— Может, лучше заменить ее свежей, из резерва?
— На ваше усмотрение. Но в любом случае, пусть вывезут отбитые у неприятеля пушки. Толку на позиции без зарядов и прислуги от них сейчас все одно не будет, а потом глядишь и пригодятся. Война не завтра кончится…
Немного поразмыслив, Кишинский пришел к выводу, что оба предложения имеют права на жизнь. Поэтому приказав для начала 4-й легкой батарее полковника Кондратьева занять отбитый у британцев эполемент, отправился на поиски пропавшей батареи.
Как скоро выяснилось, Шульман и его подчиненные не теряли времени зря и успели уйти глубоко в тыл, почти достигнув бивуака Волынского полка, где были обнаружены грозным начальством.
— Полковник, какого черта вы здесь делаете? — без обиняков начал понемногу звереющий от творящегося вокруг него бардака генерал.
— Но, ваше превосходительство, — растерялся командир батареи. — Наша позиция была захвачена противником. Мы только чудом успели спасти орудия…
— Молчать! — приказал Кишинский, добавив затем несколько образных выражений из числа тех, что не принято говорить при дамах.
Полковнику в ответ не оставалось ничего, кроме как смиренно выслушивать брань, надеясь, что начальственный гнев со временем остынет. Так оно и вышло, скоро спустивший пар генерал совсем успокоился и отдал приказ уже спокойным тоном.
— Немедленно возвращайтесь. Эполемент и люнет отбиты, и теперь пехота нуждается в вашей поддержке!
— А как же…
— Брошенные вами пушки, — подпустил в голос яду Кишинский, — также отбиты. Так что поторопитесь!
— У нас почти закончились огнеприпасы…
— За этим дело не станет. Будет вам и порох, и все на свете!
А в это время, англичане готовились к новой атаке. Отойдя к самой реке на безопасную для себя дистанцию, они принялись выравнивать ряды. Затем снова выпустили вперед пополнившую запасы патронов легкую пехоту. Но после понесенных потерь делали это как-то вяло, без огонька.
В сущности, британского главнокомандующего можно было понять. Время давно перевалило за полдень, а решительно успеха ни он, ни французы так и не достигли. Не помогла даже поддержка с моря. Устроенная русскими батарея успешно отражала все попытки обстрелять их позиции и даже утопила один из французских пароходов.
Фронтальные атаки так же остались безрезультатными. Даже если им удавалось ненадолго вклиниться в оборону Меншикова, тот вскоре присылал резервы, которые немедля выбивали союзников назад. Более того, противник довольно скоро осознал превосходство их легкой пехоты в нарезном оружии и перестал реагировать на попытки выманить его из укреплений.
Нужно было что-то предпринимать, но вот что?
— Милорд, — отвлёк его от размышлений один из адъютантов. — Кажется к нас снова прибыли союзники.
— Боже, — поморщился Раглан. — Опять этот несносный Трошю…
Но он ошибся, на сей раз к нему явился сам Канробер. Маленький и оттого немного карикатурно выглядевший француз деловито спрыгнул с лошади и отвесил своему британскому коллеге поклон.
— Рад видеть вас в добром здравии, генерал!
— Взаимно, — вяло отозвался англичанин, не испытывавший никаких теплых чувств к собрату по оружию. — Чем обязан столь высокой чести?
— Все наши попытки прорвать оборону русских провалились, — без обиняков начал Канробер. — Нам нужен новый план!
— И что вы предлагаете?
— Попытка наступать вдоль берега оказалась ошибкой. Необходимо…
— Вашей ошибкой, сэр! — не упустил случай уколоть союзника Раглан.
— А не ваш ли майор, как его там… впрочем, не важно, уверял, что на этом участке нет никаких укреплений, и что противник не ждёт нападения? Между тем нас ожидал поистине дьявольский огонь!
— Вы прибыли, чтобы обвинить нас в своей неудаче?
— Нет, месье. Все что я хочу, это договориться о дальнейших действиях. Если нам не удалось прорваться на правом фланге, стало быть, нужно сделать это на левом. Если обойти позиции русских с востока у села Тарханлар они непременно дрогнут!
— У меня нет свободных войск…
— А как же дивизии Ингленда и Каткарта?
— Вы требуете невозможного! — не скрывая раздражения отрезал Раглан. — Еще одна такая атака и у меня не останется армии!
— Мы тоже понесли потери. Впрочем, если угодно, я могу перекинуть вам на помощь всю дивизию Форе.
— Этого недостаточно!
— И бригаду генерала Тома из дивизии принца Наполеона.
— Это может занять много времени, — задумался англичанин. — Пока вы отправите приказ, пока войска выступят…
— С вашего позволения, милорд, я взял на себя смелость отдать все необходимые распоряжения еще час назад.
— Вот как?
— Вы против?
— Пожалуй, нет… но русские без сомнения заметят это маневр.
— Вот поэтому нам просто необходимо снова начать атаку их позиций. Тогда они не успеют отреагировать, а когда обнаружат у себя в тылу наши войска, будет уже поздно.
— Не забывайте, у них значительное превосходство в кавалерии.
— Пустое, — пренебрежительно отозвался Канробер хороши только в скоротечных набегах. — Открытого боя с правильно организованной пехотой они не выдержат. К тому же у вас есть Легкая бригада Кардигана. Если угодно, я присоединю к ним два имеющихся у нас эскадрона спагов и африканских конных егерей. Все вместе они смогут дать отпор этим разбойникам!
— Что же, будь, по-вашему, — уже куда более любезным тоном отозвался Раглан. — Так и быть, как только ваши войска доберутся до нас, мы будем иметь честь атаковать русских!
Благодарю, месье! — с восторгом пожал ему руку Канробер, прежде чем вернуться к себе. — Говоря, по совести, меньшего я и не ждал!
— Не стоит, — процедил ему в след англичанин. — Уж я позабочусь, чтобы ваших солдат было место в первых рядах!
Когда началась перегруппировка французов, я был на Телеграфном холме. Стало ясно, что союзники изменили свой первоначальный план и решили попытать счастья на нашем правом фланге. Но поскольку Меншиков с самого начала считал, что именно там и будет нанесен по нам главный удар, это меня не обеспокоило.
В конце концов, несмотря на довольно значительные потери все вражеские атаки отбиты, артиллерия в относительном порядке, резервы тоже до конца не растрачены, а стало быть, до вечера мы точно продержимся, а там… так далеко я не заглядывал. Как говорится, поживем — увидим!
— Что скажете, господа? — спросил у стоящих рядом генералов.
— Есть достаточные основания полагать, что тяжесть битвы теперь переместится на правый фланг, — осторожно заметил Гогинов. — Против нас же возможно лишь незначительные демонстрации, отбить которые не составит никакого затруднения.
Судя по выражению лица подчиненных их это вполне устраивало. Дескать, мы тут управились, а про правый фланг пусть у Меншикова с Горчаковым голова болит.
— Но поскольку обзор с Курганной высоты не столь хорош, как у нас, следует отправить Светлейшему депешу с подробным перечнем ушедших колонн, — продолжил генерал.
— Всенепременно надо доложить-с! — поддержали его остальные.
— Что ж, глас народа — глас божий, — ухмыльнулся я. — Стало быть, так и сделаем. Юшков пиши рапортичку, да отошли с кем-нибудь потолковее…
— Сию секунду, — отозвался адъютант, быстро начеркав несколько строк в записной книжке, после чего выдрал листок и собирался позвать кого-нибудь из ординарцев, как вдруг вперед выступил Стеценко.
— Позвольте мне, Константин Николаевич?
— Засиделся? — поначалу удивился я, но потом решил, что так даже лучше. — Впрочем, изволь. Да возьми с собой пару моряков из моего конвоя. Возникнет надобность, тут же пошли весточку. А то мало ли…
— Прикажете остаться при Светлейшем? — правильно понял меня лейтенант.
— Именно!
— Слушаюсь, ваше императорское высочество. — Козырнул Стеценко и направился к коновязи.
— Что-нибудь еще? — осведомился Юшков.
— Ординарца к Лихачеву. Пусть отводит батальоны морской пехоты вместе с митральезами назад. Чует мое сердце, они нам еще понадобятся.
— А если противник сделает еще одну попытку пройти по склонам? — всполошился Гогинов.
— А вот как раз на такой случай выдвинуть им на смену пару рот Минского полка. Все одно без толку весь бой простояли…
— Как вам будет угодно. Но Тимофеева с его батальонами лучше оставить. Мало ли какая блажь французам перед уходом взбредет?
— Теми силами что остались, вряд ли. А если рискнут, то на них и «тарутинцев» с морскими стрелками будет довольно. Впрочем, пусть пока остаются.
— А я бы, господа, — донесся до меня голос одного из штабных, — теперь непременно пустил бы в дело кавалерию! Благо у нас в ней большой перевес. Застал бы колонны на марше и как…
— Фантазии у вас, штабс-капитан, не по чину, — со смешком ответил ему один из товарищей.
— А ведь идея не дурна? — вопросительно посмотрел я на Гогинова.
— Вполне вероятно, Меншиков так и поступит. Во всяком случае, Василий Яковлевич говорил об этом со всей определенностью.
— В таком случае, Кирьякову и карты в руки. Не зря же он новое назначение перед самым сражением получил?
Впрочем, вскоре опять загрохотала артиллерия, заняв тем самым все наши мысли. После нескольких залпов союзники снова двинулись вперед, однако на сей раз было видно, что на рожон они лезть не собираются. Пожалуй, Гогинов был прав, и все это больше походило на демонстрацию, нежели серьезную попытку атаковать. Во всяком случае, переходить Альму на сей раз, никто не спешил, ограничиваясь лишь обстрелом наших позиций. Большой беды от этой пальбы не ожидалось, хотя, признаюсь, несколько нервировало.
Некоторое время спустя, к канонаде присоединилась находящаяся довольно близко от нас Морская батарея тяжелых 24-фунтовых пушек, сделав разговоры если невозможными, то, по меньшей мере, крайне неудобными. Потом загрохотали орудия по всему фронту, и я не без удовольствия отметил, что наши комендоры стреляют никак не хуже, а, пожалуй, что и лучше, нежели их противники, чему помогало и расположение наших пушек на господствующих высотах. Несколько особенно удачных попаданий пришлись по открыто стоящим вражеским батареям, причем в подзорную трубу можно было разглядеть, оставшиеся разбитыми орудия и лафеты союзников.