— Валяйте, арестовывайте меня за незаконное вторжение на частную территорию.
— Ладно, на первый раз прощается, протокол составлять не будем, — улыбнулся Илай и двинулся к машине. — Не хочешь рассказать мне, как ты здесь оказался?
— Просто вышел из дому, встал на скейтборд и приехал сюда.
Илай невольно бросил взгляд на руки мальчика. Тот был в перчатках.
— Мама не рассказывала вам, что я не такой, как все? — сердито пробурчал Итан.
— Она ничего мне не рассказывала, — пожал плечами Илай. Он догадывался: чем меньше он проявит заинтересованности, тем откровеннее будет мальчик. Не глядя на Итана, он распахнул дверцу машины и свистнул, подзывая Ватсона: — Садись, приятель. Нам пора.
У мальчишки рот открылся от неожиданности.
— Вы что, бросите меня здесь?
— А почему нет? Ты же сказал, что твоя мама знает, где ты.
— И вы мне поверили?
Илай недоуменно вскинул бровь:
— А почему я должен тебе не верить?
Вместо ответа Итан забросил в машину свою доску и уселся на пассажирское сиденье. Илай включил зажигание.
— Представь себе, я родился со сросшимися пальцами на руках, — сообщил он. (Итан метнул быстрый взгляд на его пальцы, лежавшие на руле.) — Докторам пришлось их разрезать.
— Круто! — воскликнул Итан и тут же смущенно добавил: — Я хотел сказать, очень жаль.
— Жалеть тут не о чем. Все уже в прошлом. Как видишь, проблема оказалась разрешимой.
— Бывают проблемы посерьезнее, — вздохнул Итан. — У меня, например, пигментная ксеродерма. Это что-то вроде аллергии на солнце. Стоит мне побыть на солнце хотя бы минуту, я получаю жуткий ожог. И это реально мешает мне делать то, что я хочу.
— Например?
— Например, купаться в плавках и потом обсыхать на солнце. Гулять днем. Ходить в школу. — Он бросил пристальный взгляд на Илая и добавил: — И вообще, я скоро умру.
— Все люди, которые живут на свете, когда-нибудь умрут. И не только люди.
— Знаю. Но я умру от рака кожи совсем молодым. Эта чертова пигментная ксеродерма мало кому позволяет дожить до двадцати пяти лет.
У Илая сжалось сердце.
— Может быть, ты станешь счастливым исключением.
Некоторое время Итан молчал, отвернувшись к окну.
— Я сегодня проснулся слишком рано, мама была на работе, а дядя Росс сидел в своей комнате, — сказал он наконец. — Я потихоньку вышел из дому. Катался на скейтборде на площадке перед школой. Там было полно ребят, но вечером все пошли домой спать. А я даже не устал — я ведь дрыхнул весь день. Вот и решил смотаться сюда. Я ненормальный, и с этим ничего не поделаешь, — добавил он понуро. — При всем желании мне никогда не стать другим.
— Уверен, в точности то же самое может сказать про себя любой человек, — негромко произнес Илай.
От усталости Росс задремал за ноутбуком. Все-таки привидение создать очень трудно… Проснувшись, он облизал языком пересохшие губы и ощутил вкус отчаяния. Даже почистив зубы и прополоскав рот «Листерином», он не смог избавиться от этого вкуса, горького и одновременно сладкого, как лакрица, будто крошечные кристаллы отчаяния таяли у него на языке, окрашивая его в тона мрачного заката. Морщась, Росс спустился в кухню, чтобы выпить стакан сока. Только тут он осознал, что совсем забыл об Итане. Время близилось к полуночи — его племянник давным-давно должен был проснуться.
— Итан! — позвал Росс, но ответом ему было молчание.
Выглянув из окна, он увидел, что машины Шелби на стоянке нет. Это тоже было странно — она должна была вернуться с работы не позднее девяти. Взглянув на телефон, он заметил, что автоответчик злорадно подмигивает. Значит, там есть сообщение. Росс нажал кнопку.
«Росс, это Шел, — раздался голос сестры. — У меня тут возникло одно неожиданное дело. В общем, скажи Итану, что я скоро буду дома… Надеюсь, ты тоже будешь дома, когда я вернусь. Хочу рассказать тебе кое-что интересное».
Значит, дело не в том, что Шелби куда-то увезла сына. Росс вышел из дому и окинул взглядом двор. Итана нигде нет. Перескакивая через ступеньки, Росс помчался на второй этаж и рывком распахнул дверь в комнату племянника. Постель застелена; пижама валяется на полу, смятая и перекрученная почище гордиева узла. Куда запропастился этот чертов мальчишка?
Паника ледяной рукой сжала горло Росса. Любой девятилетний ребенок, оказавшись в городе один, рискует влипнуть в какую-нибудь неприятность. Но для Итана окружающий мир таит в себе множество смертельных ловушек, и он легко может угодить в одну из них.
— Итан, это не смешно! — дрожащим голосом крикнул Росс. — Вылезай немедленно!
Он не сомневался, что звать бессмысленно. Итан и не думал прятаться где-нибудь в доме. Росс метнулся в свою спальню, схватил ключи от машины и побежал вниз. Если повезет, он сумеет найти Итана, прежде чем Шелби вернется домой. Тогда никто не узнает, что он позволил племяннику смыться.
Росс уже сел в машину, когда рядом затормозил джип. Здоровенный пес Илая Рочерта выскочил оттуда с такой готовностью, словно наконец прибыл домой. Вслед за собакой из машины появился Итан. Росс окинул его испытующим взглядом — негодник вроде цел и невредим, улыбается. Ну, недолго ему осталось улыбаться, решил Росс. Сейчас любящий дядя придушит племянничка собственными руками. Он перевел взгляд с Итана на Илая, который стоял, скрестив руки на груди, безмолвный, как статуя.
— Ты не хочешь рассказать, где тебя черти носили? — обратился Росс к племяннику.
Не успел Итан ответить, как на стоянку въехала машина Шелби. Из багажника ее машины торчала огромная коробка.
— Что тут происходит? — встревоженно спросила она, переводя взгляд с сына на брата и с брата на Илая.
— Ничего! — ответили они почти хором.
— И что полицейский делает около моего дома в полночь?
— Я… видите ли, я приехал, потому что знал — вы не спите, — пробормотал Илай. — Но выяснилось, что вас нет дома, и я…
— Вам снова понадобилась помощь в вашей разыскной работе? — спросила Шелби.
— Нет. Я хотел предложить вам… сходить куда-нибудь вместе.
Слова, слетевшие с языка Илая, удивили его самого. Итан тихонько толкнул дядю в бок, тот недоуменно пожал плечами. Тот факт, что Илай не стал выдавать проказника, заставил Росса проникнуться к копу уважением.
Что касается Шелби, она смутилась, как девчонка, вспыхнула и отвела глаза. Лишь несколько секунд спустя она нашла в себе смелость взглянуть на Илая и пробормотать:
— Мне нравится ваша идея.
Они смотрели друг на друга не отрываясь, словно под действием наводящего устройства. Итан и Росс, казалось, перестали для них существовать.
— Так вы принимаете мое предложение? — выдавил Илай.
Итан громко фыркнул.
— Меня сейчас стошнит, — заявил он и исчез в дверях дома.
Его уход разбил чары, сковавшие Шелби. Она прочистила горло и указала на багажник:
— Если вам не трудно, занесите эту коробку в дом?
— Там что, булыжники? — охнул Росс, сгибаясь под тяжестью коробки.
— Нет, там история, — покачала головой Шелби.
— Закон о совершенствовании человечества путем добровольной стерилизации был принят 31 марта 1931 года, — пояснила Шелби. — Вермонт стал двадцать четвертым штатом из тридцати трех, узаконивших стерилизацию. Судя по тому, что мне удалось узнать, некий ученый по имени Генри Перкинс стал организатором генеалогических исследований, материалом для которых были… скажем так, неблагополучные семьи. Те, кого принято было считать тяжким бременем, лежащим на плечах налогоплательщиков. А Спенсер Пайк и Гарри Бомонт были верными единомышленниками Перкинса и проводниками его идей.
Они развернули на полу в кухне одну из генеалогических схем и уселись вокруг нее, скрестив ноги.
— Эти ученые не сомневались, что криминальные наклонности и различные дефекты психики человек получает по наследству от своих родителей, точно так же как цвет глаз или особенности телосложения. И самый надежный способ превратить Вермонт в образцово-показательный штат — очистить его генофонд от вредных примесей. Следуя логике, это означало, что тех, кого признают вырожденцами, надо лишить возможности иметь потомство.
— Но как им удалось убедить в своей правоте всю нацию? — подал голос Росс.
— Евгеника в тридцатые годы была чрезвычайно популярна. В рядах ее сторонников были врачи, адвокаты, преподаватели, судьи. Такие люди, как Оливер Уэнделл Холмс, президент Кулидж, Маргарет Сэнгер. Все эти люди не сомневались: избавляя человечество от гнета дурной наследственности, они действуют во благо грядущих поколений.
Шелби встала и вытащила из коробки документы из Вермонтской исправительно-трудовой школы, больницы для душевнобольных в Уотербери, тюрьмы штата Вермонт.
— Первоначально наши исследователи остановили свой выбор на трех индейских кланах, среди которых встречались заключенные, пациенты психиатрических клиник и других учреждений подобного рода. В клане хорея из поколения в поколение передавались неврологические проблемы. Представители клана пиратов ютились в плавучих домах и лачугах на берегу, были известны крайней нищетой и склонностью к бродяжничеству. Представители клана джипси тоже вели кочевой образ жизни, члены его часто вступали в конфликт с законом. Кстати сказать, понятие «клан», которым пользовались поборники евгеники, весьма условно — иногда они объединяли в кланы людей, между которыми не существовало никаких родственных связей. Так или иначе, в конце двадцатых годов сотрудники евгенических организаций собрали сведения примерно о шести тысячах человек и составили шестьдесят две родословные таблицы. Творцы светлого будущего полагали, что эти люди не имеют права производить на свет себе подобных, а значит, их следует стерилизовать.
— Но неужели все эти индейцы были настолько наивными, что соглашались с ними разговаривать? — спросил Росс. — Неужели не понимали, к чему это приведет?
— Представь, ты живешь в палатке, у тебя десяток детей и нет никаких средств к существованию, — возразила Шелби. — И вот в один прекрасный день к тебе приходит элегантная белая женщина и просит разрешения побеседовать с тобой. Разумеется, ты удивлен, но разрешаешь ей войти. Она просит показать фотографии твоих детей, и ты, сияя от гордости, достаешь снимки из картонной коробки. Гостья расспрашивает тебя об истории твоей семьи, о том, как сложились судьбы твоих братьев и сестер. Она все время что-то пишет, ты понятия не имеешь, что именно. А она отмечает в своем блокноте: твое жилище имеет неопрятный вид, а ты сам плохо говоришь по-английски и, следовательно, обнаруживаешь признаки слабоумия.