Фрэнки наконец обнаружила кофе — он оказался на холодильнике в коробке с черным обувным кремом — и положила несколько ложек в кофеварку.
— Это меконий, — изрекла она.
— Да нет, кофе вроде колумбийский.
— Ты и правда не выспался, бедолага. Я говорю о пятнах.
Илай зевнул и почесал грудь. Он так устал, что не стыдился торчать перед Фрэнки практически нагишом. Все равно ее интересуют только результаты анализов, а на его голое тело ей наплевать.
— Ну и что это такое — этот твой меконий? Радиоактивное вещество? Ты хочешь сказать, что ее повесили инопланетяне?
— Меконий — это фекалии. Детские какашки.
— Подумаешь, чудо какое. Мы прекрасно знаем, что в ту ночь она родила ребенка.
Кофеварка зафыркала, и Фрэнки, окинув кухню взглядом, нашла две кружки, у которых общим было только предназначение.
— Ты сказал мне, что ребенок родился мертвым. Но мертвые дети не какают!
Последняя ее фраза прорвалась сквозь туман, окутавший сознание Илая.
— Погоди-ка, — тряхнул он головой.
— Наконец-то проснулся! — усмехнулась Фрэнки. — Ребенок родился живым.
Сегодня был день бинго, и, хотя Илай совершенно не собирался играть, некий доброжелательный сотрудник дома престарелых положил перед ним карточку.
— Би одиннадцать! — провозгласила координатор мероприятия, упитанная дама в ярко-желтом комбинезоне, похожая на громадную тыкву. — Би одиннадцать!
Илай увидел Спенсера Пайка, прежде чем старик его заметил. Санитар катил кресло-каталку, в котором сидел Пайк, к столу.
— Позвольте мне, — произнес Илай, берясь за ручки кресла.
Санитар покорно отошел, и Илай откатил старика в угол, подальше от оглушительных воплей ведущей.
Илай сам не ожидал, что при виде такой развалины, как Пайк, испытает столь острый приступ ненависти. Этот человек пытался извести под корень всю свою семью. Этот человек считал, что может решать, кто имеет право жить, а кто нет. Этот человек воображал себя Богом.
Илай невольно содрогался, читая полицейские отчеты 1932 года, когда жестокое обращение с подследственными считалось нормой. Теперь он понимал, как трудно справиться с желанием набить кому-нибудь морду, если злоба наполняет тебя до краев и ты рискуешь захлебнуться в ней.
— Убирайтесь, — прошипел Спенсер Пайк.
Илай наклонился и прижал к спинке кресла плечи Пайка:
— Вы лгали мне, Спенсер.
— Я даже не знаю, кто вы такой.
— Не надо строить из себя маразматика. Я не сомневаюсь, с мозгами у вас все в порядке. Наверняка вы прекрасно помните все, что натворили за свою долгую жизнь. Возможно, вы даже помните имена.
— Чьи имена?
— О семьдесят пять! — заорала ведущая. — У нас есть бинго?
— Вы были уверены, что никаких подозрений на ваш счет не возникнет. Копам вы сказали, что, увидев жену повешенной, перерезали веревку и сняли тело. Никто не позволил себе усомниться в ваших словах. Но тело было снято за несколько часов до того, как вы позвонили в полицию.
На виске старика забилась голубая жилка.
— Я не желаю слушать ваши бредовые выдумки!
— Почему же выдумки? Потому что меня там не было? Потому что я тогда еще не родился? Тем не менее я опираюсь на факты, Спенсер. Вам известно, на что способна криминалистика? Вы знаете, как много может поведать мертвое тело? Поверьте, время своей смерти оно сообщает почти точно.
— Убирайтесь, — повторил Пайк и опустил морщинистые веки.
— Скажите, Спенсер, кого вы убили сначала? Свою жену или свою дочь?
— Сестра!
— Представляю, как вы взбесились, узнав, что ваша жена и дочь — тоже из этого гнусного племени.
Лицо Пайка стало белым как бумага.
— Какого еще племени?
— Джипси, какого же еще, — процедил Илай.
Пайк так дернулся, что едва не вывалился из своего кресла. Лицо его потемнело, водянистые глаза сверлили лицо Илая.
— Вы… вы… — свистел он.
— И двадцать? Есть у кого-нибудь этот номер?
Пайк судорожно вздохнул, попытался вцепиться в ручки кресла, но пальцы его разжались, и он, накренившись вперед, с грохотом рухнул на пол. Ведущая пронзительно заверещала и выбежала из комнаты. Двое дюжих санитаров бросились к упавшему. Илай наклонился над Пайком.
— Теперь вы понимаете, как себя чувствует тот, кто не в силах за себя постоять? — прошептал он.
Поднялась суматоха. Пайк орал на санитаров, пытавшихся его поднять, сыпал оскорблениями и до крови расцарапал руку медсестре. Старики, собравшиеся в комнате отдыха, пришли в величайшее возбуждение. Некоторые с ужасом смотрели на Пайка, другие плакали. Два особо рьяных игрока, не обращая ни на что внимания, продолжали выяснять, кто первым крикнул: «Бинго!» В этой кутерьме Илаю не составило труда выскользнуть из комнаты незамеченным. Насвистывая, он спустился в холл и вышел из дома престарелых через главный вход.
Мэйлин Уорбертон передвинула кристалл на десятую долю дюйма и выжидающе подняла взгляд к небу. Через несколько мгновений она негромко выругалась и повернулась к мужу:
— Кёртис, пока он здесь, ничего не получится. От него исходит негативная энергия, которая отпугивает призраков.
Род ван Влит, сидевший на складном стуле, взорвался:
— Вы тянете резину уже четыре часа, и все без толку! Уэйкман управлялся с призраками куда более ловко! Может, дело не во мне, а в вас?
— Ты сам видишь! Как можно работать в такой обстановке? — глядя на мужа, прошипела Мэйлин.
— Хватит препираться! — бросил Кёртис. Ослепительно улыбаясь, он подошел к жене, взял ее за руку и подвел к Роду. — Пока между нами не будет согласия, никакие призраки не появятся.
— Мне нужен только один призрак, — поправил его Род. — Точнее, мне нужно, чтобы вы от него избавились.
Он постепенно возвращался к прежним убеждениям. Все-таки, что ни говори, все охотники за призраками — чокнутые, а призраки, похоже, так же реальны, как, к примеру, Зубная фея. Казалось бы, в этом деле Уорбертонам не было равных, ведь Росс назвал Кёртиса своим наставником, а «Богемские ночи», бесспорно, были самым популярным телевизионным шоу, посвященным паранормальным явлениям. К тому же Кёртис попросил разрешения привезти оператора, чтобы снять для ТВ интервью с Родом. Кто же откажется от такого крутого пиара?
Но после бесконечных охов и вздохов, позирования перед камерой и идиотских ритуалов, во время которых жена Кёртиса, величавшая себя медиумом, раскладывала по участку какие-то камни, ни одно привидение так и не появилось. Ни тебе звона цепей, ни глухих стуков, ни даже слабых стонов в ночной тиши. Измеритель электромагнитного поля, установленный на лужайке за домом, — после того как все убрали подальше электронные часы, мобильные телефоны и прочие предметы, способные влиять на его показатели, — оставался неподвижным. Похоже, Кёртис Уорбертон собирался сообщить Роду, что в некоторых случаях духу требуется чертовски много времени, чтобы привыкнуть к исследователю.
— Знаете, иногда мы проводим в ожидании несколько ночей подряд, — словно прочитав мысли Рода, заявил Кёртис. — Призраку нужно привыкнуть к нашему присутствию.
Росс округлил глаза:
— Понятно. Но может, этот призрак решил убраться без всякой посторонней помощи, и тогда…
Он оторопел, не успев закончить фразу: его ослепила вспышка, возникшая из ниоткуда. Подскакивая в воздухе, огненный шар подлетел к Роду, коснулся его ботинка и разгорелся еще ярче.
— Йоханнес! — заорал Кёртис, озираясь в поисках оператора. — Куда ты запропастился, черт тебя подери?
Свет был таким ярким, что Род видел собственную тень, словно дело происходило в разгар дня, а не ночью. Лишившись от ужаса дара речи, он опустился на корточки и закрыл голову руками.
Тень при этом оставалась неподвижной.
— Господи боже мой, — одними губами прошептал Род. — Ни хрена себе…
Тень, оставаясь в пределах светового пятна, вскинула руки. В воздухе замелькали бледно-розовые светящиеся шары. По лужайке прокатилось дуновение свежего ветра, принесшего нежный аромат цветочных духов. Мгновение спустя все источники света погасли и лужайка вновь погрузилась в темноту.
— Кстати, я забыла спросить, ваш призрак — женщина? — раздался голос Мэйлин.
У Рода тряслись не только поджилки, но и внутренности.
— Женщина, — выдавил он. — Жена владельца этого дома. Ее здесь убили.
— Этот дом более не твой! — во весь голос провозгласил Кёртис. — Это время — не твое время.
Единственным ответом на его тираду стал шелест листьев в верхушках деревьев. Несколько секунд спустя с дерева упал толстый сук. Пролетев в нескольких дюймах от головы Кёртиса, он рухнул на рюкзак оператора. Раздался зловещий треск.
— Блин! — выдохнул Йоханнес.
Род ощутил, как в его руках что-то шевелится. Внезапно куртка, которую он держал, скользнула прочь, точно схваченная невидимой рукой. Мгновение спустя она уже лежала на траве посредине лужайки.
— Эй! — вскакивая, завопил Род. — Призрак утащил мою куртку!
— Полагаю, таким образом она хочет поведать нам о своих чувствах, — пояснил Кёртис. — Ей больно видеть, как вы хозяйничаете на ее земле, и она…
Род резко повернулся к нему.
— Это не ее земля! — процедил он. — Земля принадлежит нашей компании. Мы приобрели этот участок у законного владельца.
— Кёртис, температура падает! — воскликнула Мэйлин, помахав в воздухе цифровым термометром. — И посмотри на это.
Измеритель электромагнитного поля, стоявший на земле, мигал как бешеный. С неба спустилось облако густого белого тумана и зависло над лужайкой.
— Снимай, Йоханнес! — прошептал Кёртис и вновь заговорил в полный голос: — Ты не можешь остаться здесь. Ты должна вернуться в свой мир. Дай нам знак, что ты уходишь!
Туман рассеялся. Взглянув на землю, Род увидел, что она усеяна лепестками роз. Он наклонился, взял один из них, растер между пальцами и поднял глаза к небу.
Раздался громкий щелчок, и все трое вздрогнули.
— Простите, но у меня закончилась пленка, — сообщил оператор.