— Содержательно, — улыбнулся Алексей, пораженный таким точным ответом, понимая, однако, что генерал от разведки мог дать и более развернутый ответ.
— Хорошо, это я понял, — кивнул представитель МИД. — Но нам-то что от их ядерного боезапаса?
— А вот что, — сказал Шестаков. — Мы предположили, а потом нашли подтверждения своим догадкам, что США не ограничатся запугиванием своих потенциальных инвесторов одним только Ираном, ядерные боеголовки которого вот-вот должны упасть на головы беззаботных европейцев. Им нужно было нагнать жути более ярким образом, и они его придумали…
— Франция?! — удивился Майский. — Как? Почему?
— Да, Витя, Франция. Именно её американцы выбрали в качестве пугала для всей остальной Европы. Ничего сложного — для выполнения стратегической задачи по постройке в Гренландии позиционного района ракет-перехватчиков «Небесного щита», во Франции создается очаг политической, этнической, экономической и любой другой напряженности. Когда там начинается гражданская война, на базы хранения ядерного арсенала и базу ядерного флота совершаются налеты вооруженных террористических групп, которые однозначно демонстрируют желание захватить ядерные «головы». Это становится предметом пристального рассмотрения в Генассамблее ООН, СМИ раздувают необходимую истерию, и в этот момент американцы с благодарностью принимают от перепуганных европейцев всю необходимую финансовую помощь. При этом в Европе — вечном оппоненте США — возникает кризис, благодаря которому американская экономика получает очередную отсрочку от неминуемого краха. Какова перспективка?
Шестаков с лицом национального героя осмотрел собеседников.
— Многого стоит в такой стране, как Франция, создать очаг напряженности, — сказал Виктор.
— А вот здесь как раз и пригодится грязная американская политика! Понятно, что в Европе сходу раздуть гражданскую войну невозможно, слишком сильны институты государственной безопасности. В Иране — и подавно. Поэтому американцы двинулись по пути стратегии непрямых действий…
— Это как?
— Чтобы разрушить Францию, нужно разрушить Северную Африку, — сказал Алексей. — Страны северной Африки как никакие другие живут в условиях ярких противоречий. Здесь под одной крышей уживаются как радикальные мусульмане, так и светское общество, как евреи, так и арабы, и самое главное — масса самых разных по своим мировоззрениям и культуре этносов, которые готовы грызть друг другу глотки только по признаку этнической принадлежности.
— Мы давно уже фиксируем повышенное внимание американских спецслужб к этим регионам, — подтвердил генерал. — Я читал отчет африканского направления, в котором на ближайшие годы прогнозируется резкое распространение исламского радикализма в Египте, Ливии, Алжире, Марокко и других странах. Раздувать пожары гражданских войн американцам в этих странах будет легче, чем в Европе. Европа сейчас сыта и беспечна, и ей не нужны революционные реформы, а вот в этих странах социальное напряжение общества доходит до высшей точки — для взрыва осталось совсем не много. Последующий сценарий нам ясен: как только начнутся столкновения и кровопролития, поток беженцев хлынет в Европу. А вместе с ними и боевики, которые от своих кукловодов будут иметь конкретные боевые задачи. И вот тут-то кровавые беспорядки дойдут до тихой и спокойной Европы. Особенно это коснется тех, некогда уютных, стран, которые сегодня еще пытаются играть в создание мульти-культурных обществ на своих территориях… например, Франции.
— Все верно, — кивнул Шестаков. — Это спровоцирует общеевропейский кризис, который, однако, не будет иметь экономических корней. А с учетом того, что центр мировой экономики смещается в страны Азиатско-Тихоокеанского региона, то азиатская экономика не понесет от европейского кризиса ощутимых потерь. При всем при том политическая элита Великобритании, страны, которая не связана с Европой единой валютой, будет достаточно запугана возможностью захвата радикальными исламистами французского ядерного оружия. А с учетом того, что захваченные боеголовки вполне могут быть размещены на иранских носителях, тут уж к бабке не ходи… нужно строить Евро-ПРО!
— Но мы этому не препятствуем! — воскликнул Виктор. — Почему? Мы же в итоге получаем пожар гражданской войны на своих западных границах! Можно сказать — под самым брюхом! Если из Европы к нам попрут люди, обездоленные кризисом и кровавыми беспорядками, России, как и странам Европы, придет конец.
— Не придет, — заверил, в свою очередь, генерал. — Мы вышли из договора по ограничению обычных вооружений в Европе, и начали серьезно усиливать западную группировку войск. На Северном Кавказе, под предлогом ведения войны в Чечне, нами создана мощнейшая группировка армии, внутренних войск, ударной авиации и Черноморского флота, кстати, мы работаем над ситуацией, в результате которой в ближайшее будущее обеспечим полный контроль над Крымом. На севере мы в военном договоре с Беларусью, мощная военная группировка у нас есть в Кёнинге, да Балтийский флот мы усиливаем новыми кораблями. Так что в плане отражения агрессии с запада — у нас полный порядок. Значительно лучше, чем с восточными рубежами.
— Так в чем наш интерес? — не унимался Майский. — Вот конкретно здесь, в Сьерра-Леоне и Либерии? Мы готовы совершить здесь революцию. Для чего?
— Витя, да все просто, — сказал Шестаков. — Неужели ты еще не срастил? Мы намеренно создаем в этих двух странах очаги открытой нетерпимости к США. Те, в свою очередь, начинают эти очаги гасить — всеми возможными способами. При этом они задевают и соседнюю Гвинею. Что, собственно, уже и сделано. Ища помощи от агрессоров, гвинейцы вспомнят своего давнего стратегического партнера — СССР, ну, понятно, теперь — Россию. Мы восстанавливает базы материально-технического снабжения своего флота и аэродром Дальней Авиации в Конакри. Улавливаешь?
Майский развел руками:
— У меня уже голова раскалывается…
Генерал Лихой усмехнулся, и разлил остатки коньяка по рюмкам:
— Американцы могут допустить, что нам, в общем-то, ничего не мешает построить в Гвинее базу ЯДЕРНОГО флота. И тогда строительство позиционного района в Гренландии снова не будет иметь никакого смысла. И, как я понимаю, по американскому танкеру мы стреляли «Гранитами» не потому, что это хорошее оружие, а потому, что оно установлено на атомной подводной лодке. Безусловно, американские средства РЭР по характеру радиоэлектронного излучения противокорабельных ракет смогли определить тип применяемого оружия. Определив тип, они классифицируют и носитель. Осознав, КТО пускал «Граниты», аналитики американской разведки однозначно придут к выводу, что российский ядерный подводный флот уже приступил к освоению этого района мирового океана — в чем и найдут подтверждение своим догадкам о строительстве базы в Конакри.
Глаза Майского округлились:
— То есть всё, что мы сейчас здесь делаем, нацелено только на создание видимости строительства базы ядерного флота?
— Ну, почему же «видимости»? — спросил Шестаков. — Мы будем строить базу… пока американцы снова не перенесут новый позиционный район туда, откуда он не будет угрожать нашим силам ядерного сдерживания. Или вовсе не откажутся от строительства таковых. Но это обойдется им очень дорого. Заплатив эту цену, они уже не смогут в третий раз добиться у Конгресса выделения средств на строительство подобных объектов. Ну, и кимберлитовые трубки заодно отожмем у аборигенов. Алмазы нам очень нужны.
Шестаков широко улыбнулся.
— Это все, что сказал вам президент? — спросил генерал.
— В общем — да. Только значительно лаконичнее. Мы с вами развели дискуссию…
— Теперь многое мне стало ясно, — усмехнулся генерал. — И даже то, для чего в этот дремучий край загнали целого генерала, оторвав его от управления оперативной разведкой…
— И это тоже один из камешков большой мозаики, — улыбнулся Шестаков. — Да, все верно. Это была моя идея направить сюда одного из руководителей ГРУ. Американская разведка не могла не заметить прибытие в Сьерра-Леоне целого генерала ГРУ, который оторвался от более важных дел. Это послужило подтверждением серьезности наших намерений. Мы создали видимость перед врагом — если генерал меняет уютный кабинет на жаркую саванну, то здесь явно замышляются дела, поважнее тех, что были у генерала в кабинете.
— Хорошо, что мой заместитель справляется… — усмехнулся Лихой. — Подсиживает там меня…
— Теперь, господа, вы знаете практически все. Я раскрыл перед вами карты, и поэтому требую от вас правильного понимания ситуации. Если мы с вами тут строили и строим какие-то свои дела, пытаемся отжимать друг у друга какие-то деньги, то прошу не увлекаться — мы выполняем главную, на данный момент, военно-политическую задачу. От ее исхода будет напрямую зависеть и наше будущее, и будущее наших детей и внуков.
Лихой устало посмотрел на Шестакова.
— Значит, наш спецназ полетел на Камчатку проверять состояние противодиверсионной службы не просто так?
— Не просто, — кивнул Алексей. — Этот слух так же входил в наши планы… вы же знаете, как люди любят в соцсетях обсуждать предстоящие дела…
На окраине города Джин свернул в кусты и остановил машину. Выключил двигатель. Посмотрел на своего напарника, которого пока еще трясло от пережитого:
— Посмотри, как они нас лихо вычислили…
— Недаром говорят, что американская разведка — лучшая в мире, — на выдохе сказал Нкет.
— Врут. Они нас по телефону вычислили, не больше того. Стоит мне его выключить, как они потеряют нас из виду.
Джин обернулся назад:
— Вот с кем мы сейчас и поговорим…
Агента поставили на дорогу и пару раз ударили по ногам и в солнечное сплетение. Тот был напуган, и казалось, готов на все.
— Что с тобой делать? — спросил его Джин.
— Не убивайте, — отозвался американец.
— Все вы так говорите, когда вас прижмут, — вскипел Нкет. — Любите убивать людей, любите лезть, куда вам не надо, так будьте г