вглядываясь в нее. – И ты очень худая; никакой плоти на костях не осталось. И что случилось с твоим красивым цветом лица? У тебя всегда был красивый, здоровый цвет лица. Тебе обязательно надо много двигаться.
– Сегодня я очень много двигалась, – мрачно ответила Джойс и встала. – Ну, тетя Мэри, мне надо идти.
Снова обратно – на этот раз через Сент-Джеймс-парк и дальше через Беркли-сквер, по Оксфорд-стрит и по Эджвер-роуд до того места, где Эджвер-роуд собирается превратиться в улицу совсем другого пошиба. Джойс свернула с нее и шла по грязным, узким улочкам до тех пор, пока не добралась до одного особенно облезлого дома.
Она вставила в замок ключ и вошла в тесную, неопрятную прихожую. Взбежала вверх по лестнице на верхнюю площадку. Перед ней оказалась дверь, а из-под двери высунулся сопящий нос; вслед за этим через секунду раздался радостный визг и лай.
– Да, Терри, дорогой, это вернулась твоя хозяйка.
Когда дверь открылась, на девушку стремительно прыгнул белый клубок: пожилой жесткошерстный терьер, очень лохматый и с подозрительно мутными глазами. Джойс подхватила его на руки и села на пол.
– Терри, дорогой! Дорогой, дорогой Терри… Ты любишь свою хозяйку, Терри; покажи, как сильно ты любишь свою хозяйку!
И Терри повиновался. Его нетерпеливый язычок быстро заработал; он вылизывал ее лицо, уши, шею, не переставая яростно вилять обрубком хвоста.
– Милый Терри, что нам делать? Что с нами будет? О, дорогой Терри, я так устала…
– Ну же, мисс, – произнес у нее за спиной чей-то раздраженный голос. – Если вы перестанете обнимать и целовать этого пса, вот для вас чашечка хорошего горячего чая.
– Ох, миссис Барнс, какая вы добрая…
Джойс с трудом поднялась с пола. Миссис Барнс была крупной, суровой на вид женщиной. Но под ее внешностью дракона скрывалось неожиданно доброе сердце.
– Чашка горячего чая еще никому и никогда не повредила, – заявила миссис Барнс, выражая общее мнение своего класса.
Джойс с благодарностью стала пить чай. Ее квартирная хозяйка украдкой разглядывала ее.
– Удачно сходили, мисс?.. Мэм, правильнее сказать.
Джойс покачала головой, лицо ее стало грустным.
Миссис Барнс вздохнула:
– Ну, по-видимому, этот день нельзя назвать удачным.
Джойс быстро взглянула на нее:
– Ох, миссис Барнс… вы не хотите сказать…
Миссис Барнс мрачно закивала.
– Да, это Барнс. Опять без работы. Что нам делать, просто не знаю.
– Ох, миссис Барнс… я должна… то есть вы хотите…
– Ну, не надо волноваться, моя милая. Я не отрицаю, что была бы рада, если б вы нашли что-нибудь, но раз не нашли – то и не нашли. Вы допили чай? Я возьму чашку.
– Не совсем.
– А! – с упреком воскликнула миссис Барнс. – Вы cобираетесь отдать остатки этому чертовому псу, я вас знаю.
– О, пожалуйста, миссис Барнс… Только одну капельку. Вы ведь не станете возражать, правда?
– Бесполезно, если б даже возражала. Вы без ума от этого вздорного пса. Да, так я его называю, он такой и есть. Чуть не укусил меня сегодня утром, я правду говорю.