мой приказ проигнорировал!
— Но, — попытался возразить Меншиков.
— Сядь я сказал!
Некоторое время мы молча мерились взглядами, после чего генерал обессиленно опустился на стул и замолк.
— То-то. Сразу скажу, служить вместе мы не сможем. Потому собирай вещички, да и езжай себе с богом. Хоть в Петербург, хоть в деревню. Будешь вести себя правильно, окончишь дни в почете и уважении. Коли нет, так и не взыщи! Время военное, политесы разводить некогда.
— На кого же мне оставить армию?
— На меня. Завтра вызовешь к себе всех дивизионных и бригадных начальников. Передашь при них мне дела и свободен аки птица в небесах.
— А вы уверены, что справитесь?
— С противником?
— Нет. Точнее не только…
— Нельзя ли яснее?
— Ваше императорское высочество. Понимаете ли вы, что во главе дивизий, бригад и даже полков стоят заслуженные генералы и штаб-офицеры, обладающие, куда большим опытом, чем…
— Чем я?
— Увы.
— Думаешь, они будут так же саботировать мои приказы?
— Я этого не говорил, но…
— Что ж, признаю, такая опасность существует. Но… как думаешь, если я вышибу из армии тебя, что сделаю с ослушавшимся меня полковым командиром? Причем, все эти заслуженные в отличие от тебя господа, к государю не вхожи, и оправдаться не смогут. Для них это будет крах карьеры.
— И вы решитесь на это?
— Без малейших колебаний!
— Прежде вы не были столь жестоки.
— Прежде моей родине не угрожала такая опасность!
На лице Меншикова появилось нечто вроде презрения. Будучи от рождения богачом и аристократом, он никогда по настоящему не напрягался на службе, однако слыл при этом человеком дела. По сути, вся его репутация строилась на умении остроумно высмеивать чужие инициативы, ничего не предлагая взамен. Когда же поручения получал он сам, результат бывал такой же, как в приснопамятном посольстве в Константинополь. Князенька проявил много креатива, запомнился всем своим экстравагантным поведением, но все порученные ему задачи с треском провалил.
— Воля ваша, Константин Николаевич, — поджал губы бывший командующий. — В таком случае, позвольте мне удалиться, чтобы подготовиться к передаче дел?
— Как угодно, только пришли ко мне начальника своего штаба, на тот случай… погоди, у тебя ведь и штаба нет, так?
Ответом мне было красноречивое молчание.
— Черт бы тебя драл, Александр свет Сергеевич! И ты у меня спрашивал, как я буду управляться с армией? А сам как справлялся!
— Да не из кого было штаб формировать, — нехотя признался Меншиков. — Толковые офицеры наперечет, а про генералов и говорить нечего. Бывший генерал-губернатор Сибири Горчаков — не имеет ни решительности, ни распорядительности. Моллер, Квицинский и Кирьяков годятся разве что для парадов. Величко, Любимов и Гогинов вообще ни на что!
— Можно вопрос? — поинтересовался я после недолгой паузы. — Отчего ты не убрал их до той поры, пока все началось? Молчи. Сам отвечу! Высадятся англичане с французами еще не ясно, но выгони ты этих дураков, вой на всю Россию поднимется. А тебе оно не нужно. Вот и выходит, что ты свой личный комфорт и спокойствие поставил выше интересов империи, меж тем на словах в письмах к Государю распинался как мы одолеем супостата, покусившегося на Святую Русь… — наугад тыкнул я и попал, судя по едва заметно напрягшемуся взгляду. — Что, думаешь, а не читал ли я твои доклады императору? Нет, не имел чести… Однако и без того тебя знаю… Уж больно ты хитер, изворотлив и циничен донельзя.
— А разве кто-то иначе дела ведет в высших кругах?
— В том-то наша и беда…неужто совсем нет толковых?
— Отчего ж. Генерал Кишинский недурен. Но он артиллерист и без того теперь на своем месте. Полковник Вунш может и не семи пядей во лбу, однако же дело свое знает. Есть еще генштабисты, подполковники Саблер, Залесский и молодой штаб-ротмистр… как его…Жолобов. Проявить себе еще не успели, но не зря же два года в академии штаны протирали? Может на что и сгодятся.
— Час назад я отдал приказ казакам Тацына отправляться в Евпаторию и если уж не вывести зерно, то хотя бы сжечь. Как полагаешь, справятся?
— 57-й и 60-й Донские полки таковые только по названию. В каждом едва половина от штатной численности. К тому же зная казаков, предположу, что большинство из них предпочтет заняться грабежами местного населения. Тем паче, что здешние татары ждут не дождутся турок и ничуть этого не скрывают. Если вам угодно сохранить хоть немного порядка при вывозе отправьте туда гусар. Тогда, бог даст, справятся.
— Что ж. Спасибо и на том. Можешь идти, да скажи адмиралам, чтобы зашли. Будем готовиться к бою.
— Вы располагаете выйти из бухты и дать сражение? — изумился Меншиков. — Но это безумие!
— А ты думал я сюда в бирюльки играть приехал? Ступай, Александр Сергеевич, с богом. С флотскими делами мы сами разберемся.
Через минуту, в кабинет зашел матрос с серебряным подносом, на котором уютно расположились кофейник и несколько фарфоровых чашек. Пока он их расставлял, начали заходить остальные участники нашего заседания.
— Отменный вкус! — сделав маленький глоток, сказал я. — Спасибо, братец.
— Рад стараться, ваше императорское высочество!
— Господа, никто не желает присоединиться? Ну и ладно, мне больше достанется. Итак, для начала давайте определимся. С этого момента, начальником моего штаба будет всем вам хорошо известный генерал-адъютант свиты Его величества Владимир Алексеевич Корнилов.
— Благодарю за доверие!
— Помимо этого, в сфере его ответственности будет город и все находящиеся в нем войска, — продолжил я. — Да-да, господа. У каждого будет свой фронт работ, за который тот станет отвечать.
Дождавшись, когда мои слова переварят, продолжил.
— Эскадру примет Нахимов. Конкретику мы обсудим позже, а пока приказываю держать все исправные суда в полном порядке и готовности к бою. В первую очередь, конечно же, паровые.
— Вы желаете дать союзникам сражение? — осторожно спросил адмирал.
— Непременно!
— Но при его превосходстве в силах, это, по меньшей мере, рискованно…
— Павел Степанович, не мне тебе говорить, что на море частенько случаются разного рода неожиданности. Рано или поздно таковая произойдет, и я требую, чтобы наши корабли были готовы!
— Слушаюсь!
— Отлично. Пока не забыл. Еще полгода назад, я лично отправил в Севастополь команду гальванеров и минеров во главе с поручиком морской артиллерии Чечелем и минным парком, достаточным для установки заграждений, способных воспрепятствовать прорыву неприятельского флота в бухту. Кто-нибудь знает, все ли у него готово?
— Увы, нет. — Помрачнел Корнилов.
— Вот как… и какова же причина?
— По мнению светлейшего князя Меншикова, — вмешался, желая поддержать соратника, Нахимов. — Крепление мин не слишком надежно, отчего они могли в любой момент сорваться с якорей и быть куда более опасны для собственных судов, нежели для неприятельских.
— И что все с этим согласны?
— Сказать по чести, — не стал лукавить адмирал, — мы все поначалу придерживались такого же мнения. Однако безусловные успехи балтийских моряков под началом вашего императорского высочества убедили, что новомодное оружие может иметь применение.
— Отчего же дело до сих пор стоит?
— Прямой угрозы городу и флоту до сего дня не имелось, отдельные же нападения отражались силами отряда пароходофрегатов под командованием контр-адмирала Панфилова, — извиняющимся тоном пояснил Корнилов.
— Господа, а вы и впрямь считаете, что мины конструкции академика Якоби или как их называли наши враги — «адские машины» ставить так же просто, как сажать огурцы?
Обведя взглядом собравшихся, я вдруг понял, что аналогия полностью неуместна. Ибо в огородничестве господа адмиралы разбираются ничуть не больше, чем в минном деле.
— Так вот, коли так, спешу вас разочаровать. Нужно готовить пароходы, обучать экипажи, ибо это, как вы изволили выразиться, «новомодное оружие» представляет собой очень сложные и требовательные к качеству обслуживания механизмы. Отчего любая небрежность может привести к катастрофе. А вы не нашли ничего лучшего, как дать гальванерам в руки лопаты… В общем так. Поручика Чечеля и его людей с работ немедленно отозвать. Все привезенные им материалы вернуть. Выяснить довольно ли имеющегося и, если нет, достать хотя бы и из-под земли. Сформировать учебную гальваническую команду штатом не меньше роты. Работы по подготовке к минированию начать немедленно! Владимир Алексеевич, возьми эти мероприятия под свой личный контроль.
— Слушаюсь!
— Так, что еще…Ах да. Севастополь с этой минуты объявляется на осадном положении. Все фортификационные работы усилить. Враг вот-вот высадится. И у нас не так много времени. так что давайте не будем его терять.
— А может, лучше помешать этой высадке? — подал голос начальник штаба и теперь уже командующий Севастопольской обороной.
— Есть конкретные предложения?
— Вывести эскадру в море и атаковать суда, столпившиеся у мыса Луккул. При успехе, уничтожив неприятельскую армаду, мы лишили бы Союзную армию продовольствия и подкрепления, а при неудаче — если абордаж не одолеет — могли взорвать на воздух неприятельские корабли, с нами сцепившиеся, и, отстояв честь русского флага, спасти и родной свой порт, ибо Союзный флот, даже одержав победу, был бы так обессилен гибелью большой части своих кораблей, что не осмелился бы атаковать приморские батареи Севастополя, а без содействия флота неприятельская армия не овладела бы городом, если бы наши войска укрепились и держались в нем до прибытия подкреплений. Беспорядочное расположение Союзного флота на якоре во время высадки, а равно беспечность неприятельских крейсеров, не успевших подстеречь ни одного из наших пароходов, появлявшихся в разных местах Черного моря, в продолжении всего лета, дают нам надежду на успех морской битвы!
Надо сказать, что говорил Корнилов страстно и убедительно. Вкладывая в каждое слово всю душу и явно надеялся убедить в первую очередь даже не меня, а своих подчиненных. Однако последние то и д