если он выберет одну, то непременно потеряет другую.
Лия заставила его встать и потянула к легковой машине, лежащей на боку у ограждения. Росс попытался вырвать свою руку и вернуться к Эйми. Если это проверка, то на сей раз он знает, какой выбор сделать.
Но теперь между ними оказалась перевернутая машина, которая заслоняла от него Эйми. В отчаянии Росс дернул за дверцу зеленой «хонды» и увидел скрюченное тело водителя. Похоже, тот был жив, но без сознания. Судя по сильному запаху бензина, бак был пробит и машина могла взорваться в любую секунду.
Росс нащупал ремень безопасности. Пряжку никак не удавалось расстегнуть.
— Эйми! — крикнул он, обернувшись. — Я сейчас приду! Потерпи немного.
Ему наконец удалось расстегнуть ремень. Схватив водителя под мышки, Росс вытащил безжизненное тело из машины и, взвалив на плечо, отнес на безопасное расстояние, подальше от шоссе. Через секунду после того, как он опустил свою ношу на землю, раздался взрыв и машина превратилась в огромный факел.
Еще через несколько минут завыли сирены, извещая о прибытии спасательных служб. Пожарные принялись заливать огонь из шланга. Росс бросился к врачу «скорой».
— Здесь есть девушка, которой необходима срочная помощь, — бормотал он.
— О ней позаботились, — ответил врач и опустился на колени рядом с распростертым на земле телом. — Как ее имя?
Росс не знал. Женщина из зеленой «хонды» была ему совершенно незнакома. Точно так же, как и девять лет назад, он скользнул по ней взглядом. Глубокий порез на лбу, у самых корней волос, лицо и черное платье залиты кровью. Но теперь он сумел разглядеть ее лицо — и это изменило все. Господи, невероятно!
— Ее имя Мередит, — хрипло произнес Росс.
Ф. Джунипер Смагг работал в больнице Флетчера Аллена в Берлингтоне уже двадцать семь дней. Он проходил практику в неотложке, хотя намеревался посвятить себя дерматологии или пластической хирургии. Честно говоря, ему не слишком хотелось каждый день видеть покойников. Заниматься частной практикой куда приятнее и спокойнее, чем работать в государственном медицинском центре, где всегда нужно быть готовым ко всяким сюрпризам. Тем не менее Смагг старался добросовестно выполнять свои обязанности, даже такие неприятные, как доставка трупа в морг. Парень, которого он вез на каталке сегодня, прибыл сюда мертвым, как пень. Ежу было ясно, что бедолаге уже ничем не поможешь, но для очистки совести его попытались оживить с помощью электрошока и интубации. Дохлый номер.
В лифте Смагг был один. Точнее, наедине с мертвецом. Он нажал кнопку вызова и, повернувшись к зеркальной стене, принялся приплясывать и распевать хиты из репертуара «Смэш Маус». Когда он дошел до припева в «All Star», чья-то рука схватила его за локоть.
Покойник уселся на каталке.
— Не мог бы ты заткнуться, — изрек он осипшим голосом.
Когда двери лифта открылись, покойник стоял рядом с каталкой, на которой без сознания лежал практикант.
— Есть здесь врачи? — спросил Росс, обводя взглядом работников морга. — Этот парень решил грохнуться в обморок.
День спустя тело Эза Томпсона было обнаружено на берегу озера Шамплейн. Согласно национальному обычаю, в течение ближайших суток его следовало предать земле. Уинкс Шампиньи, взявший на себя обязанности официального представителя абенаки, решил, что лучшим местом упокоения для Эза станет участок на пересечении Оттер-Крик-Пасс и Монтгомери-роуд. Тем более недавно этот участок был передан индейской общине в полную собственность. Эза похоронили лицом на восток — чтобы он мог любоваться восходом солнца.
В течение следующих месяцев вокруг его могилы появились растения — их никто не сажал — кусты ежевики, у которых зимой не облетали листья, каллы, цветущие даже под снегом, вечнозеленые падубы и плющ, пышно разраставшийся в июле. У влюбленных парочек вошло в привычку назначать здесь свидания; в этом укромном уголке их никто не беспокоил, и даже в декабре воздух был пропитан ароматом роз. Иногда здесь появлялись темноволосый парень и белокурая девушка; они играли в пятнашки, гоняясь друг за другом среди цветов, или же собирали ягоды и кормили друг друга, так что их пальцы и губы становились красными, как кровь.
Этим вечером Илаю казалось, что он никогда не уйдет домой. Пришлось переделать пропасть бумажной работы и разобрать документы, касавшиеся арбитражного суда с владельцами карьера. Наконец Илай встал из-за стола и потянулся так, что хрустнули суставы. У него оставалось одно желание — завалиться в постель рядом с Шелби и проспать тысячу лет.
Правда, он отнюдь не был уверен, что Шелби сейчас захочет его видеть. Его или кого-либо другого.
В больнице она рыдала, а он молча стоял рядом и гладил ее по голове. Наконец Шелби, глотая слезы, сказала, что ей нужно ехать домой, заниматься приготовлениями. Илай понял, что речь идет о приготовлениях к похоронам. Он чувствовал: Шелби отгородилась от него невидимой стеной. Мысль о том, что ей не нужны его заботы, была для Илая нестерпима. Сейчас он заглянет домой, примет душ и поедет к ней, решил он. Нравится ей это или нет, он должен быть рядом.
Вставив ключ в замок, Илай понял, что дверь открыта. Он ворвался в холл, готовый к самым неприятным сюрпризам. Но в кухне его поджидал вовсе не грабитель. Шелби, стоя у стола, месила в миске тесто.
— Я самовольно вломилась в твой дом, — сообщила она дрожащим голосом. — Прости. Пожалуйста, прости. — Из глаз ее текли слезы, и, смахнув их перепачканным в муке пальцем, она прочертила на щеке белую полосу. — Не могу оставаться дома, — пробормотала она. — Не могу звонить во все эти… похоронные бюро… Да еще журналисты достали своими звонками и сообщениями на автоответчике… В больнице Итану и Люси давали какие-то таблетки, от которых все время хочется спать. Сейчас они тоже выпили эти таблетки и спят на твоей кровати. А я решила сварить суп. И испечь хлеб. Телефон звонил несколько раз, но я не поднимала трубку… Да, еще я накормила собаку.
Она говорила все это едва слышно, но Илаю не нужно было переспрашивать: он понял бы ее и без слов. Сжав Шелби в объятиях, он ощутил, как руки ее обвиваются вокруг его шеи. Шелби уткнулась носом в его рубашку.
— Если хочешь, я уйду, — прошептала она.
— Никогда не уходи, — ответил он. — Никогда.
Мередит совершенно не была похожа на Лию. Росс не понимал, как он раньше мог их перепутать. Глаза у Мередит поставлены шире, волосы имеют совсем другой оттенок. А вот кожа с виду такая же мягкая и нежная, как у Лии. Проверить Росс не решался, ибо не хотел тревожить спящую.
Ее загипсованная нога была подвешена к аппарату для вытяжения. По жилам ее вместе с кровью текло огромное количество обезболивающих препаратов. Россу позволили войти в палату только потому, что никто из персонала клиники не нашел в себе мужества отказать ожившему покойнику.
Прежде всего, он попытался найти Шелби и Итана, но выяснилось, что их уже отпустили домой. Люси они увезли с собой. Росс позвонил Шелби, но она не брала трубку, а автоответчик был выключен. Можно было позвонить Илаю, но Росс не помнил телефонного номера, если вообще когда-нибудь его знал. Невролог, осмотревший Росса, сказал, что после контузии память зачастую выкидывает странные шутки; в ней появляется множество провалов и белых пятен, которые иногда исчезают со временем, а иногда нет. Например, Росс прекрасно помнил, как, вернувшись домой, узнал от рыдающей Мередит, что дети исчезли. Но где он был до этого и чем занимался, полностью улетучилось из памяти. Он никак не мог вспомнить, откуда у него на запястьях побелевшие от времени шрамы.
Зато он прекрасно помнил лицо Лии. Он готов был умереть, чтобы еще раз увидеть это лицо, — и действительно умер. Он мог представить их обеих — и Лию, и Эйми — так отчетливо, словно они находились в двух футах от него. Росс знал: у него была возможность никогда больше не разлучаться с ними. Ему отчаянно хотелось еще раз сжать Эйми в объятиях, хотелось следовать за Лией, куда бы она ни позвала его… но еще сильнее ему хотелось остаться с сестрой. И с племянником. И может быть, с Мередит.
Он провел столько лет в поисках, не сознавая, что процесс оказался намного важнее результата. Теперь Россу было ясно: в момент смерти особенно остро осознается ценность каждого из мгновений, составляющих человеческую жизнь.
По щеке Мередит медленно скатилась слеза. Чуть приоткрыв глаза, она взглянула на Росса.
— Люси, — прошептала она.
— Люси жива и здорова, — заверил Росс.
Наверное, в памяти Мередит всплыл пережитый кошмар. Лицо ее омрачилось. Она попыталась пошевелить сломанной ногой и сморщилась от боли. Росс бережно коснулся рукой ее щеки.
— Ты призрак! — выдохнула Мередит.
— Уже нет, — улыбнулся Росс.
— Я же видела, как в руках у тебя взорвался динамит. И ты взлетел на воздух. — Помолчав, она добавила едва слышно: — Мне сказали, что ты умер. — Она попыталась сесть, вновь потревожила ногу, и глаза у нее расширились от боли.
— Лучше не двигайся, — посоветовал Росс. Пристально посмотрев на нее, он заметил на лбу, у самых корней волос, шрам, которого не замечал прежде. — Ты сломала ногу, которая уже была сломана несколько лет назад, когда ты попала в аварию. В шести местах. Сейчас у тебя раздроблены большая и малая берцовая кость. Тебе сделали операцию и вставили металлические штифты.
Росс предполагал, что Мередит не слишком удивится, ведь все эти подробности он мог узнать от врачей. Но она поразила его своей проницательностью.
— Я никогда не рассказывала тебе о том, что попала в аварию, — произнесла она, пристально глядя на него.
Росс присел на край кровати.
— Тем не менее я это знаю. Я знаю и то, что ты находилась за рулем зеленой «хонды». На тебе было черное платье. Осколком стекла тебе разрезало лоб — вот здесь… — Он осторожно коснулся шрама. — Твои туфли так и не нашли.
— Только не говори мне, что ты ясновидящий, — устало пробормотала Мередит.
— Нет, я не ясновидящий, — усмехнулся Росс. — Просто я тоже там был. На месте аварии.