А мировую политику знают и без ихнего Таймс и катания через океан.
Вне сомнений, Л.П. Берия имеет в виду блистательную по замыслу и техническому исполнению операцию советской технической разведывательной службы. Во время Ялтинской конференции отдыхающие в Крыму дети преподнесли послу США А. Гарриману подарок — американский герб (орлан-белохвост), выполненный из многих ценных пород дерева. Подарок так понравился Гарриману, что он повесил его над своим рабочим столом — после, естественно, тщательных проверок и просвечиваний работниками службы безопасности посольства.
Однако в подарке всё же был уникальный «жучок», так и не обнаруженный американцами. Это было миниатюрное пассивное подслушивающее устройство «Златоуст», не имевшее элементов питания и т. д. Впрочем, для размещения аппаратуры, обеспечивающей работу этого устройства, потребовалось занять верхние этажи двух жилых домов по соседству с посольством США.
Любое слово, произнесённое в рабочем кабинете Гарримана и других, сменявших друг друга, послов США в СССР, в тот же день становилось известно Сталину, Молотову, Берии и другим доверенным членам «команды» Сталина.
До того как перебежчик из ГРУ Генштаба в 50-е годы не выдал этот секрет в ЦРУ, советское руководство исправно получало полноценную информацию обо всех подлинных намерениях США относительно СССР и внешнего мира в целом.
Коба уезжает,[391] оставляет на хозяйстве нас с Георгием. Сказал, что текущие внешние дела прежде всего на Молотове, а все внутренние прежде всего на нас. Вознесенский крупные самостоятельные вопросы не потянет. Это так. Но фанаберия у него большая, я Кобе так и сказал. Он буркнул «Обрежем, если зарвется».
И на том спасибо.
Завенягин написал, что американцы в апреле вывезли из Германии 1000 тонн уранового сырья, а сейчас это наша зона оккупации. Предлагает через Наркоминдел потребовать сырье обратно. Дурак! Он что, не понимает, что мы так рассекречиваем свой интерес и показываем свой уровень. Трумен недаром проверял Кобу в Берлине. А теперь мы сами подставимся. И так уже много расползлось слухов. А они все равно ничего нам не отдадут. Они не дураки.
Пусть лучше работает с немцами, что-то он медленно их вывозит.[392]
Коба встречался с Гарриманом.[393] Отмечает изменение тона даже с ним. Гарриман мужик воспитанный, но даже он берёт с нами другой тон, даже с товарищем Сталиным. Передал послание Трумена. Тяжело.
Пришло сообщение английской Таймс. Сообщает, что атомные бомбы, примененные против Японии, уже устарели. Можно создать бомбу в 100 раз сильнее.
Врут?
Или пугают?[394]
Надо сообщить Кобе.
Коба очень недоволен нами[395] и Вячеславом. Молотов конечно виноват, такую информацию пропускать нельзя было.[396] Мне тоже наука. Внешние дела меня касаются мало, дипломат из меня еще тот, а здесь мелочь может быть важной.[397]
Коба пишет, с такими партнерами как США и Англия мы ничего не получим, если поддадимся запугиванию и проявим колебания. Потом звонил мне отдельно и сказал, что мне придется половину времени отдавать Делу номер один.[398] Он так сказал. И добавил, что от Наркомата он меня освободит.[399] Не знаю, будет лучше или нет.
В начале декабря 1945 г. возник конфликт Сталина и Молотова. Сегодня его объясняют желанием Сталина, придравшись к пустяку, ослабить влияние Молотова, однако в реальности ни о каком исключительном влиянии Молотова к концу 1945 г. речи быть не могло уже потому, что Оперативным бюро Совмина руководили Берия и Маленков. С другой стороны, Сталин имел основания и необходимость жёстко одёрнуть Молотова по существу.
Дело в том, что 1 декабря 1945 г. московский корреспондент английской «Дейли геральд» передал, что в связи с длительным отпуском Сталина можно предполагать уход Сталина с поста Председателя Совнаркома СССР и возвращение на этот пост Молотова. Корреспондент утверждал при этом, что «…политическое руководство СССР находится в руках Молотова».
В тот же день 1 декабря «Нью-Йорк тайме» тоже опубликовала статью своего московского корреспондента, где тот высказывал предположения о неких разногласиях в Политбюро между Сталиным и Молотовым по вопросам внешней политики. Одновременность появления по обе стороны океана двух явно сходных корреспонденций естественным образом наводила на мысль о совместном политическом зондаже Вашингтоном и Лондоном политической ситуации в Москве.
Молотов, как нарком иностранных дел, предварительно просматривал сводки телеграмм иностранных корреспондентов, но оба сообщения пропустил. Потом он оправдывался перед Сталиным, что «поддался настроению, что это не опасно для государства».
Сталин хотя и «отдыхал» в Сочи, полностью отслеживал как внутреннюю, так и внешнюю ситуацию — иначе он не был бы Сталиным. И он сразу понял, насколько опасно в условиях атомной монополии США давать Западу даже малейшие основания для предположений об отсутствии монолитного единства советского руководства по вопросам внешней политики. Гнев Сталина проявился в обмене ряда очень жёстких шифровок «четвёрке».
Коба вернулся из отпуска и сразу поставил вопрос о Капице. Он написал ему письмо, жалуется на меня, но просит Кобу меня с письмом ознакомить.[400] И просит освободить от работы в Спецкомитете и Техсовете. Коба отдал, я прочитал, а вчера Коба спросил меня при Георгии, что делать с Капицей.
Я прямо сказал, он мне за эти месяцы осто…б. Полная противоположность Игорю. Нудит, нудит с ученым видом, тычет мировым опытом. Он и в письме об этом пишет.
Георгий подтвердил, толку от Капицы мало. Я показываю Кобе, он даже не знает, как точно Спецкомитет называется, в письме называет Особый комитет вместо Специального.
Коба ухмыльнулся, говорит, ну это он потому так пишет, что ему надо Особый комитет только для Капицы, а нам надо Специальный для дела. Решили Капицу освободить.[401]
Говорил Кобе, что по агентурным данным американцы к осени имели уже 30 Атомных бомб. Он сказал «Их еще к нам доставить надо». Потом подумал и сказал, что надо думать о такой воздушной обороне Москвы, чтобы ни одна сволочь и близко подлететь не смогла.[402]
Сдаю Наркомат Сергею.[403] Снова закончилась моя чекистская работа.[404] Думаю, уже к ней не вернусь.
И не хочется. Всегда работал с душой, как иначе, но хотелось другое делать. Чтобы результат видеть.
А какой тут будет результат? Сделать Бомбу надо быстро. Легко сказать, а как сделать?
Ну, ладно.
Георгий направил письмо некоего Векшинского,[405] пишет, что знает его как серьезного работника. По письму это видно. Нос не дерет, не поучает, как Капица, а предлагает дельные вещи. Пишет, надо немедля приступать к созданию и оборудованию нового научно-технического Центра, чтобы через 8–10 месяцев работать по-настоящему. Это он гребет под себя, но мысль дельная. Американцы свою Бомбу делали в глухом месте. Нам надо тоже так.[406]
Итак, читатель познакомился с личным дневником Л.П. Берии с конца 1941 г. до конца 1945 г. Прочитав этот дневник, липший раз понимаешь, почему сам его автор считал, что второй такой войны он не выдержит.
Даже подготовка дневника к публикации и его комментирование отняли у меня немало сил и времени. А скольких усилий стоило Л.П. Берии выполнение его многообразных обязанностей во время войны!
Пожалуй, больше Берии работал в ту войну только Сталин. А возможно, даже Сталин работал меньше. Недаром директор «Уралмаша» Борис Глебович Музруков, после войны привлечённый Берией и к Атомному проекту и получивший за него свою вторую звезду Героя Социалистического Труда, вспоминал, что мог позвонить Берии в любое время суток, и он всегда был на месте. И это при том, что вряд ли кто-то из советских руководителей сидел больше Берии на совещаниях у Сталина во время войны.
Поражает не только работоспособность Берии, но и широкий спектр его компетенции. Например, его старый знакомец по Баку, Анастас Микоян, во время войны работал, безусловно, тоже много — будучи членом команды Сталина, иначе жить было нельзя. Но у Микояна был вполне чётко обозначенный участок работы, и за его пределы он не выходил.
А Берия во время войны только по части задач НКВД должен был вникать в вопросы внешней разведки (как нелегальной, так и легальных резидентур), контрразведки, радиоигр с абвером, разведывательно-диверсионной деятельности спец-отрядов и спецгрупп НКВД, деятельности Особых отделов в армии и на флоте, борьбы с «пятой колонной», борьбы с националистическим подпольем и бандитизмом, а также вопросы деятельности производственных управлений НКВД, не считая организации работы территориальных органов НКВД, в том числе — по ликвидации «пробок» на транспорте, поиску затерявшегося оборудования и т. д.
И нарком во всё это, и еще во многое другое в работе своего наркомата, вникал! И принимал решения.