– Подойдите ближе, мы вышлем вертолет.
– Спасибо, – ответил капитан и обратился ко мне. – Запиши в журнал, что мы связывались с Тайванем.
– Я продолжу нести вахту, – сказал Миша, – а ты лучше пойди в госпиталь и помоги старпому.
Стараясь не наступать на кровавые пятна, я пошел вниз.
На кровати сидел бесцветный дядя Коля, вокруг него крутились Максим и ассистент Женя. Я зашел как раз в тот момент, когда чиф накладывал на место среза повязку. У электрона не хватало двух дистальных фаланг – верхней части пальца, где растет ноготь.
– Как вы? – спросил я электрона.
– Живой, – ответил дядя Коля. Как для человека, которому под шестьдесят, держался он очень достойно. Серьезное повреждение подкосило его, но не отобрало силы, которых было намного меньше, чем у людей моложе.
– Что там капитан решил? – поинтересовался Максим.
– Идем в Тайвань, прилетит вертолет.
– Тогда нужно собираться, – произнес электрон, предприняв попытку подняться, но старпом и ассистент усадили его обратно.
– Мы еще не закончили, – назидательно сказал дяде Коле чиф.
– Ох, начинает жечь, – напрягся электрон.
– Женя, дай ему обезболивающее, – попросил Максим.
Ассистент помог дяде Коле запить таблетки.
– Готово, – успокаивающе произнес старпом. – Жень, отведи его в каюту, а мы заберем пальцы, пока не поздно.
– Можно помочь? – спросил я.
– Куда же ты денешься, – ответил Максим и направился к лифту.
– Как это произошло? – спросил я, пока мы ехали на нужную палубу.
– Да по глупости, – с сопереживанием ответил чиф. – Женя говорит, электрон решил проверить, остановился ли механизм, и потрогал ремень. Он, конечно же, еще крутился, руку повело, ну и вот.
– Вы так и доложите в компанию?
– Конечно, нет. Скажем, что случайно. Вдруг получится выбить страховку, а то, скорее всего, дядю Колю больше в рейс не возьмут.
Заходить в кондиционерную было жутковато. Я знал, что увижу там, но мне совершенно не хотелось видеть это. Не от боязни крови и оторванных частей тела, а потому что со знакомым человеком случилось непоправимое.
На выкрашенном в серый цвет полу лежали две фаланги, будто просто устали и решили отдохнуть. Обычные человеческие пальцы, но без владельца. Старпом аккуратно переложил их в предварительно заготовленный пластиковый пакет.
– Заморозим их, чтобы их смогли пришить на место, – сказал Максим.
Мы спустились в столовую и положили кубики льда в пакетик. По пути к провизионке нам встретился повар. Тот самый, Джон Бон Джови Августус Перальтес-младший, беззаботный и не очень умный.
– Это что, правда? – спросил он с дурацкой улыбкой.
– Правда, – вздохнули мы.
– Пальцы отрезало?
– Да, и мы несем их в холодильник. Не мешай, – грозно сказал Максим.
– Ничего себе, – громко удивился повар и улыбнулся еще шире.
Мы не хотели тянуть время и оставили Перальтеса радоваться в одиночестве.
– Ах, как тут грязно, – возмутился чиф, когда мы оказались в мясном отделе. – Просил же убрать. Надо снова отругать повара хорошенько.
Мы поставили пакет на видное место и вышли из отсека с минусовой температурой, тут же впившейся в тело тысячами мелких булавок.
– Я тогда принесу его документы.
– Обязательно, – с одобрением кивнул Максим. – И помоги дяде Коле собраться, а то у него в распоряжении пока только одна рука. Сколько там оставалось до суши?
– Миль сорок, – ответил я.
– У нас еще где-то четыре часа, – предупредил старпом.
Глава 33
Моя обида на капитана таяла с такой скоростью, будто холодильник оставили размораживаться в Африке. Вернувшись на мостик за документами, я застал Василия все в том же сосредоточенном состоянии, знаменующем неотвратимость принятого решения. Ради того, чтобы не дать человеку остаться калекой, мастер наперекор коммерческим интересам компании отклонился от курса и пошел вообще в другое место. Маневр сам по себе выглядел смело, а на фоне предшествующей истории со сломанным движком – вообще бил все рекорды по самоотверженности.
Василий расхаживал вокруг Миши, диктуя текст отчета, составленного буквально по минутам: когда, кто и зачем; только не очень правдивый – чтобы дядю Колю не смогли сделать виноватым.
– Как дела у электромеханика? – спросил меня капитан.
– Перебинтовали. Пальцы уже в холодильнике, а дядя Коля собирает вещи.
– Не забудь про его документы, – серьезным тоном напомнил Василий.
– Я за ними и пришел.
– А, ну хорошо, – мастер вернулся к диктовке, не забывая смотреть вперед. Мало кому на судне хотелось бы повстречаться с бортом другого корабля.
Ящик плавно выехал, открывая взору коробочки и папочки. Где бы я не работал, морские документы всегда хранились в неудобной форме. Паспорта обязательно лежали в небольшой сумочке или деревянной коробке, где места хватало ровно на двадцать три документа из широких штанин. Из-за этого каждый раз приходится хорошенько попотеть, чтобы впихнуть их внутрь.
Следом шла папка с дипломами и сертификатами, а затем – протоколы медкомиссий. Вспышки паранойи наших менеджеров привели к тому, что свидетельства о богатырском здоровье мы получали на два года, но перед каждым контрактом, существенно снижая срок пользования расписными листами. Рядом лежала стопка книжек, уверяющих, что каждому из нас сделали прививку от желтой лихорадки. Цвет обложек был соответствующим, а внутри надписи “десять лет” аккуратным зачеркиванием когда-то превратили в “пожизненно”. Занимательно, когда прямо внутри твоего организма происходит такая метаморфоза, одобренная Всемирной Организацией Здравоохранения.
Собрав все необходимое, я зашел в каюту дяди Коли. Седой мужчина, только что потерявший два пальца, собирал чемоданы в окружении сочувствующих лиц. Среди них я увидел Дмитрия, нового стармеха. Дед активно пытался содействовать электрону, несмотря на постоянные уговоры дяди Коли предоставить ему трудиться в одиночку.
Довольно необычно наблюдать за тем, как раненный человек одной рукой укладывает вещи в недра огромного вместилища, купленного буквально месяц назад в Йокогамском магазинчике, пропахшем ароматическими свечами и японской педантичностью. Дядя Коля двигался энергично, озвучивая каждый предмет, за который хватался.
– Так, еще полотенце надо, две футболки, штаны…
С каждым словом в чемодан отправлялось по бесформенной куче одежды, неравномерно собирающейся внутри комками похлеще, чем в плохо сваренной манной каше.
– Надо еще захватить жене мыло, – замерев, сказал электрон и открыл нижнюю дверцу письменного стола, где лежали свертки всевозможных цветов, накопленные за годы существования судна. Мессман каждый месяц кидает под дверь два кусочка, что превышает реальное потребление, и поэтому в каюте остаются огромные запасы как раз для тех, кто способен даже после получения увечья тырить казенное имущество, пусть и в микроскопических масштабах.
Почему-то мне показалось, что дядя Коля и в отеле способен прихватить пакетик зубочисток, а может, даже целый халат.
– А вот это ты правильно, – прокомментировал Никита. Второй механик знал толк в подрезании мелочей, и такими действиями легко можно было заслужить его одобрение.
Пока несколько моряков настороженно приглядывали за электроном, я на скорую руку оформил ему документы и дал несколько бумажек на подпись. Повезло, что дядя Коля был правшой, а пальцы срезало на левой руке. Ничто не помешало исполнить ему святой бюрократический долг.
Зазвонил каютный телефон.
– Третий помощник, – представился я.
– Это Василий Петрович. Нам сейчас передали, что чемодан останется здесь. С собой надо взять только самое важное.
– Понял, – ответил я и положил трубку.
– Что там? – с беспокойством спросил Дмитрий. Хотя стармех находился тут всего несколько дней, за дядю Колю он единственный переживал, как за родного. Больше никто не отображал столь яркую гамму чувств, пусть и через призму сдержанности, привитой с детства.
– Чемодан придется оставить, – серьезно сказал я.
– Не получится пока с мылом, – расстроился Никита. Вопрос художественной прихватизации занимал его больше остальных.
– Вы бы все равно оттащили его на мостик, – предложил Женя. – А вдруг возьмут.
– Хорошая идея, – одобрительно сказал дядя Коля. – Я готов.
Никому не дав помочь, электрон сам взял сумку с документами правой рукой и вышел в коридор, Никита гордо проследовал за ним в то время, как Женя с Дмитрием подхватили чемодан и увезли к лифту.
Троица отпетых преступников-беглецов-рецидивистов стояла на крыльце одного из ведущих авторов современности, голоса поколения, гордости всех крепководцев и кавалера дамы с ожирением второй степени Алуфтия. Который день события оставались на этой точке, не давая сюжету развиться во что-то более оформленное, нежели примитивный набросок персонажа, который даже не знал собственного имени.
– Мне кажется, или на нем лица нет? – удивился вышедший из оцепенения Натахтал.
И действительно, вместо привычных черт под копной светлых волос перетекало размазанное нечто, сочетающее в себе сразу всех людей – и одновременно никого. Вальяжная фигура писателя стояла в дверном проеме, ожидая, когда же проснется фантазия автора.
– Спасибо, капитан очевидность, – ехидно ответил Серетун.
– Что за странное выражение? – удивилась Астролябия. – Никогда такого не слышала.
– Это у них так говорят, – кивнул чародей в сторону воителя.
– С каких пор? – начал спорить Натахтал. – Ты сам эту фразу придумал.
– А вот и нет, – парировал Серетун. – Я знаю о твоем настоящем мире больше тебя самого, Сеня. Положено мне.
– Сейчас же никто не пишет книжку, – взволнованно шепнула Астролябия волшебнику на ухо.
– Больше двух говорят вслух, – обиделся Натахтал и повернулся к Алуфтию, изображая, что обнаружил в этой бесформенной прорве лиц хорошего собеседника. Воителя, как ни странно, совершенно не беспокоило, что мир находится в оцепенении. Он даже не заметил этого, будучи на своей волне.