Что же касается венчавшего праздник банкета, могу сказать только одно — отцы города не поскупились. Три перемены блюд на серебре и мейсенском фарфоре, лучшие крымские вина, блестящее общество…
Кстати, об обществе. Первым номером, разумеется, был ваш покорный слуга. По правую руку, помня о моей флотской принадлежности, усадили моряков, во главе с Корниловым, а вот по левую рядком пристроились генералы во главе со светлейшим князем Меншиковым. Признаться, сначала я не придал этому особого значения. В конце концов, субординацию никто не отменял, а после меня в здешних местах именно он старший по чину и должности.
И все бы ничего, но в какой-то момент безмятежная физиономия Александра Сергеевича стала меня раздражать. Он ел, пил, иногда шутил, причем шутки его были как обычно едкими, а в моей груди понемногу разгоралась злость. Наконец, когда он позволил себе с иронией отозваться о попадании сигнальной ракеты во вражеский корабль, терпение кончилось.
— Посмотрите, господа, — опрокинув очередную рюмку водки, заметил я. — Как живо рассказывает наш князь о морских сражениях! Можно подумать, что он в них неоднократно участвовал…
— В морских не приходилось, — невозмутимо парировал Меншиков, намекая на свой более чем впечатляющий послужной список [1]. — Разве что десант на Анапу, но…
— Что ж в нынешней компании не попробовал? Враг вот он, флот под рукой!
— Уступаю эту честь вашему императорскому высочеству! — учтиво поклонился лукавый царедворец, вызвав одобрительные усмешки своих сторонников.
— Пойдем-ка, перекурим?
Игнорировать приглашение великого князя Меншиков не посмел и вскоре мы оказались в специально отведенной для этого занятия комнате.
— Александр Сергеевич, — начал я как только закрылась дверь. — Ты в Петербург скоро отбудешь?
— Прошу прощения, Константин Николаевич, но предпочту немного задержаться.
— Что так?
— Видите ли, после нашей давешней беседы, я отправил гонца в Симферополь, чтобы послать телеграмму его величеству. И уже сегодня утром получил ответ. Государь не только не возражает против моего присутствия в войсках, но и настаивает, чтобы я сохранил командование всеми сухопутными силами. Разумеется, под верховным началом вашего императорского высочества!
— Вот значит, как…
— Не печальтесь так, Константин Николаевич, — с деланным сочувствием вздохнул князь. — Вы еще молоды и много не знаете. Признаю, Балтийский флот под вашим руководством добился замечательных побед, а нынешняя диверсия против союзников со всей очевидностью показала, что эти успехи не были случайностью. Однако же, хочу заметить, что командование армией требует совсем иных навыков и знаний. Скажу более, нужен опыт!
— Это все?
— Увы, нет. Получив телеграмму государя, я переговорил со всеми генералами Южной армии и заручился их полной поддержкой. Поймите меня правильно, — добавил он примирительным тоном. — Я вовсе не ищу личных выгод, а руководствуюсь исключительно интересами дела!
— Да неужели?
— Я уже стар, ваше высочество. Шутка ли, почти пятьдесят лет в строю. Дайте мне закончить свое служение большой победой. После этого я уйду на покой, а слава… славы на всех хватит!
[1] Меншиков принимал участие в Русско-Турецкой войне 1806–1812 годов. Отечественной войне и Заграничных походах, где зарекомендовал себя храбрым и знающим офицером. Во время Турецкой компании 1828–1829 годов командовал десантом при взятии Анапы и тяжело ранен при осаде Варны.
Глава 9
Я календарь переверну и снова третье сентября… — навязчиво крутилось в голове, глядя на стоящую перед входом в Севастопольскую бухту английскую эскадру. Судя по всему, наш ночной налет привел Дандаса в бешенство и теперь он жаждал крови. Причем настолько, что привел все корабли под флагом святого Георга. Но и только, а это значит, что французы и турки сейчас высаживаются в Евпатории или еще где-нибудь на побережье.
Главные силы наших противников — два парусно-винтовых линейных корабля 90-пушечный «Агамемнон» — первый британский паровой линкор специальной постройки и 70-пушечный «Сан Парэй». В отличие от первого, он был заложен как чистый парусник еще в 1845 году и провел на стапеле более шести лет, пока лорды решали, какой корабль им нужен. В конце концов, паровую машину на нем поставили, но по своим тактико-техническим данным он мало отличался от «блокшипов», с которыми нам довелось иметь дело на Балтике. Такой же тихоходный и для своих размеров слабовооруженный.
За ними парусники 120-пушечного ранга [1] «Британия», «Трафальгар», «Куин», 90-пушечные «Родней», «Альбион», «Лондон» и более мелкие «Вендженс» и «Беллерфон». Всего десять вымпелов, идущих под парусами, что, в общем логично. Отдельную колонну из двух линкоров не составить, тем более что один из них, мягко говоря, довольно тихоходен.
Командовал британской эскадрой вице-адмирал Джеймс Уитли Дандас, державший свой флаг на «Британии» и младший флагман контр-адмирал Эдмунд Лайонс на «Агамемноне». Фрегаты и прочая мелочь держались в стороне.
Им противостояла великолепная четверка самых больших и мощных линейных кораблей Черноморского флота. Впереди «Париж» под флагом контр-адмирала Федора Новосильского и названный в честь вашего покорного слуги «Великий князь Константин» затем «Три Святителя», «Двенадцать апостолов». Первые два новейшей постройки и активные участники Синопской баталии. Остальные более старые, но перед войной прошли тимберовку и вполне боеспособны. На всех не менее 120 орудий разного калибра, включая 28 — 68-фунтовых на нижнем деке.
Их поддерживают семь 84-пушечных кораблей под началом вице-адмирала Павла Нахимова. Его бессменный флагман — «Императрица Мария», затем «Храбрый», «Чесма», «Гавриил», «Ягудиил», «Ростислав» и «Святослав». Эти гораздо слабее, 68-фунтовок на них от четырех до восьми штук, а на некоторых нет вовсе.
Общее руководство эскадрой возложено на Корнилова, снова поднявшего свой флаг на «Владимире». Шесть пароходо-фрегатов под его непосредственным началом держаться чуть поодаль от главных сил готовые в любую минуту прийти на помощь, чтобы поддержать огнем или помочь с маневром.
На первый взгляд такое распределение флагманов может вызвать удивление, но… Дело в том, что самый опытный и авторитетный адмирал на Черноморском флоте — Нахимов совершенно не рвался в бой. Судя по всему, он вообще считал противостояние англичанам на море делом безнадежным и сделал все, чтобы отговорить нас с Корниловым от предстоящего боя.
— Не лучше ли встретить врага-с на сухопутных позициях? — с жаром говорил он. — Пусть количество наших войск в Крыму невелико, но мы всегда можем усилить-с оборону артиллерией и личным составом с кораблей. Когда же союзники увязнут в укреплениях, с севера подойдут-с свежие силы Дунайской армии и сбросят противника в море!
— Отличный план, господа — скривился я. — Пусть армия воюет, а мы будем прохлаждаться! И вообще, зачем нам корабли, если мы боимся сойтись с противником борт о борт, если это, конечно, не турки со шведами, которых не бил до сих пор только ленивый?
— Ваше высочество превратно истолковали мои слова! — вспыхнул адмирал.
— Разве? А мне вот так не показалось. Сейчас у нас есть корабли и сплаванные экипажи, которые вполне могут бросить вызов вражескому флоту. Но как только мы отправим наших матросов на сухопутные укрепления, они разом превратятся солдат или того хуже землекопов. А господа офицеры из морских станут пехотными, которым за какой-то не вполне понятной надобностью преподавали в корпусе навигацию!
Сразу скажу, безоговорочно поддержали меня только Корнилов и Бутаков. Нахимов выступил резко против, остальные флагманы и командиры кораблей колебались. Тот же Новосильский, хоть и не особо верил в успех предприятия, готов был выполнить приказ. Тоже касалось и Истомина с Панфиловым.
— Павел Степанович, а может тебе на берегу послужить? — как бы невзначай поинтересовался я. — Ластовыми командами заведовать или, к примеру, шкиперским имуществом? А мы тут как-нибудь сами.
Для героя Синопа подобное предложение было прямым оскорблением. В воздухе повисла напряженная тишина. В какой-то момент мне даже показалось, что у Нахимова сдадут нервы, после чего он потребует удовлетворения, но адмирал сдержался.
— Будь, по-вашему-с, — глухо отозвался адмирал. — Я готов повести эскадру, но при некоторых непременных условиях-с.
— И каких же? — поинтересовался я, отметив про себя, что при волнении тот употребляет — «словоер» [2] вдвое чаще обычного.
В конце концов, мы сошлись на том, что Черноморский флот выйдет в море и, если окажется перед превосходящими силами противника, даст оборонительный бой, чтобы иметь возможность отойти под прикрытие береговых батарей. Если же, паче чаяния, силы будут равными, то и сражение состоится.
Но главным условием, стало… мое отсутствие! Адмиралы явно не хотели брать на себя личную ответственность. Сами погибнуть не боялись, но вот потерять великого князя было страшнее смерти. Попробуй, объясни венценосному отцу, как такое случилось, особенно если сам уцелел!
— Константин Николаевич, — неожиданно согласился с ними Корнилов. — Жизнь вашего императорского высочества слишком ценна, чтобы понапрасну рисковать ей!
— Вы издеваетесь? — обвел я глазами присутствующих.
— В бою может случиться всякое, а ваша потеря, от чего упаси нас Господи, крайне негативно скажется на настроениях личного состава флота и гарнизона.
— Все верно, — закивали адмиралы. — Мы нисколько не сомневаемся в участии государя, но пока вы с нами во главе флота и армии нужды Севастополя будут для Петербурга первоочередными.
В этот момент, в зал, где мы совещались вошел Юшков и наклонился ко мне. Выслушав его доклад, я с трудом удержался от улыбки.
— Счастлив сообщить приятную новость, господа! Английский флот приближается к бухте. Да-да, французов и турок с ними нет. Так что наши силы более или менее равны…