их из числа местных жителей, в особенности рыбаков.
Вчерашние ополченцы охотно откликнулись на призыв бравого капитана второго ранга, отчего в составе ополченческой дружины образовалась изрядная прореха.
— Помилуйте, Иван Алексеевич, — кипятился Шишелов. — Эдак вы Колу вовсе без защиты оставите! А ну как супостаты опять явятся?
— Отчего же? И пушки, и инвалидная команда при вас останутся…
— Много я сними навоюю?
— Всяко больше, чем без пушек.
— Шутить изволите, господин капитан второго ранга? А ведь вы не только самых толковых мужиков забрать норовите, но и желаете оставить британских пленных, а это уж совсем ни в какие ворота. Ведь они, сукины дети, во всякий момент могут взбунтоваться!
— Это вряд ли. Куда им отсюда бежать?
— Да покуда вроде и некуда, а если враг пожалует, так непременно возмутятся. Попомните мое слово!
— Григорий Евдокимович, дорогой, — попытался зайти с другого бока осознавший справедливость его слов Шестаков. — Но ведь сейчас война, без риска на которой не обойтись. Да и риск этот, если поразмыслить, не так уж и велик. После афронта с «Мирандой» союзники сюда вряд ли сунутся, а если наша экспедиция увенчается успехом, мы сможем совершенно очистить от его присутствия здешние воды.
— Ваши бы слова, да богу в уши! — недоверчиво отозвался городничий. — А мне тут с полутора сотнями басурман бедовать. И ведь провианту на них никто не завозил. Ежели начнется голод, тут не только арестанты, а все здешние обыватели взбунтоваться могут. Это уж как бог свят!
— Это, конечно, проблема, но ведь часть едоков отбудет со мной…
— Эх, Иван Алексеевич, далекий вы от земли человек. Рыбаки с охотниками они ведь не только едоки, но и добытчики!
— Довольно, господин майор, — потерял терпение Шестаков. — Мои действия есть военная необходимость и точка! Обещаю, что как только враг будет изгнан я лично озабочусь вывозом пленных в Архангельск, а до той поры вам придется терпеть их общество. А чтобы исключить возможность бунта, заберу с собой всех офицеров, оставив вам только нижних чинов.
— Думаете, что среди простых матросов смутьяна не найдется?
— А вот тут стоит прислушаться к мудрости древних. Что по этому поводу говорили латиняне? Divide et impera, что означает — разделяй и властвуй! Среди подданных королевы Виктории достаточно людей, не слишком сильно любящих свою государыню. Взять хоть тех же ирландцев…
— Вроде наших поляков?
— Вот именно! И если попытаться привлечь их на нашу сторону, они не только будут приглядывать за своими бывшими сослуживцами, но и к пушкам встанут если понадобится. Особенно если пообещать им после войны отправку в Северо-Американские штаты. А если опасаетесь вчерашних пленников, ставьте под ружье всех, кого можно, вплоть до баб со стариками и малолетками. Обучите сих рекрутов стрелять, подавать заряды с ядрами. Пусть стоят в дозорах. Большими силами враг к вам в любом случае не придет, а от малых и так отобьетесь. В конце концов, вы не первый год на службе и дело свое, как мне показалось, знаете! Или нет?
— Отчего же, — даже немного обиделся Шишелов. — В службе мы понимание имеем и виды всякие видывали. Ладно, будь, по-вашему, возьму грех на душу… Только уж и вы, ваше высокоблагородие о своем обещании не забудьте!
Забегая вперед, можно сказать, что затея Шестакова увенчалась полным успехом. После того, как Патрик О’Доннелл и его подручные лично потолковали с пленными британцами почти полтора десятка матросов изъявили желание вступить в экипаж рейдера, а еще шестеро канониров остались в Коле с тем условиям, что после войны их переправят в Северо-Американские штаты.
Что интересно, далеко не все они оказались уроженцами Изумрудного острова. Нашлись среди них и шотландцы и, что еще более удивительно, даже англичане. Возможно дело было в жестоких порядках, царивших на Королевском флоте.
В любом случае, все обязательства, взятые на себя русским правительством, оказались скрупулезно выполнены. Все пожелавшие поступить на службу после войны были отправлены через океан за казенный счет, да еще и получили небольшое выходное пособие.
Уехали, впрочем, не все. К примеру, помощник констапеля Джон Малан за время, проведенное в Коле, успел сойтись с одной разбитной вдовицей, принял православие и русское подданство. По слухам, его потомки до сих пор живут там под фамилией Малининых. Канонир Кирк Фаррелл осел в Архангельске дав начало купеческому роду Форелевых. Самую звучную фамилию по вине нерадивого и вечно пьяного писаря Фролкина получил третий перебежчик — Тим Галахер, но его следы затерялись.
На первый взгляд, план Шестакова казался совершеннейшей авантюрой. Но на самом деле имел место точный расчет. Во-первых, давно обосновавшаяся в Белом море эскадра союзников еще ни разу не получила достойный отпор, если, конечно, не считать потерю «Миранды» о которой они еще даже не догадывались. Привыкшие безнаказанно захватывать невооруженные суда поморов, англичане с французами расслабились и воображали себя сверхлюдьми прибывших привести дикарей в лоно цивилизации.
Во-вторых, как ни крути, навигация в Заполярье [2] короткая и очень скоро противнику придется возвращаться домой, а значит настроения у капитанов и команд можно сказать чемоданные. Судя по показаниям пленных, надежды просвещенных мореплавателей на богатую добычу не оправдались, так что никто задерживаться тут не станет.
Ну и в-третьих, по порядку, но не по значению, от тех же пленников, стало известно точное место стоянки вражеских кораблей. Находящийся в беломорском Горле остров Сосновец, прозванный иностранцами — Крестовым. И что самое главное, там сейчас находился всего один корабль союзников — винтовой шлюп «Бриск». Новейший, 1851 года постройки, с пятисотсильной паровой машиной и полным водоизмещением в полторы тысячи он нес весьма солидное для своих скромных размеров вооружение из двенадцати 32-фунтовых пушек и двух 68-фунтовок на носу и корме. Так что честный бой с ним «Аляске», по крайней мере до перевооружения, был прямо противопоказан. Зато экипаж состоял всего 170 человек, что давало надежду на абордаж.
Лето в этих широтах короткое, холодное, но при всем при этом исключительно светлое. Полярный день длится почти до конца сентября, что упрощает наблюдение за окрестностями, в которых ничего не происходит. Раньше хоть рыбаки на горизонте появлялись, но теперь наученные горьким опытом стараются держаться от не званых европейских гостей как можно дальше.
В общем, на «корабле её величества» царила совершенно невыносимая скука. Единственным развлечением доступным в этих диких местах была прогулка по крохотному и абсолютно безлесному островку, что, конечно же, совершенно не подходило для такого джентльмена как командир «Бриска» сэр Фредерик Пейджет Фицрой Бичем-Сеймур.
Вероятно поэтому он вчера осушил последнюю из имевшихся у него бутылок кларета, после чего пребывал в черной меланхолии, издавна именуемой на его острове «сплином».
— Доброе утро, сэр! — поприветствовал его стюард.
— Вот уж ничуть, — пробурчал в ответ коммандер.
— Будете завтракать?
— К черту!
— В таком случае, может быть кофе?
— Ладно, пусть будет кофе, — поморщился офицер, после чего сам не зная зачем спросил. — Есть какие-нибудь новости?
В самом деле, что может случиться в этих богом забытых местах? Но тем больше было его удивление, когда стюард ответил.
— Так точно, сэр. Лейтенант Роквел заметил приближающийся к нам корабль, о чем просил доложить вашей милости, как только вы проснетесь.
— Какого дьявола меня не разбудили⁈ — возмутился Сеймур.
— Ну вы же сами велели не тревожить вас, даже если, цитирую, небо станет падать на землю.
— Боже правый, с кем мне приходится служить? К черту кофе! Немедленно позови этого лентяя Дживса и пусть прихватит с собой бритву. А ты приготовь мой мундир.
— Он готов, сэр!
Привести себя в порядок дело не такое уж простое, так что, когда Сеймур поднялся на палубу, корабль о котором ему оказался довольно близко. Но поскольку он шел прямо на «Бриск» разглядеть его как следует не представлялось возможным.
— Кто это мистер Роквел? — поинтересовался он у вахтенного начальника.
— Полагаю, «Миранда».
— Лайонс наконец-таки вернулся? Отличная новость!
— Надеюсь, они провели время с большей пользой чем мы.
— Уверен в этом. Старина Эдмунд из тех, кто никогда своего не упустит…
— Одно непонятно, сэр. Отчего они держат под парами машину? Неужели им удалось раздобыть уголь?
— Действительно странно…
Пока они так беседовали, принятый ими за «Миранду» корабль оказался еще ближе, так что можно его было разглядеть во всех подробностях.
— С вашего позволения, сэр, — нерешительно заметил сигнальщик, — не очень-то они похожи на наших.
— В самом деле, — насторожился лейтенант. — Это какой-то другой корабль.
— Вероятно в адмиралтействе узнали о нашей скуке и прислали еще кого-то, — отмахнулся Сеймур. — Надеюсь, у них найдутся свежие газеты…
— А вдруг это русский рейдер?
— Вы с ума сошли, мистер Роквел! Корабль этого негодяя Бромми колесный. Разве вы видите на этом судне колеса? К тому же что этому пирату делать в здешних водах? Тут нет добычи даже для нас… что, черт возьми они делают?
Пока они так беседовали, незнакомец оказался еще ближе, после чего на нем открылись орудийные порты, из которых выглянули стволы пушек.
— Боже правый! — успел пробормотать Роквел, глядя как на оказавшемся вражеским корабле спускается Юнион Джек, а вместо него появляется крест святого Андрея. — Тревога!
Последняя команда, впрочем, немного запоздала. Ударивший по ним картечный залп снес с палубы все, включая двух незадачливых офицеров, избавив их таким образом от позора потери своего корабля. Затем «Аляска» подошла к самому борту и «Бриск» захлестнула волна абордажников. Никак не ожидавшие подобного удара судьбы английские моряки пытались сопротивляться, но силы оказались слишком неравны.