Несчастные биологические автоматы на захваченной людьми Станции Метрики — все эти операторы, Главный Мозг, Надсмотрщик — наглядные примеры космической политики обезжизнивания и оболванивания…
В общем, все, о чем рассказал Тигран, мы знали и раньше. И все же нас поразила глубина противоречий, разделивших галактов и разрушителей. Я задумался, Мэри и Лусин тоже молчали. Ромеро сказал, что людям посчастливилось отыскать свой путь развития, непохожий на пути галактов и их врагов.
— Вы оживотворяете механизмы, они механизируют организмы, а мы оставляем механизмы механизмами, а существа существами. Наши машины вооружают, а не разоружают человека. Мы не стремимся сделать машины биологически совершенными универсалами, зато грандиозно увеличиваем их специализированные мощности. На старом человеческом языке, вам неизвестном, это называлось так: не путать божий дар с яичницей.
— Что такое яичница, я не знаю, — признался галакт. — А что вы превзошли нас в могуществе, мы поняли при первом же вашем появлении в Персее.
Я опросил, в какой фазе находится сейчас война галактов с разрушителями. Тигран ответил, что разрушители безраздельно владеют межзвездными просторами, а на своих планетах галакты в безопасности. Дело в том, что ими изобретено оружие, неотвратимо поражающее все живое, и разрушители страшатся его смертельно. Практически они оставили галактов в покое.
— Но перспектива? — настаивал я. — Хорошо: они вас оставили в покое, а вы их? Вы примирились с их злодеяниями?
— Не примирились, но что мы можем сделать? Перенять разрушительную философию сервов и перейти к их уничтожению, раз перевоспитание не удалось? Это не для нас. К тому же сражения в космосе приведут к смерти многих галактов.
Ромеро надменно проговорил:
— Вот как — приведут к смерти? А разве на ваших планетах вы не умираете? Или одна форма смерти — приемлема, а другая — нет?
— На наших планетах мы — бессмертны. Однако, дорогие гости, вы устали. У нас еще будет случай побеседовать. — Он показал на дом на другом берегу. — Вы будете жить там.
— Мне надо соединиться с «Волопасом», — сказал я, вставая. — Если мой голос не услышат, подумают, что мы попали в беду.
— О, это просто исполнить! — приветливо сказал Тигран и провел меня к передатчику, который находился неподалеку места, где мы вели беседу.
7
Дом внутри походил на земные гостиницы. Мирный пейзаж в окнах усиливал впечатление, что мы на Земле. Ромеро в салоне водрузил трость между ног и оперся на нее руками.
— Трудный орешек, — сказал он хмуро. — Теперь я понимаю, друзья мои, почему они не вышли на помощь трем нашим звездолетам, когда мы появились в Персее. Боюсь, у них мания изоляционизма, как это формулировалось в старину.
— Бессмертие на планетах, — озабочено высказался Лусин. — Смертные в космосе. Интересно.
— Важно пока одно — они нам друзья, а не враги, — вставил и я слово.
— Это и прежде было ясно, — возразил Ромеро.
Он готов был затеять новый спор, но я отказался от спора.
— Что-то мне в галактах не нравится, — призналась Мэри, когда мы остались одни. — Красивы они божественно. И умны, и обходительны, и благородны, одеты так нарядно, что глаз не отвести. Тебе понравилась его туника? По-моему она не окрашенная, а самосветящаяся…
— Ты собиралась говорить, что не нравится в них, а вместо этого все хвалишь.
— Не все. В их присутствии я ощущаю стеснение, почти неприязнь. А ведь этот галакт, Тигран, смотрел на меня так, что если бы земной мужчина посмотрел с таким восхищением, я бы почувствовала себя польщенной.
— Смотрел он на тебя отвратительно, — подтвердил я. — Если бы земной мужчина посмотрел на тебя так, я завязал бы ссору.
Мэра обняла меня за шею.
— Как хорошо, что у людей — примитив. Один мужчина и одна женщина. И оба — прямые, без вправо и влево закрученных.
— Право- и левосконструированных, — поправил я.
— Все равно. Один ты — и этого достаточно!
— Нужна еще ты — тогда, пожалуй, хватит.
Так мы обменивались шутками, и за шутками таилась снедавшая нас озабоченность. Были бы мы просто людьми, непреднамеренно повстречавшимися с галактами, вероятно, ничего, кроме радости, такая встреча не вызвала. Но мы добивались от галактов действий на общую пользу — задача была непроста.
И, лежа в ванной, я размышлял лишь об этом. Никогда я еще не принимал столь отличной ванны. Это была, конечно, вода — но превосходно выделанная. Она нежила и пьянила, успокаивала и радовала. Если бы мне сообщили, что для ванн галакты употребляют особый сорт легчайшего вина или полувоздушный нектар, я поверил бы, не колеблясь, хотя, повторяю, это была вода и не что другое. Замечательная вода, думал я, все более тревожась, надо при случае проверить ее насыщенность радиацией.
Из ванны я вышел взбодренный. Мэри уже лежала в постели.
— Знаешь, — сказала она, — если привыкнуть к их жизни, то и вправду покажутся страшными лишения дальних странствий. Как по-твоему?
— Хорошая ванна, — ответил я. — Да, конечно, лишения некоторых устрашают.
В нашей спальне стояло большое зеркало. Нажатием кнопки оно превращалось в веселящий экран, подобие стереотеатра, нажатием другой становилось изображением звездного неба. Сперва мы с Мэри полюбовались картинами на экране: это были пейзажи населенных планет, благоустроенных, роскошных, величественных, галакты заранее приглашали нас порадоваться культуре их быта, восхититься их умением жить.
Потом я перевел изображение на звездную сферу. В зеркале, превратившемся в полусферу, густо пылали светила Персея, а среди них, крохотный, красновато поблескивал наш звездолет: «Волопас» покорно плелся в кильватере корабля галактов, освещавшего его своими прожекторами… И хоть я знал, что до «Волопаса» сотни тысяч, если не миллионы километров, все равно он казался рядом, так точно выхватывал его из темноты лазерный осветитель галактов.
Мэри окликнула меня:
— Эли, о чем ты так напряженно думаешь?
Я ответил со вздохом:
— Я понимаю, Мэри, все это вздор. Никак не могу отделаться от мысли, что на «Волопас» сейчас нацелены таинственные биологические орудия… И какой-то галакт сидит в эту минуту у пульта, готовит нажать на пусковую кнопку…
8
Мы долго шли курсом на Пламенную, одну из тех «неактивных» звезд, что во время блужданий «Пожирателя пространства» отчаянно взывала к нам: «Выбрасывайтесь вблизи меня, здесь кривизна непрочна».
Звезда была как звезда — гигант класса В, поздняя структура, белая, огромной абсолютной светимости — десять тысяч солнц в одном солнце. И вокруг нее вращалось четырнадцать планет, разных по величине, неодинаковых по климату, но однообразно благоустроенных, с совершенством оборудованных…
За орбитами же обитаемых планет вращались астероиды с диаметрами от ста до восьмисот километров. Их были тысячи, они составляли замкнутую сферу — защитным пологом прикрывали планеты от вторжения извне. Тигран, сопровождавший нас в прогулках по звездолету, сообщил, что мы причаливаем к одному из астероидов.
— Еще одна космическая дезинфекция? — поинтересовался Ромеро.
— Не только дезинфекция. — Тигран тонко улыбнулся. — Мне поручено ознакомить вас с нашей космической защитой.
— Есть ли названия у астероидов? — спросила Мэри.
— Все космические форты первого класса имеют название. Этот называется «Необходимый-3».
Меня удивило странное название, но Ромеро разъяснил, что галакты толкуют человеческие слова чаще по прямому, чем по общеустановившемуся значению. «Необходимый», в данном случае, означает не «непременный» или «нужный», а «тот, который не обойти», или, иначе, «необъезжаемый».
Высадка на астероиде для экипажа «Волопаса» труда не составила, но для нашего звездолета являлась операцией длительной. Не только люди, но и галакты часами сидели в специальных помещениях, вырастая от крохотных внутрикорабельных куколок до нормальных, для внешнего пользования, размеров. Мне эти часы изменения размеров тела показались утомительно пустыми, тем более что процесс выращивания в обычного человека совершался в темноте. Но Мэри восприняла их по-иному.
— Я сейчас вообразила, что за какой-нибудь час увеличила свой рост в восемьсот раз, — и ужаснулась!
Я напряг воображение, но страха не получилось, рост был быстрый, но нечувствительный — для меня, во всяком случае.
Ромеро непрерывно ощупывал немасштабно меняющиеся искусственные зубы, а Лусин шумно вздыхал, проверяя, не начали ли его синтетические легкие распирать по-старому грудную клетку. Им, наверно, было не по себе, когда все становилось опять «по себе», но я только проголодался — и как раз в масштабе увеличившегося размера.
На астероиде нас уже поджидали в скафандрах высадившиеся ранее Осима, Труб, Орлан и Гиг.
Церемония знакомства галактов с нашими звездными друзьями показалась мне поучительной. Осиму они приветствовали с тем радушием, что перед этим нас, Трубу тоже достались приветливые улыбки, но в обращении с разрушителями появилась вежливая отчужденность.
Тысячелетия страха и недоброжелательства по мановению руки не стереть из памяти.
Восторженный Гиг не заметил холодка, но умный Орлан почувствовал отстраненность галактов. И если при знакомстве он вытянул вверх голову почти на метр — сколько позволил гибкий скафандр, то когда они отошли, захлопнул ее в плечи по брови — знак высшего привета сменился знаком высшего недоумения. Я посоветовал ему не расстраиваться, инерция велика под любыми звездами. Он вежливо согласился.
Для облета астероида нам предложили забавное сооружение, вроде летающего кита, скорее живое существо, чем машину. Всех нас в салоне не покидало ощущение, что находимся не в помещении, а в чреве.
Мэри со смехом сказала:
— А эта летающая конструкция не переварит нас? Я боюсь, что сейчас по стенкам обильно польется желудочный сок.
По стенкам разлился не желудочный сок, а мягкое сияние. Стенки постепенно становились прозрачными.