– Ну ты и придурок, – в этот раз Серетун разозлился по-настоящему, забыв о воспитании. – Мог сразу сказать нам, что это фикция, подлог! И не пришлось бы так нестись, будто мы умалишенные параноики. Посмотри на Латис, на пацанов. На них лица нет.
Справедливости ради, на продавщице лицо очень даже было, только раскрасневшееся от бега. Она обмахивалась многослойной юбкой, а близнецы пристроились рядом, чтобы тоже остыть под потоками воздуха.
– Ты бы поверил ему? – вступилась за воителя Астролябия. – Поверил бы, что существа – это морок?
– Ну, может, не сразу, – замялся великий волшебник.
– Да нас бы живьем сожрали, – доброжелательно произнес Натахтал. – В таком состоянии вы бы скорее усомнились в собственном существовании, чем допустили бы, что жуткие создания нереальны.
– Да главное ведь, что мы целы, – отдышавшись, сказала Латис. – И мальчики невредимы.
Близнецы посмотрели на сестру тем самым, вызывающим умиление взглядом, когда дети просят выделить им ещё немного сладостей.
– Хорошо, хорошо, – брюзжа, согласился Серетун. – Куда дальше?
– По дороге? – иронично спросила Астролябия, отчего великий волшебник окончательно сдулся и молча пошел вперед.
– Спасибо, – едва слышно прошептал красавице Натахтал.
Дорога вилась долгой извилистой линией. Если дать котенку клубок, он раскатает его менее причудливо, и шерсть ляжет не так затейливо, как проложил этот маршрут безумный травник. Тропа обходила большую часть леса, преломляясь под неожиданными углами, и дважды пересекалась сама с собой.
Чувствуя усталость путников, заколдованные кустарники протягивали свои плоды и клали их прямо в руки. Если бы наложенное на них заклятие было совсем немного сильнее, то ягоды и фрукты попадали бы прямиком в рот, а ветви заставляли бы жевать, давя на челюсть.
К своему стыду, живя у самой опушки леса, Серетун впервые столкнулся с этой дорогой. Чтобы скрыть накатившую растерянность, великий волшебник прибегнул к уже хорошо отработанной тактике замечаний:
– Сеня, ты что, заблудился?
– Натахтал, – гордо поправил его воитель, чавкая спелой клубникой. – И нет, не заблудился. Мы должны правильно обойти всю тропу, чтобы увидеть хижину травников.
– Дрободан твой – какое-то чмо, – надулся Серетун.
– Я же просил, повежливее, – с укором сказал Натахтал.
– Так он же не рядом, – отрезал чародей.
– Что за имя такое – Сеня? – мечтательно спросила Астролябия, прерывая бессмысленный спор.
– Ну, это из моей прежней жизни, – застеснялся бравый воитель.
– Какое поэтичное, – сказала красавица. – А что оно значит?
– Вообще, полностью оно звучит Арсений, – заговорил Натахтал с интонацией ребенка, которого Дед Мороз попросил прочитать со стульчика стишок. – С греческого означает зрелый, мужественный.
– Зрелый? – прыснул Серетун, но, встретив пять пар нехороших взглядов, тут же умолк.
– Найди иголку в стоге, Сеня, – Астролябия начала перекручивать настоящее имя Натахтала на все лады. – Собака на Сене. Ас-Сеня-Затор.
– Кто? – испугался воитель.
– Ассенизатор, – повторила Астролябия.
– Откуда ты знаешь это слово? – изумился великий боец. – У вас что, есть канализация?
– Ты разве не заметил, как в Пейтеромске чисто? – спросила красавица.
– Вот оно что, – радостно воскликнул Натахтал. – Это многое объясняет. Какой прогрессивный город, в самом деле.
– Долго еще идти? – заныл Бадис. Никто из беглецов понятия не имел о том, насколько кифара тяжелая. Рука юного барда онемела от постоянного напряжения. Потом он перехватил инструмент другой рукой, но она тоже онемела, а предыдущая еще не отошла.
– Мужчины не плачут, – одернула брата Латис.
– А ты поноси сама столько времени кифару, – предложил Бадис обиженным голосом.
– Говорил тебе – выбирай что-то эргономичное. Флейту, например, – усмехнулся Гадис.
– У вас и эргономика есть? – изумился великий боец.
– Ее изобрели прямо перед канализацией, – гордо ответила Астролябия.
– Я сейчас с ума сойду от этих тупых диалогов, – прошептал себе под нос Серетун.
Знал бы он, как трудно автору бывает совладать с текстом.
Положим, пишете вы диплом на факультете судовождения. Задача поставлена четко: комплексно распланировать переход парохода из пункта А в пункт Б. Вам вручают заплесневевшую методичку, по которой учился еще сам Иван Федорович Крузенштерн, и с сочувствующим похлопыванием по плечу отправляют на многомесячную каторгу.
Ситуация заманчивая, согласитесь.
Перед вами простирается обилие информации, которую нужно добыть и обсчитать. Посвятив целую главу одним только характеристикам вверенного вам плавсредства, вы начинаете судорожно подбирать карты, сидя до глубокого вечера в недрах учебного корпуса. И хорошо, что есть каталог, иначе мероприятие растянулось бы на несколько дней, и в родную академию пришлось бы тащить раскладушку.
Следующим шагом будет цитирование огромного пласта текста из лоций. Эти толстенные талмуды – глаза и уши моряков. Самыми изощренными словами в них описаны подробности каждого миллиметра любого побережья в мире. И все надо тщательно переписать, не забыв сделать это по-русски, если не хотите стряпать диплом на международном морском.
После, вы наконец хватаетесь за карандаш и резинку, вычерчивая маршрут. Желательно не пойти через островки, чтобы не возникло неловких моментов на защите, а то видал я одного без пяти минут штурмана, бодро чешущего сквозь Лабрадорский полуостров. Многоуважаемая комиссия даже не старалась подавлять смех.
Помимо добротно нарисованной прокладки, по навигационной части преподавателей еще интересовал расчет времени восхода и захода. С точки зрения здравомыслящего навигатора, ничего бессмысленнее нет, чем предсказывать, когда же и где наступит темнота. Если в порту случится забастовка, или чего хуже – сломается кран, отход существенно задержится, и все ваши гадания на кофейной гуще пойдут прахом.
Грузовой план, расчет экономической эффективности, лирические отступления в виде небольших вкраплений воды – все это покажется сладким сном, когда вы доберетесь до нормоконтроля.
Сначала вам предстоит несколько дней кряду штурмовать кабинет заведующей кафедрой. Так здесь испытывают терпение: преподавательница по пути гордо вскинет брови, смеряя вас оценивающим взглядом. Затем пригласит нескольких коллег с собой и запрется на замок, оставив десяток курсантов почивать на лавке.
Совещание будет длиться часа два, не меньше. За это время вы успеете породниться с остальными девятью бедолагами на почве общей ненависти. Но завершающим штрихом для скрепления семейных уз станет фраза, неосторожно брошенная заведующей после окончания импровизированного симпозиума:
– Ой, я уже убегаю. Приходите завтра.
Так повторится еще несколько раз, пока вы не смиритесь со своей участью и не докажете, что исключительно терпеливы.
Следующим этапом станет многосерийное паломничество с переделками шрифтов, таблиц и отступов. Каждый раз будут находить все новые и новые недоработки, а ведь лесов на планете только от вашего перепечатывания ста с лишним страниц станет меньше на треть!
И наконец, когда вы доберетесь до переплета, создав увесистый томик о собственных страданиях, выяснится, что рецензент не знает английского, на котором вы все-таки решились написать. Причем, узнаете вы об этом накануне защиты от него лично – и тут же стремглав помчитесь в деканат просить того, кто хотя бы раз в своей жизни наблюдал латиницу.
Пройдя все круги ада, искоренив желание порвать диплом к чертям и получив заветную корочку, в конце концов, вы вздохнете с облегчением, что в жизни с вами больше такого не произойдет.
Но потом вы сядете писать роман.
В отличие от персонажей, судно вам не задаст вопрос, почему оно идет именно в Африку, а не в какой-нибудь Лос-Анджелес, где меньше пальм, но больше демократии. Числа не будут качать права, утверждая, что должны стоять на пару столбиков правее. потому что им так хочется.
А что же герои? Сначала вы их придумаете, сочините достойную предысторию, снабдите мотивацией и приступите к раскрытию сюжета. Первое время они будут скромно подчиняться вашей воле, но потом начнут срываться с крючка. Чем-то их поведение напомнит вам малышей, которые кидают соску на пол, только, чтобы исследовать, до какой степени возможно манипулировать родителями.
И тогда начнется безумие. Персонажи будто с цепи сорвутся, а вам останется только наблюдать за ними и стенографировать каждый фортель, который они выкидывают со скоростью, примерно, миллион в секунду.
После нескольких дней работы с таким товарищем, как Серетун, вы вспомните о дипломе, как о светлом пятне, которое от начала до конца можно было держать под контролем.
Страшно то, что я начал по-настоящему привязываться к этому волшебнику-забияке, не имея ровным счетом никакого понятия, как завершить его сюжетную линию, чтобы сюжет при этом не сломался. Все-таки, придется поступить не очень хорошо.
За это я прошу у тебя прощения, Серетун.
Но иначе я не могу.
Глава 23
Нытье Бадиса порядком надоело беглецам. Каждой их фразе сопутствовали стенания о тяжелой ноше барда. Латис уже устала шикать на брата и просто делала вид, что никто не зудит возле уха.
В какой-то момент Серетуна осенила идея.
– Гадис, – сказал маг, – сделай ему кифару полегче.
Юный волшебник послушно кивнул и начал выводить руками интересные фигуры. Натахталу даже показалось, что среди них затесалось что-то неприличное, но Астролябия, заметив невольное движение, взяла воителя за руку, чтобы умерить его пыл.
Гадис, еще немного поколдовав, сказал, что закончил, и победно взглянул на Серетуна, которого стал воспринимать как учителя после эпизода со стражником.