И это ударило сильнее, чем я могла выдержать.
– Шесть лет тому назад я была обычной земной женщиной, мечтавшей о любви и не знающей ее. – Я не оправдывалась. Я не пыталась объясниться. Наружу вырвались те чувства и воспоминания, которым я не позволяла появляться. – Но судьба уже решила все за меня, дав право другим распоряжаться моей жизнью и моими чувствами. – Я не замечала, как крепче становится мой голос, словно я пыталась справиться с его равнодушием. – Олейор сумел понять, что любовь – это не игра, а доверие, которое значит больше, чем любые клятвы. Но ты отнял это у меня. Ты подарил мне страх, про который я уже начала забывать. Ты подарил мне неуверенность в себе, в своих силах, в понимании того, что меня окружает. Ты заставил меня разрываться между тем, кто живет в моем сердце, и собой. И ты же обвиняешь меня в том, что я не смогла тебя полюбить.
Гнев расправил крылья и… растаял утренним туманом. Во всем, что произошло со мной на Дариане, не было его вины. Впрочем, и моей, наверное, тоже.
Несмотря на твердую руку, я не была воином. Несмотря на данные мне силы… магия не стала моим естественным продолжением. Несмотря на то, что в моей жизни было немало обмана – я продолжала верить и искать в каждом то лучшее, что придумывала сама себе.
И разве можно было винить кого-то в том, что я позволяла пользоваться своими слабостями.
– Я рада, что, может быть, благодаря мне, в этом мире жизнь ребенка не станет смертью для его матери. Я рада, что твой Совет, хотя бы глядя на меня, задумался о том, что сила и доблесть присущи не только даймонам. Я могу гордиться тем, что твои воины готовы были признать твоей спутницей всего лишь человеческую женщину. – Я не поднимала взгляда, боясь увидеть в его глазах то, отчего мне станет еще больнее. Хотя… разве могло быть больнее, чем это было сейчас, когда мне больше не на что было опереться. – Мне действительно лучше уйти.
Я резко развернулась и пошла вдоль берега, не обращая внимания на то, что туфли полны воды, а намокшее платье с каждым шагом становится все тяжелее. Потому что тяжелее, чем было на душе… быть не могло.
Я не плакала – слез не было. Мое сердце не металось в груди – эта сказка оказалась страшной, но разве она когда-нибудь обещала мне чудо? Я не испытывала стыда – возможно, я могла бы сделать больше для Лилеи, для своих друзей… возможно. Но кто сможет оценить те мгновения, которые стали для меня здесь, на Дариане, борьбой с собой, Вилдором, законами и принципами этого мира.
И если кто-то позволит себе осудить меня… что ж, это будет его право.
Слова срывались с моих губ, смешиваясь с раскаленным воздухом, и уносились вдаль налетающими порывами ветра. Ноги то вязли в золоте песка, то соскальзывали с гальки, но я почти не замечала этого. Лишь ощущала, как плотнее становятся мои щиты, как вспыхивают перед глазами мерцающие на кончиках ресниц искры, как удивительно четким становится все вокруг…
– Госпожа… – Крик Кадинара ударил по ушам, лишив меня, казалось, последних сил.
Ноги подкосились, и я упала на горячий песок, уже не понимая, ни кто я… ни что со мной происходит.
– Лера, – Вилдор опустился напротив меня. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что его лицо открыто. Но она возникла и исчезла, спрятавшись за тем, что меня поразило значительно больше – он не скрывал ужаса и восторга, которые сейчас испытывал. И причиной этого была… я, – смотри мне в глаза. Лера…
Властный, жесткий, не терпящий возражения голос, заставил меня вздрогнуть, всколыхнув воспоминания: серая пустошь глаз, больше похожих на отточенную сталь клинка.
Ладонь опалило холодом, когда мои руки ощутили тяжесть двуручника.
– Лера, соберись. Смотри на меня. – Его рука скользнула за край черной ткани, и солнечный луч отразился на широком лезвии его меча.
– Мой ялтар…
А на моих губах, помимо моей воли появилась кривая улыбка: я очень хорошо ощущала их растерянность.
– Лера, очнись!
Пронзающий послужил мне опорой. И пусть с трудом, но мне удалось подняться, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за тем, как осторожно, не сводя с меня глаз, Вилдор повторяет каждое мое движение.
– Не хочешь посмотреть на себя? – Его ресницы опустились, пряча от меня его взгляд, а когда поднялись… Его улыбка была… шальной. – Похоже, я перестарался.
Он сделал быстрое движение рукой, словно разгладив воздух, заставив его застыть тонкой зеркальной пленкой.
Вертикальный зрачок, четко очерченный серебром, пылал расплавленным золотом. Кончики ресниц мерцали, словно присыпанные алмазной пылью, черты лица заострились, словно высеченные из белого мрамора.
– Ты так и не поверила, что твоя душа – душа моей Единственной. – Его взгляд скользил по моему лицу, похоже, не в силах поверить в то, что он видел. – И у меня не было иной возможности доказать тебе это, чем заставить эту связь пробудиться. С каждым днем она будет становиться все крепче и крепче, пока не наступит тот миг, когда этот процесс станет необратимым. И тогда, хочешь ты или нет, но ты будешь принадлежать мне. И у тебя есть только одна возможность избежать этого – убить меня.
– Если таково твое желание, я сделаю это прямо сейчас.
Как бы странно это ни выглядело, но его слова поставили все на свои места. У меня вновь была цель – не допустить того, что он сказал.
Его движение ко мне было слишком быстрым и незаметным, несмотря на то, что все мои чувства предупреждали об опасности. Мой меч еще только взрезал песок, вырываясь из его плена, а кромка его клинка уже приближалась ко мне, срывая щиты и неся смерть.
И хотя я знала, что он удержит удар, но… прежде чем убедилась, матрица перехода вспыхнула серым туманом, отрезая меня от него.
И я могла этому радоваться, потому что в его глазах вспыхнуло не удовлетворение, как я могла ожидать, а… удивление.
Глава 16
Олейор Д’Тар
Когда я вернулся во дворец, Арх’Онт и Гадриэль были там и мерили шагами мою гостиную. И, судя по всему, уже давно.
Но если бы они знали, как же я не хотел сейчас никого видеть: разговор с Вилдором не только лишил меня остатков сил – он оставил после себя след предательства.
И этим предателем был я.
И пусть вернулся я победителем, тень моего позора омрачала мою победу.
– Он согласен. – Мои чувства вряд ли кого-то интересовали, и я сделал все, чтобы они не придали моему голосу излишней эмоциональности. – Но сделает это не ранее, чем его воины завязнут на второй линии.
Я сбросил перевязь с оружием на ковер и устало опустился в ближайшее кресло. Ощущение грязи на моей душе, брезгливость по отношении к самому себе не давали мне дышать спокойно. Но если бы мне пришлось принимать решение вновь… оно было бы таким же. Мои переживания, мои надежды и стремления не имели сейчас, когда каждый день промедления стоил чьих-то жизней, никакого значения.
И пусть моих подданных среди жертв было значительно меньше, чем людей… общение с Сашкой и Лерой, уважение к Арх'Онту, возникшая симпатия к Закиралю сделали свое дело: я все меньше видел различий между расами, оценивая лишь личности.
Но мне еще оставалось разобраться, как быть с самим Вилдором, имя которого просилось в продолжение этой цепочки.
– Ты сделал практически невозможное.
Я усмехнулся в душе: Аарон верил в то, что говорил. Но от этого легче мне не становилось. И пусть условие ялтара фактически гарантировало возвращение Леры, то, что эта сделка состоялась, будет преследовать меня всю жизнь.
– Я сделал то, чего хотел он.
Несмотря на тяжесть нашего с нынешним ялтаром Дарианы разговора, я не мог не признать, что общение с ним доставило мне удовольствие.
Он играл. Но не скрывал этого. Как не утаил и цели, которой добивался. А она была достойна столь многослойной комбинации. И я, ни мгновения не сомневаясь, поверил в то, что другого выхода у него просто не было.
– Но ты мог об этом не догадаться. Или догадаться значительно позже.
Демон продолжал говорить совершенно спокойно, даже видя, как в моих глазах разгорается бешенство.
Да, Вилдор сделал все, чтобы нужная информация попала именно в мои руки. Хотя даже не имея ее, повелителю удалось очень близко подобраться к разгадке.
Насколько проще мне было находиться сейчас там, где льется кровь. Где можно обнажить меч и забыть обо всем.
– Олейор. – Голос Аарона прозвучал несколько натянуто, и я вскинул на него удивленный взгляд, а потом…
В кресле в дальнем углу комнаты сидел отец и с горечью смотрел на меня.
О стихии! Это в каком состоянии нужно находиться, чтобы не заметить еще одного присутствующего.
Но не это было сейчас самым главным. Как бы больно мне не было сознавать, что я опять оказался пешкой, окончательное решение все равно принимал я. И отец должен был презирать меня за это.
Разве ради этого он заставил меня увидеть в Лере не только мага Равновесия, но и женщину, которую я назвал своей?!
– Отец. – Я резко поднялся с кресла, ощущая, как меня бьет мелкой дрожью. Если я и должен был хоть что-то произнести в свое оправдание, то не смог. Слова застряли в горле, отозвавшись лишь выступившими на глазах слезами.
Если бы я мог опуститься на колени и просить его простить меня!
Но разве я был достоин его прощения?! Он сделал так много, чтобы я был счастлив, но я не только не сумел ничего предотвратить, нарушив данную ей клятву быть всегда рядом, но и обменял ее боль на возможность выжить в этой бойне.
Именно поэтому я не сделал ни движения, когда он поднялся с кресла и подошел ко мне, вглядываясь в мое лицо, в глубину моих глаз, в которых не было ничего, кроме терзавшей меня горечи. Поэтому и не понял сразу, что означают его слова, когда он опустил голову и тихо прошептал:
– Сможешь ли ты простить меня…
И это было настолько невозможно, что я в изумлении отступил на шаг и внимательно вгляделся в лица Арх’Онта и Гадриэля.
Судя по тому, что я видел, я не ослышался.