Ну и плюс, на начальных этапах, связь с Клинковым и его компанией, в которой оказалось неожиданно много народу, шла исключительно через меня, пока стороны окончательно не убедились, что друг без друга эту войну могут не вывезти. Позже я как связной утратил свою актуальность.
Чем же я теперь занимался, опальный прапор ФСБ, которого все штабисты и большие шишки Конторы теперь ненавидели, спросите вы? Я воевал. Иногда с группами бойцов, иногда в одиночку, но почти постоянно я находился на полях сражений. Монстры, пришельцы, кто угодно — меня швыряли как затычку в каждую бочку, в которой начиналась течь. Видимо, надеялись, что неудобный паренёк, слишком много себе позволяющий, рано или поздно сложит голову в каком-нибудь «героическом» деянии. Самим прибить и страшно, и жалко — а ну как не выйдет сразу, это ж сколько проблем будет с озлобленным практиком Божественного боевого искусства? Да и среди простых воинов, тех, на чьи плечи и легли основные тяжести борьбы со всей той поганью, что навалилась на Землю, я был… Ну, не легендой, конечно, но меня уважали. Больше того, откуда-то пошла байка, что моё присутствие к удаче. Я помимо прочего ещё и чем-то вроде талисмана на удачу стал, что, признаюсь, неслабо тешило моё самолюбие.
Так что был я ныне чемоданом без ручки — и бросить жалко, и мешает жутко. Ну, по мнению руководства, конечно. И это, как ни странно, оказалось довольно удобно для меня. Я мог слать нахуй приказы руководства и устроить себе выходной в любой момент, а мог неделями не вылезать из командировок по стране.
Скажу без ложной гордости — всё это закалило меня. В первую очередь, конечно, психологически — я стал равнодушнее относиться к смерти, перестал испытывать жалость к врагам и чувство вины за чью либо смерть. Нет, я не превратился в кусок металла — в ночной тишине я всё ещё мог вскочить в холодном поту, увидев во сне лицо того самого копейщика. Странно, но как-то так вышло, что страх смерти у меня ассоциировался с лицом того парня, несмотря на то, что я даже не убивал его — это сделал Громов. И тем не менее, тёмными ночами ко мне приходило его лицо, искажённое страхом и болью, с кровавой пеной на устах, и демонстрировало мне, что и я в любой момент могу стать таким же бездыханным, забытым всеми трупом — и это пугало меня, жутко, до усрачки и ледяного пота, до криков в ночи. Я увидел цену силы и стал свидетелем множества карнавалов смерти. Увидел, но осознал ли?
Днём, при свете солнца, все эти страхи исчезали подобно утреннему туману, испарялись, подобно утренней росе. Днём я снова становился собой — уверенным в своих силах практиком боевых искусств.
За эти месяцы я сблизился с Олей. Девушка тоже оказалась Игроком, причём второго поколения. Оказывается, она изначально получила от Системы квест с данжем, как и все мы, но не решилась идти, даже несмотря на общение через чат с остальной своей группой. А потом, увидев меня, предположила, что я как-то со всем этим связан и попыталась сблизиться.
Теперь она была Мечницей на стадии Трансформации Костей. Причём весьма талантливой — ей повезло, и от Системы ей досталась техника Выдающегося ранга Пикового качества. Далеко не уровень первого поколения, конечно — ну так мы и товаром были штучным. Как оказалось, большинство тех, кто вошёл во второе поколение, не сталкивались с первым. По официальным данным в мире было сто девяносто три воина первого поколения и больше пяти тысяч второго. И это только те, о ком официально известно, а сколько тех, о ком умалчивают или кто попросту скрывается?
В России было семеро. В Китае — двадцать один, в США — пятнадцать, в Евросоюзе (который в срочном порядке сплотился против общей угрозы) — двадцать семь. Остальные были раскиданы по всему миру, но большинство стран не имело ни одного. Как и почему вышла именно такая статистика, неизвестно, но факт есть факт.
Естественно, мир в свете всех этих событий кардинально изменился. В городах был введён комендантский час, все Игроки, независимо от происхождения и даже их собственного желания, были объявлены военнообязанными. Любому Игроку третьего поколения Системой даровалось искусство Базового ранга — с таким максимум можно было добраться до начальных этапов сферы Истока. Однако пока в мире не было ни одного воина данного царства, так что это пока было не таким значимым фактором. Ключевое слово — пока.
— Шаурму в пите, — сказал я небольшое окошечко усталому узбеку. — Поострее, если можно. И пару бутылок Миллера.
Эта небольшая точка на остановке Мельникова, в Химках, была лучшим местом изготовления данного «блюда простолюдинов», которое я знал, а перепробовал я, надо сказать, весьма немало. Так что я при случае всегда закупался ею здесь.
— С вас семьсот рублей, — ответил тот на удивление без акцента. — С собой или здесь будете?
— Здесь, — ответил я.
И да — экономика от всех этих перепятий сильно страдала, что не могло не сказываться на ценах. Боже, мир, в котором шаурма по триста рублей — это практически постапокалипсис, как по мне! Миллер по двести тоже ни разу не вдохновлял, надо сказать. И ведь это ещё не самый большие ценники по городу.
Сейчас я в городе был по делу, но сразу после намеревался повидаться с Олей. Благо, дело было пустяковым — в городе вычислили точку, где была «лёжка» наших гостей из иного мира, и от меня требовалось устроить им кровавую баню, взяв при этом одного пленного. Собственно, в подвале ближайшего от меня дома была их база, а на первом этаже второго подъезда — квартира, где прикрытия ради обитала некая молодая семья, въехавшая сюда аккурат два месяца назад, после разгрома одного из их крупных логовищ. Так что сейчас подкреплюсь — и вперёд, навстречу подвигам.
Забрав заказ, я уселся на оградку, отделявшую придорожный газон от пешеходной дорожки — тонкое металлическое заграждение сантиметров сорок в высоту отлично подходило на роль импровизированной лавочки. Оградка была буквально паре метров от ларька. Поставив рядом с собой одну из бутылок, я открыл вторую и сделал хороший глоток ледяной жидкости. Дрянь, конечно, если задуматься — но иногда так хочется себя побаловать какой-то гадостью. Простые человеческие радости, что тут скажешь?
— Фу, Кость! Как ты этой дрянью питаешься?! — раздался позади меня возмущенный голосок, едва я сделал первый укус. — Там же неизвестно что за мясо!
Судя по возмущённому взгляду шаурмиста, подозрения в качестве его продукции изрядно задели почтенного торговца, не первый год торгующего здесь своей продукцией.
Прямо ко мне, гордо вскинув красивую головку, топала Оля.
— Ты фдесь откуфа? — поинтересовался я с набитым ртом.
— У нас сегодня свидание, ты не забыл? — напомнила она.
— Ага, вот только до него три часа ещё, — дожевав, возразил я. — У меня сейчас работа, красавица. Давай увидимся в условленное время? Мне надо на хлеб насущный зарабатывать.
— Так и у меня сейчас работа, — лучезарно улыбнулась она. — Мне приказано поучаствовать в зачистке логова пришельцев.
Я молча уставился на девушку, пребывающую в прекрасном расположении духа. Её? На зачистку?
— Ты не пойдёшь на это задание, — не терпящим возражений тоном сказал я.
— Что?! Но почему?! У меня приказ! — тут же вскинулась Оля.
— Я сам пообщаюсь с тем, кто его тебе отдал, — пообещал я. — И если будет возникать — засуну этот приказ ему в жопу. Но в зачистке ты участвовать не будешь!
— Костя, я не ребёнок. Я на том же уровне, что и ты, я не десятки раз участвовала в облавах на чудовищ и рисковала жизнью. И вообще — ты не имеешь права мне что либо запрещать!
Я тяжело вздохнул. Казавшаяся божественной шаурма перестала доставлять удовольствие, да и пиво на вкус обернулось ослиной мочой. Ну блять! Как объяснить девушке, что облавы на монстров это совсем не тоже, что на пришельцев? Первые — чудовища, за убийство которых никаких моральных терзаний ты испытывать не будешь. Вторые — это люди, такие же, по сути, как и мы. И сколько себе не повторяй, что они враги, враги страшные, куда худшие, чем кто бы то ни было в истории нашего мира — это помогает слабо. Поверьте, я знаю по себе.
Вообще, убийство человека навсегда меняет того, кто его совершил. Кого-то очень сильно, кого-то почти незаметно, но каждый, кто это сделал, никогда уже не будет прежним. А когда ты стал не просто убийцей, а тем, кто занимается этим каждый день, как тот же шаурмист — готовкой, то меняешься колоссально. Что-то в человеке отмирает, уходит безвозвратно, делая тебя черствей и равнодушнее, убивая способность сопереживать. И я очень, очень не хотел, что бы мой маленький ангелок, Оля, изменилась в эту сторону. Девушка просто не очень понимает, что ей предстоит, наивно считая, что уже готова к подобному. Вот только подготовиться к такому невозможно.
— Я запрещаю тебе, Ольга, — тяжело встал я, выбрасывая недоеденный обед прямо на землю. — Ты никуда не пойдёшь.
— Я так и не услышала почему! — упёрла она руки в бока.
— Потому, что там будет бойня. Потому, что мы будем убивать не чудовищ, а людей. Потому, что будут потери среди гражданских, потому, что я не хочу, что бы ты окуналась в эту грязь! — повысил я голос. — Ты не помнишь, каким я был три месяца назад? Как меня ломало и на что я был похож? Хочешь, что бы с тобой было так же?!
— Ты же пережил это! Не сломался, выстоял, остался человеком и смог пойти дальше. И я смогу так же, Кость! — горячо зашептала она, подходя вплотную и обнимая меня. Рыжая головка уткнулась мне в грудь, и я невольно положил подбородок на её макушку. Знает, чертовка, как на меня повлиять, и пользуется. — Я хочу разделить это с тобой. Хочу лучше понимать тебя. Да и вообще — ты же сам говорил, финал этой Битвы за Будущее коснётся всех, от этого не выйдет спрятаться и убежать. Враги придут за всеми нами, и мы либо дадим отпор, либо погибнем. Так как я могу в такие времена оставаться в стороне? Я должна быть готова, что бы в нужный момент не стать тебе обузой. Прошу, малыш, не останавливай меня.
Я беспомощно вздохнул. Как бы я не хотел ей возразить, как бы не хотел доказать, что она ошибается, я не мог этого сделать. Я лучше кого-либо представлял, что нас ждёт в будущем и лучше всех понимал, что выжить будет проще тому, кто способен постоять за себя. В конце-концов, я и рассказывал девушке в своё в