ожан и в первую очередь отставного поручика Волохова. Его именем укрепление и назвали.
Еще одна батарея, на этот раз мортирная, появилась в пятидесяти саженях от Константиновской (орудия были сняты как раз оттуда) и предназначалась для действий по взморью.
Таким образом, на приморском фронте находилось в общей сложности 571 орудие, причем большая часть их направлена в сторону гавани и физически не могла открыть огонь по целям в открытом море. На долю же сухопутного фронта оставалось всего 39 пушек и по большей части малого калибра. Добавьте к этому остальные корабли эскадры, расставленные в бухте таким образом, чтобы вести огонь по вражеской эскадре в случае прорыва.
Получается, что Светлейший, до сих пор уверен, что если союзники и попытаются овладеть Севастополем, то исключительно силами флота. В то же, что союзники высадят армию и начнут правильную осаду он просто не верил.
Вообще, если хорошенько подумать, кое-какие основания для подобных мыслей у него имелись. Высаживать десант поздней осенью на столь далекий от метрополии берег было чистейшей авантюрой. Нормальные военачальники, по его мнению, на такой риск пойти не могли, и именно поэтому он продолжал гнуть свою линию, несмотря на мои настойчивые требования из Петербурга.
Но был один момент, о котором Александр Сергеевич, будучи человеком старой закалки даже не подозревал. Дело в том, что времена, когда военными действиями управляли исключительно генералы уже прошли. Их место у руля все чаще занимали безответственные политиканы в большинстве своем ничего не понимавшие в тактике и стратегии, но требовавшие решительных действий, ради выполнения интересных им сиюминутных задач.
Парламентские крикуны посредством телеграфа смогли докричаться до командующих союзными войсками и буквально вынудили их к решительным действиям. Таким образом, маршалу Сент-Арно и лорду Раглану ничего не оставалось, кроме как высадить свои войска на чужом не слишком гостеприимном берегу и безжалостно гнать их на штурм русской цитадели, надеясь, что ее удастся захватить до наступления холодов.
И это уж, не говоря о том, что было известно одному мне. Флот союзников не просто ни разу не попытался пробиться в Севастопольскую гавань, но даже не собирался этого делать. А посему все принятые меры и с таким трудом построенные батареи оказались полностью бесполезными.
Что же касается армейцев, то с ними придется разбираться завтра, после официального представления и принятия командования. Единственно, успел передать приказ командирам Веймарских и Лейхтенбергских гусар, выступить к Евпатории и если потребуется поддержать казаков. К слову, вроде бы совершенно германские названия полков даны в честь высоких особ, числящихся их шефами. На самом деле, это старые добрые Киевские и Ингермландские гусары. Командуют ими целые генерал-майоры Халецкий и Бутович. Оба вроде бы из поляков. Посмотрим, так ли лихи они на самом деле…
Отдав эти распоряжения, я понял, что больше не могу. Слишком уж устал с дороги. Вскоре перестал помогать даже крепчайший кофе, и было решено прервать совещание.
По счастью, мой адъютант Федор Юшков, к этому времени ухитрился-таки отыскать мне пристанище. Или если быть абсолютно точным, то, служивший несколько лет назад на Черном море капитан-лейтенант прекрасно знал, где находятся резиденция Главного командира Черноморского флота. И недолго думая отправил туда сначала наш маленький обоз, а затем прибыл за мной на легкой пролетке.
Практически с момента основания главной улицей Севастополя была Екатерининская. Именно на ней располагалось большинство присутственных мест и учреждений, а так же апартаменты отцов города. А еще гостиницы, ресторации, кондитерские и тому подобные заведения для чистой публики. Прилавки многочисленных магазинов и лавок ломились от обилия товаров на любой вкус и кошелек.
Что касается местных жителей, то среди них и без того всегда хватало военных, а в особенности флотских. Теперь же по прибытии такого количества войск, куда не кинь взгляд, кругом были одни мундиры или летние шинели. А от блеска орденов, эполет и эфесов просто рябило в глазах, особенно на ярком южном солнце…
— Город камней, людей [1] и бескозырок! — машинально заметил я, поймав себя на мысли, что пытаюсь найти знакомые места и не могу. Слишком уж все переменилось.
Да, когда-то моя срочная служба начиналась именно здесь, в этом красивом южном городе. Сначала Флотский экипаж, потом учебка минеров…
— Вы что-то сказали, ваше высочество? — сделал вид, что не расслышал Юшков.
— Едем, говорю, долго.
— Так вот уже! — радостно воскликнул капитан-лейтенант, показывая на большой каменный дом с двумя флигелями, показавшийся мне смутно знакомым.
Уже потом, в памяти всплыли подробности. Оказывается, первым владельцем здания был ни кто иной, как прославленный флотоводец Федор Ушаков. Впоследствии его выкупило Морское ведомство и содержало на случай появления высокого начальства. Впрочем, Костя в свой прошлый приезд остановился в еще более престижном месте — Екатерининском дворце на одноименной площади.
Поскольку район этот считался наиболее фешенебельным, здесь же проживали многие флагманы нашей эскадры. В частности, Нахимов, проживавший в собственном доме, и произведенный после Синопа в адмиральский чин Владимир Истомин, занимавший казенные апартаменты. Здесь же неподалеку снимал себе жилье будущая легенда Севастопольской обороны — начальник инженерной службы Севастопольского гарнизона Тотлебен.
— Капитан-лейтенант в отставке Лужин! — представился мне смотритель — сухонький старичок с крестом святого Владимира в петлице старомодного сюртука с поперечными погончиками.
— Душевно рад, — кивнул я ему, после чего зачем-то добавил. — Родина вас не забудет!
Оставив недоумевающего старика в гостиной, с трудом добрался до отведенной мне спальни и буквально рухнул на большую кровать с деревянными резными спинками, тут же забывшись тревожным сном.
Впрочем, долго спать мне не дали. Будить, правда, тоже не решались, но я даже не услышал, а скорее почувствовал шум и подал голос.
— Кого там черт принес?
— Константин Николаевич, проснумшись? — заглянул в спальню Рогов. — Уж сколь их, идолов, увещевал, не будите их высочество, да все без толку…
— Короче!
— Казак прискакал с эстафетой, от лейтенанта Стеценкова! — отрапортовал отодвинувший денщика Воробьев.
— Кого? — не сразу сообразил я, но потом вспомнил о привычке некоторых нижних чинов коверкать фамилии и сразу проснулся. — Зови.
Посыльный — коренастый и кривоногий, как многие кавалеристы, казак отдал честь и протянул мне пакет.
— Виноват, ваше императорское высочество, но велено лично в руки!
— Молодец! — сдержано похвалил я, принимая послание.
Наскоро прочитав, понял две важные вещи. Первая — момент как никогда удобен для атаки и, если его пропустить, другой такое может и не представиться. Второе — лейтенант оказался сообразительным. Настоял, чтобы послание попало сразу ко мне. Потому что попади оно в штаб, пусть даже и Корнилову, дело могло застопориться на пару часов, а то и больше. Толковый офицер, надо запомнить!
— Вот что, братец, — велел я казаку. — Ступай с унтером, он распорядится, чтоб тебя накормили.
— Покорнейше благодарим…
— Рогов, подавай мундир! — принялся раздавать приказы, не обращая более внимания на посланца. — Воробьёв, собирай свою банду. Есть работа!
Самой боевой частью Черноморского флота был, несомненно, отряд из шести колесных пароходофрегатов под командованием капитана второго ранга Бутакова. «Владимир», «Бессарабия», «Громоносец», «Крым», «Херсонес» и «Одесса». Так что нет ничего удивительного, что именно его я и выбрал, для своей первой операции. К слову сказать, это далеко не единственные паровые корабли в Севастополе. Есть еще почти два десятка разного рода судов, главным образом буксиров, мобилизованных после начала войны, вооруженных и превращенных в боевые единицы. Впрочем, до них очередь еще дойдет.
Флагманский «Владимир» встретил меня образцовым порядком, построенным на шканцах экипажем и дружными криками — ура!
— Рад видеть тебя в добром здравии, Григорий Иванович, — пожал я руку командиру.
— Принимать ваше императорское высочество на борту — большая честь!
— Полно. Ты и твой славный экипаж первыми скрестили оружие с таким же паровым кораблем. Да как удачно! Посему можешь обращаться ко мне без чинов.
— Покорно благодарю за теплые слова, Константин Николаевич. Будет ли вам угодно осмотреть наш корабль?
— Как-нибудь непременно. А теперь совершенно нет времени. Прикажи немедленно разводить пары на всех кораблях отряда!
— Мы выходим в море?
— Именно. Довольно союзникам чувствовать себя в здешних водах хозяевами Пора незваным гостям, как говориться, и честь знать!
— Слушаюсь!
— А пока твои кочегары заняты делом, вызови на борт лейтенанта Голенко.
— Начальника отряда брандеров?
— Именно.
Константин Петрович Голенко оказался невысоким и сухощавым, но при этом жилистым офицером, примерно тридцати лет от роду, что для его скромного чина было несколько многовато. Впрочем, об этом я подумал позже, поскольку сначала все мое внимание заняли его усы. Нет, не так. Усища! Огромные можно даже сказать исполинские, они закрывали ему не только рот, но практически всю нижнюю часть лица до самого подбородка.
В нынешние времена трудно удивить растительностью на лице. Каждый второй носит либо роскошные бакенбарды, либо бородку в стиле нашего противника Наполеона III, или хотя бы просто усы. Но, клянусь честью, такого мне прежде видеть не доводилось! Просто любопытно, каким образом этот бедолага принимает пищу? Неужто имеет специальную подставку?
— Позвольте рекомендовать вашему императорскому высочеству командира транспорта «Кинбурн» Константина Петровича Голенко! — прервал затянувшуюся паузу Бутаков.
— Весьма рад, — опомнился я и энергично пожал лейтенанту руку.