— Ваша правда, на Южной стороне многие работы только начались…
— Все так. И помочь тут можем только мы — моряки. Поэтому, Владимир Алексеевич, записывайте. Первое. Списать на берег экипажи кораблей и судов, числящихся неблагонадежными к плаванию, а так же снять с оных все вооружение и припасы.
— А сами корабли покуда не поздно затопить у входа в бухту! — добавил своим каркающим голосом Меншиков. — А если не хватит, то и прочие. Иначе союзники ворвутся и тогда город никак не удержать…
— Молчать! — неожиданно вызверился я. — Господа, я уже неоднократно высказывался на сей счет, но, если не поняли, сформулирую свою мысль яснее. Следующего кто заговорит о затоплении боеспособных кораблей, будет немедленно без суда и следствия повешен! Это понятно?
Ответом мне было красноречивое молчание.
— Тогда продолжим. Со всех прочих кораблей составить рабочие команды, для направления на строительство укреплений. Единственное исключение — пароходо-фрегаты из отряда адмирала Панфилова. Они должны сохранять готовность к выходу. Остальным, пока до Крыма не доберутся полки третьего и четвертого корпусов, придется потрудиться на земле. Полагаю, всем ясно, что городу необходимы бастионы! А бастионам — защитники! Однако при всем при этом прошу не забывать, что сохранение боеспособности флота является ничуть не менее важной задачей, выполнение которой, предлагаю возложить на Павла Степановича!
— Как же их совместить? — удивился Нахимов.
— Так ведь никто не обещал, что будет легко.
— Но ведь линкоры после сражения тоже нуждаются в починке, — осторожно заметил Новосильский. — Как быть с ними?
— К тому же союзники и впрямь могут ворваться в гавань, — добавил Нахимов. — И тогда лишенные команды суда станут для них легкой добычей.
— А вот это вряд ли! Как мне сегодня утром доложили, все необходимые приготовления закончены и минная команда готова приступить к работе. Значит, не позднее чем через неделю, а скорее всего дня через три, вход в бухту будет перегорожен сначала одной, а затем двумя линиями минных заграждений.
— А как же…?
— Останется два прохода, вход в которые будут охранять пушки равелинов и береговых батарей. Кроме того, за минными полями и у проходов мы разместим по одному или два линейных корабля, в качестве плавучих батарей с необходимой для обслуживания пушек командой. Ну а как только работы будут окончены, большая часть матросов вернется.
— Но не все?
— Увы, нет. Сами понимаете, что для обслуживания такого количества фортов и батарей сил гарнизона не хватит. Так что какому-то количеству нижних чинов с господами офицерами придётся остаться на берегу. В первую очередь это касается, конечно, артиллеристов. Будем надеяться, что экипажей старых и негодных кораблей для этой цели окажется довольно, и нам не придется превращать моряков в пехоту.
— И на том спасибо, — негромко пробурчал Меншиков, в планах которого до недавних пор было полностью перевести флотских на берег и тем на время решить вопрос с «кадровым резервом».
В этот момент, ко мне подошел адъютант и протянул очередное донесение от Стеценко. Бравый лейтенант до сих пор находился в районе Евпатории, продолжая снабжать нас через казаков Тацыны важной информацией. При виде этой картины все присутствующие как по команде смолкли.
— Важные новости? — первым нарушил молчание Меншиков.
— В общем, да. Несмотря на сожжение города, союзники все же высадились на берег несколько южнее в районе лиманов у Старого генуэзского форта в районе татарского аула Кан-Туган. [1] Французы с турками или, по крайней мере, большая их часть, уже на берегу.
— И дивизия генерала Форе? — уточнил сразу ставший похожим на гончую князь.
— Насколько могу судить, пока нет. Англичане задержались, а после начала шторма и вовсе ушли в открытое море. То же касается судов, перевозивших 4-ю дивизию и пытавшихся изобразить высадку у Качи. После острастки заданной нашими пароходо-фрегатами их еще не нашли.
— Барометр поднимается, — мрачно заметил Корнилов. — Стало быть завтра самое позднее после завтра непогода утихнет, и они продолжат.
— Так может нам снова к ним наведаться? Прямо сейчас? — подал голос неугомонный Бутаков.
— Эскадру вести в шторм не позволю-с! — жестко ответил капитану второго ранга адмирал Нахимов. — Да и пароходо-фрегатами рисковать ни к чему.
— Согласен, — кивнул я. — Будь здесь бригада канонерок с шестовыми минами, можно было и рискнуть.
— А если брандерами? — не унимался командир «Владимира».
— Не думаю, что удастся. Наши друзья из просвещенной Европы наверняка усвоили урок и теперь будут готовы. К тому же, насколько я понимаю, французские корабли избавились от пассажиров и стали полностью боеспособны.
— Вы, господа, уже сделали все что смогли, — с мрачной торжественностью заявил Меншиков. — Теперь пришел черед армии!
— Недурно сказано. К слову сказать, казаки уже воюют и весьма недурно! Прошедшей ночью они напали на передовой дозор французов и захватили несколько пленных. Скоро их доставят в Севастополь, тогда и узнаем подробности. Полагаю, стоит отметить Тацыну. Сметливый и самое главное исполнительный офицер. Не то что некоторые…
— Прошу прощения, ваше императорское высочество, — поднялся со своего места князь. — Но долг призывает меня к войскам. Я намерен немедля отправиться для выбора места сражения…
— С богом, Александр Сергеевич!
[1] В нашей истории высадка была там же, но ГГ об этом не знал.
Глава 11
Пленных оказалось двое. Высокий представительного вида унтер-офицер с окладистой как у старовера бородой и медалями за Алжирскую компанию. Второй совсем еще юный худой парнишка, можно даже сказать мальчик, с миловидными чертами лица и изящными узкими ладонями.
— Что с нами сделают, мой сержант? — тихо спросил он старшего товарища, опасливо покосившись на усатых донцов конвоя.
— Убьют! — мрачно отозвался тот.
— Но мой дедушка был в плену у московитов и рассказывал, что они вовсе не так жестоки, как об этом говорят. Он даже хотел остаться, но потом узнал, о смерти дяди и о том, что ему причитается наследство.
— Твоему деду повезло попасть в плен к регулярным войскам, — назидательным тоном ответил унтер. — А нас захватили казаки, которые ничем не лучше диких арабов!
— А если бы мы попали к арабам, нас убили?
— Меня точно, а тебя… даже не знаю. — В голосе ветерана появилось нечто вроде насмешки. — Бедуины иной раз такие затейники!
— Назовите ваши имена, звания и номер части, в которой служили, — велел им незнакомый офицер на хорошем французском языке.
— Мишель Сомуа, месье. Сержант-майор второй роты первого батальона 4-го полка «Охотников Африки» (африканских шассёров-егерей), командир полковник Косте де Шамперо, а это наш трубач Жан Дигори.
— Как вас захватили?
— Нас и еще два десятка человек под командованием лейтенанта Моршана назначили быть фуражирами. Но стоило нам удалиться от лагеря на несколько лиг, как появились казаки, и скоро все было кончено.
— Вас послали за продовольствием?
— Да, но не только. Приказ был любой ценой добыть у местных татар повозки и лошадей для обоза.
— Где ваш офицер?
— Погиб, месье.
— Какова численность ваших войск. Отвечайте честно, ибо от этого зависит ваша судьба.
— Я всего лишь сержант, месье. И знаю лишь про свою часть.
— А ты, мальчик?
— Он тоже ничего не знает…
— Извольте молчать, когда вас не спрашивают!
— Однажды я слышал разговор офицеров, — робко начал трубач. — Они говорили, что у нас почти тридцать тысяч солдат и столько же у англичан с турками.
— Понятно. А пушки?
— Кажется, у нас около семидесяти или что-то в этом роде. Про остальных ничего сказать не могу.
— Кавалерия?
— Только у один полк у англичан, но они еще не высадились.
— Кто начальствует войсками?
— После гибели маршала Сент-Арно командование принял дивизионный генерал Канробер.
Допрос проходил в деревеньке Бурлюк, стоящей как раз у единственного моста через Альму куда я выехал, прихватив с собой полковника Тотлебена. Несмотря на все наши усилия события продолжают развиваться так же, как и в моей истории. Так что дело идет к сражению с армией союзников, которое никак нельзя сливать.
— Что скажешь, Александр Сергеевич? — наклонившись к сидевшему рядом Меншикову, спросил я.
— Эти сведенья еще надо проверить, — насупился светлейший.
— Да не вопрос, проверяй. Речь о другом. Не успели они высадиться, как сразу же разослали во все стороны фуражиров. Стало быть, с припасами у них не важно. Точно как и с обозом…
— И что?
— Господи, а ты точно — генерал? Надо любым способом им помешать. Это же очевидно!
— Но какими силами? У них вдвое больше войск!
— И совсем нет кавалерии!
— У нас тоже не много…
— Четыре полка! Из которых реальным делом занят только один. Пусти, наконец, в дело и остальных.
— Как будет угодно вашему высочеству, — пробурчал Меншиков.
— Допрос продолжать, — приказал я, поднимаясь со стула. — Узнаете, что-то важное — докладывать в любое время дня и ночи!
— Слушаюсь! — вытянулся штаб-ротмистр Жолобов, исполнявший при Меншикове вместе с Вуншем и Саблером с Залесским все обязанности главного штаба и потому бывший занят круглые сутки, что называется, на разрыв…
— Я слышал, Тацына здесь?
— Так точно!
— Ко мне его.
Командир казачьего полка оказался примерно таким, как я его и представлял. По сравнению с армейскими и особенно гвардейскими офицерами немного расхлябан, но, что называется, себе на уме. Такие мне и нужны…
— Рад знакомству, полковник, — без лишних церемоний протянул ему руку. — Наслышан о твоих делах.
— Прошу прощения, ваше императорское высочество, — осторожно возразил казак, — но я только войсковой старшина!
— А ведь ты, князь, был прав, — пошутил я, глядя на недоумевающего Меншикова. — Никакой дисциплины. С начальством спорит, одет не по форме… я сказал, полковник, стало быть — полковник! Доклад государю с твоим представлением уже отправлен. Так что, прими от нас со светлейшим поздравления. А будешь и дальше столь же усердно бить супостата, помяни мое