Пытаюсь задать вопрос, но голос сел настолько, что ничего не выходит. Прочищаю горло и пробую еще раз.
– И где это место?
– Пока не могу сказать, – говорит дядя. – Узнаешь все чуть позже. А пока тебя разместят в одной из комнат и…
– Подожди, – прошу я, не дав ему договорить. – А как же папа?
– Сначала нужно узнать куда его увезли и для каких целей, с остальным я разберусь, – твердо обещает дядя.
– Хорошо, – произношу, не скрывая облегчения, и тут же спрашиваю чуть обвинительным тоном. – Почему ты не отвечал на мои звонки?
– На базе нет связи, – без заминки сообщает дядя. – Чтобы связаться с твоим отцом, мне понадобилось выехать за ее пределы. В дальнейшем я был нужен здесь.
Вздыхаю. Это вполне достойное оправдание, но оно не меняет того факта, что я пережила, раз за разом не получая ответа. Но я не буду эгоистичной задницей и ничего не скажу об этом. Вместо безосновательных обвинений попробую узнать о другом.
– Дядя Майк?
– Да, милая?
От этого ласкового обращения на душе становится чуть теплее и самую малость спокойнее.
– Я так и не смогла дозвониться до мамы. Не знаю, в порядке ли она. Не мог бы ты отправить за ней людей?
Еще не закончив свою речь, по выражению лица дяди понимаю, каким будет ответ. Он перестает улыбаться и говорит чересчур серьезным голосом:
– Город, где живет твоя мама, не входит в мою юрисдикцию. Но как только закончится эвакуация, я подниму списки и узнаю, попала ли твоя мама на одну из баз или в другое место, считающееся безопасным.
Медленно моргаю. Когда я летела сюда, у меня даже в мыслях не было, что дядя мне откажет, и теперь я в растерянности.
– Сколько времени это займет? – спрашиваю я.
– От нескольких недель…
– Недель! – вскрикиваю я и поднимаюсь на ноги. – Если все настолько ужасно, что ты даже не хочешь мне об этом говорить, мы не можем ждать несколько недель.
Он тоже поднимается и смотрит на меня свысока, но отнюдь не высокомерно.
– Эмили, послушай…
– Нет, дядя Майк! – я начинаю распаляться, мной вновь овладевает ужасное волнение. А если с мамой что-нибудь случится? Папа и так неизвестно где, а я буду сидеть здесь в безопасности, но в неведении? Нет уж! – Скажи мне одно. Город, из которого меня забрали твои люди, под твоей юрисдикцией?
Дядя стискивает зубы, но все же медленно качает головой.
– Нет, – спокойно сообщает он.
И почему я не удивлена?
– Но ты ведь отправил людей за нами с папой. И сейчас можешь…
– Не могу! – жестким тоном отвечает он, и я отшатываюсь. Видя это, дядя немного смягчает тон. – Я воспользовался служебным положением, послав за вами людей, которых должен был отправить на другое задание.
– Ну так воспользуйся им еще раз! – молю я, едва сдерживая эмоции.
– Не могу, милая. Мои люди не посыльные, чтобы доставлять ко мне всех, кого я пожелаю.
Отворачиваюсь и нервно провожу ладонью по лицу.
– Ты не можешь, или не хочешь? – тихо спрашиваю я.
Дядя тяжело вздыхает.
– Когда ты в последний раз разговаривала со своей матерью, Эмили? – вместо ответа спрашивает он.
Опускаю взгляд, рассматриваю носы своих кроссовок и кусаю губы. Мне становится невообразимо стыдно. После того как мама уехала от нас, я общалась с ней крайне мало. В первое время вообще отказывалась идти на контакт, но после, когда я стала старше, мы поговорили. С тех пор созванивались раз в несколько месяцев.
– Пару месяцев назад, – сообщаю сквозь зубы.
– И в каком состоянии она была? – настойчиво спрашивает дядя.
Вопрос стрелой прошибает мне сердце. Вскидываю голову и встречаю его испытующий взгляд.
– Она была пьяна, – шепчу я.
Дядя кивает, но выражение его лица не меняется. Никакого злорадства или чего бы то ни было еще я не вижу и не чувствую.
– Она пила, пока была замужем за твоим отцом, и продолжает пить с тех пор, как ушла от него к другому мужчине. Семь лет, Эмили. Это немалый срок. Буду с тобой предельно откровенен. Я не хочу и не буду рисковать своими людьми.
Тяжело опускаюсь на стул и закрываю лицо руками, стараюсь дышать размеренно, но разрывающееся от боли сердце не позволяет наполнить легкие желанным кислородом.
– Она ведь моя мама, – шепчу я.
– Знаю, – успокаивающе говорит дядя и поглаживает меня по спине. – Поэтому я постараюсь ее найти, как только эвакуация будет закончена.
Качаю головой. Все что угодно может произойти за несколько недель. Я изведусь от ожидания.
– Хорошо, – говорю я, и не успевает дядя вздохнуть с облегчением, как тут же выдаю. – Если ты не можешь отправить группу, тогда дай мне хотя бы одного человека. Мы съездим и заберем…
– Нет!
– Но почему?
– Твоя мать – алкоголик с многолетним стажем. Сомневаюсь, что она сидит в своей квартире и ждет, когда за ней придут. Кроме того, я не позволю тебе покинуть базу и отправиться… – дядя замолкает, и мне становится не по себе от выражения его лица. – Там слишком опасно.
– Да в чем опасность? – продолжаю спорить уже скорее из вредности. – Пока мы ехали сюда, то не встретили ни одного захваченного, или, как вы их называете, – носителя. На улицах никого нет.
– В том-то и проблема, – мрачно говорит дядя.
– Что это значит? – осторожно уточняю я.
Он вздыхает. Понимаю, что он не хочет и не будет отвечать на этот вопрос. Но дядя меня удивляет.
– Они просто исчезли. И не факт, что не вернутся. Мы должны обезопасить людей.
– Как это – исчезли? – удивляюсь я, вспоминая Тревора. Он-то никуда не делся.
– Все, как ты выразилась, захваченные, скрылись в неизвестном направлении. Но они не могут скрываться вечность. Когда-нибудь они снова появятся, и тогда нам не избежать новых жертв.
– Подожди, – прошу я, соображая, как лучше сказать то, что собираюсь. – Возможно, не все они исчезли.
Дядя внимательно и серьезно смотрит на меня.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.
– Сегодня утром… – откашливаюсь, набираясь смелости, и пробую заново. – Сегодня утром я видела одного, и он не то чтобы прятался.
Выражение лица дяди становится строже, чем обычно в моем присутствии.
– Он проходил мимо твоего дома?
Качаю головой, почему-то чувствуя себя виноватой. Но мне нечего стыдиться. Да, мне сказали сидеть дома, но я этого не сделала. И если бы я могла повернуть время вспять, то снова поступила бы так же. Я без раздумий отправилась бы на помощь Бриттани.
– Нет. Это произошло далеко от дома.
Дядя медленно качает головой.
– Ты выходила из дома?
– Да, – говорю уверенно и смотрю в карие глаза дяди, где не вижу привычного тепла.
– Зачем ты это сделала?
Набираю в грудь побольше воздуха и рассказываю все подробности сегодняшнего утра. Когда добираюсь до момента с Тревором, дядя весь обращается во внимание, он просит рассказать все как можно более детально и все время задает уточняющие вопросы, что-то быстро записывая в блокноте.
Когда я заканчиваю рассказ, дядя уже не сердится, хотя и выговаривает мне за безрассудство. Но в его голосе больше искреннего переживания обо мне, чем чего-то еще. Почти сразу после того, как я замолкаю, дядя быстро сворачивает разговор и сообщает, что у него много работы. После чего вновь вызывает в кабинет капитана Купера, который провожает меня в выделенную мне комнату.
Не замечая ничего вокруг, иду вслед за военным. Уверена, дядя многого мне не сказал и скорее всего скрасил ситуацию. Плюсом ко всему, та информация, которую я поведала ему, оказалась более ценной, чем я изначально могла предположить. А из-за этого знания мне становится только тревожнее.
Глава седьмая
Одиннадцать дней. Бесконечно долгих, наполненных одиночеством, полнейшим неведением и отчаянием дней. Я словно в тюрьме для самых опасных заключенных. Меня даже на улицу не выпускают. И со мной никто не разговаривает. Ну почти никто.
В первый день Джексон Купер отвел меня в небольшую комнатку, в которой из мебели оказалась только кровать, комод, письменный стол и стул. Также он показал мне где находится женская душевая и туалет. А после проводил в столовую. На мой вопрос, когда я увижусь с Бриттани, он лишь пожал плечами.
Так и начались дни моего заточения. Три раза в день я посещала столовую, один – душ. Дядю не видела вообще. На второй день кое-как разобравшись с расположением помещений внутри здания, я явилась в его кабинет, но эта женщина-робот – майор Смит сказала, что полковник Грант срочно покинул базу еще вчера, а когда вернется, она не в курсе. Спрашивать насчет Бриттани оказалось совершенно бесполезным занятием. Майор вообще ничего мне не сказала.
Помня о словах Джексона о том, что у меня нет допуска в некоторые помещения, я все равно отправилась на разведку. Но осмотр здания не дал никаких результатов. Большинство дверей оказались заперты. Я честно попыталась поговорить с женщинами военными, но никому не было до меня дела, что разозлило меня еще больше. Но это была бессильная злость, ведь изменить я все равно ничего не могла.
Только через четыре дня я случайно столкнулась с Мэйсоном Бэллом и чуть всю душу из него не вытрясла, пытаясь узнать хоть что-нибудь. Но лейтенант выглядел настолько вымотанным, что я сразу же поняла, ответов мне от него не добиться. И правда, Бэлл сказал, что они только что вернулись из-за периметра, чтобы поспать несколько часов и снова вернуться туда. О местонахождении Бриттани, или моего дяди он был не в курсе. Подробностей о том, что творится за пределами базы, вообще выведать не удалось. Этот разговор снова вывел меня из себя.
И я сдалась, плюнув на все и пустив ситуацию по течению. С тех пор я только и делаю, что лежу на жесткой кровати и слоняюсь по штабу, выглядывая в немногочисленные окна, чтобы проводить взглядом очередную машину.
В который раз пролистываю фото в бесполезном в данный момент смартфоне. Как и сказал дядя, здесь нет ни мобильной связи, ни интернета, но я продолжаю заряжать телефон на всякий случай. А также смотрю одни и те же фотографии, слушаю одни и те же песни, пишу одни и те же заметки. Но и это еще не все. Меня терзают одни и те же мысли. День за днем. Час за часом.