Я колебался, Ромеро подтолкнул меня.
– Идите. Видимо, случай такой чрезвычайный, что понадобилась ваша помощь. И если вы откажетесь, вас доставят силой.
Командирский зал был освещен. Возле кресел стоял Орлан со своими охранниками. Он так высоко вытянул шею, что она, не сдержав тяжелой головы, перегнулась, как змеиная. Я ответил сдержанным поклоном.
– Надо запустить ходовые механизмы звездолета, адмирал! – распорядился Орлан, вхлопывая голову в плечи. – Речь идет о жизни – твоей и твоих друзей.
– И, вероятно, о ваших жизнях тоже, – сказал я насмешливо. – Я уже докладывал тебе: управляющая машина вышла из строя. И я не разбираюсь в таких сложных агрегатах.
– Кто из экипажа разбирается?
– Никто. Управляющие машины ремонтируют только на базах.
Орлан засветился всем лицом. Красный цвет у разрушителей, как и у людей, – признак гнева. Злятся они не больше нашего, но освещаются сильнее.
– Адмирал Эли, у вас, несомненно, имеются приспособления для ручного управления?
– Да. Для посадки, для движения в Эйнштейновом пространстве, но не для сверхсветовых рекордов, которые сейчас требуются. Может, скажешь, что произошло? Это облегчит решение – помочь или не помочь вам?
У Орлана был сосредоточенный вид, словно он прислушивался к чему-то. И у них, похоже, есть молчаливые передачи, подумал я.
– Я скажу, – заговорил он. – Механизмы метрики на звезде, мимо которой мы пролетали, разладились. Курс нарушен, корабли разбрасывает. Нас закрывает в пространственной улитке, а другие звездолеты выносит за ее пределы.
– Я бы хотел более подробных разъяснений.
Он несколько секунд колебался.
– Великий запретил выпускать «Волопас» из поля зрения. В момент, когда мы начнем исчезать, звездолеты нас атакуют. Если хоть один ударит из гравитационных орудий, «Волопасу» придет конец. Нужно удержаться около кораблей. Оживи механизмы, адмирал!
Свирепое злорадство опалило меня.
– Вот как, оживить механизмы, Орлан? Купить свою жизнь ценой передачи вам важнейших секретов? Не слишком ли дорогая цена? Слушай и запоминай: мы погибнем, но и вы все погибнете…
– Поздно! – страшно крикнул Орлан. – Нас обстреливают!
На погасшем небе зловеще лила красноватый свет Оранжевая, рядом сверкали три оставшиеся зеленые точки, три закатывающихся в иной мир звездолета. Я уже знал, что такое гравитационный обстрел, и невольно зажмурился, когда они в последний раз вспыхнули. Я вспомнил, как закричал в сражении возле Угрожающей, и до боли прикусил губу. Кругом были враги, ни один, даже перед собственной смертью, не услышит моего предсмертного вопля. «Слышишь, ты! – с бешенством подумал я. – Ты не проронишь ни звука! Ни звука ты не проронишь!»
– Нет! – выкрикнул задыхающийся Орлан. – Нет!
Я открыл глаза. На черном небе сияла одна Оранжевая. Звездолеты вынесло из нашего пространства, ухнули в иной мир и выпущенные ими разрушительные волны.
Я не знал, что нас ждет дальше, но растерянность Орлана была очевидна. Мне захотелось поиздеваться над ним.
– Обошлось без раскрытия секретов! Не кажется ли тебе, что на нашей стороне сражаются силы помогущественней ваших кораблей?
Моя насмешка привела его в себя. Он надменно втянул голову в плечи.
– На вашей стороне, человек? – Он ткнул рукой в Оранжевую. – Если бы ты знал, куда нас несет, ты предпочел бы гибель под гравитационным обстрелом. В Империи Великого разрушителя нет места грозней, чем Третья планета.
– Третья планета? – крикнул я. У меня заметалось сердце. – Третья планета, Орлан?
Он отвернулся. Невидимые гибкие руки схватили меня за плечи, повернули, подтолкнули к выходу. Взбешенный, я попытался вырваться. Но сейчас у меня не было индивидуального поля, которым я некогда убил напавшего невидимку. В коридоре я погрозил кулаком Орлану, оставшемуся в командирском зале.
– Третья планета! – повторил я, ликуя и тревожась. – Третья планета!
На полусферах экрана золотело небо.
Я сказал «небо» и почувствовал, до чего это слово мало соответствовало тому, что разворачивалось перед нами. Небо – нечто над головой, пространство со звездами, планетами, спутниками. Здесь небо было над головой и под ногами, оно казалось пологом, светло-золотым, пустым – одна исполинская Оранжевая и кружащаяся вокруг нее одинокая планета.
– Время поднимать восстание, – заявил Камагин, когда стало ясно, что «Волопас» идет к планете.
– Никаких восстаний! – возразил Осима. – Без древней романтики, Эдуард.
Камагин носился с мыслью о захвате корабля с момента, как исчезли вражеские крейсеры. Он доказывал – мысленно, конечно, – что конвой перебить легко. На планете мы, вне сомнения, найдем друзей. Все в этом отчаянно смелом плане мне не нравилось. Я не был уверен, что мы, практически безоружные, одолеем охрану: последнее столкновение с невидимкой показало, что врагов было больше, чем мы могли увидеть. И я не знал, что делать с бездействующим кораблем: он был теперь не больше чем крохотным небесным телом, плетущимся в пространстве по воле неведомых сил. И мы понятия не имели, что нас ждет на Третьей планете: предупреждение Орлана прозвучало грозно.
– Но разве вы не услышали во сне, что на Третьей планете какие-то неполадки? – спросил Камагин. – И разве до сих пор эти неполадки не шли нам на пользу? Разве механизмы планеты не погасили гравитационный залп по «Волопасу»?
– Я узнал во сне также и то, что новый Надсмотрщик навел на планете порядок, – возразил я. – Пока я командую, Эдуард, восстаний не будет. Выражаясь терминами вашего времени, мы играем слишком крупную игру, чтоб азартно рисковать.
Перед посадкой звездолета на планету состоялся новый разговор с Орланом. Он появился в парке, где я прогуливался с Астром.
– Адмирал Эли, корабль причаливает в неудачном месте. Тяготение на планете зависит от широты, мы высаживаемся в зоне большой гравитации. Нужно поскорее переместиться к Станции Мировой Метрики, там легче. На планете нет средств передвижения, ее запрещают посещать. Связаться со Станцией нам не удалось. Ты должен позаботиться, чтоб пленники двигались с максимальной быстротой.
– Как на планете с атмосферой и температурой? Нужно ли надевать скафандры? Есть ли вода и пища?
– Скафандры оставите на корабле. Атмосфера и температура – приемлемые. Воду и пищу возьмете с собой. Еще вопросы?
– Последний. Ты говорил сейчас так, Орлан, словно заботишься о нашем благополучии. Вместе с тем ты – враг, который хочет нас уничтожить. Как совместить эти противоречия?
– Противоречий нет. Мне не приказали хотеть вашего уничтожения. Я эвакуирую вас на Маргацевую планету. Если что-нибудь помешает этому, я должен вас всех ликвидировать, но на волю не выпускать.
Орлан уносился широкими скачками, я с тяжелым чувством смотрел ему вслед. Вокруг нас плелась невидимая паутина, и бились в ней как мухи.
Астр сказал сердито:
– Ты разговариваешь с этой образиной как с человеком. Я бы плюнул в него, а не улыбался ему, как ты.
Я обнял малыша. Он рос вдали от своего естественного окружения, и многие понятия, которые его ровесники принимали как данность, он должен был освоить на собственной шкуре.
– Знаешь, в чем главная сила людей? В технической мощи? В уровне материального благополучия? Нет, сынок, этим других не покорить. Завоевательная сила людей в том, что они даже к нечеловекам относятся по-человечески.
В нем шла борьба. Он хотел мне верить, но его маленький личный опыт вступал в противоречие с огромным опытом человечества, втиснутым в краткую формулу: «по-человечески».
– Ты сказал – покорить других, завоевательная сила… Разве люди – завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах.
Я засмеялся:
– Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца – такова миссия человечества во Вселенной.
Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, не закамуфлированная, как Никелевая, псевдорастениями и псевдореками. И в ее атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность (где сплав золота со свинцом, где просто чистое золото и чистый свинец) никогда не проливались не то что вода, но даже жидкие растворы солей. А над нестерпимо сверкающей равниной раскидывалось нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда, раз в пять меньше – по видимому диаметру – нашего Солнца, столь же яркая и совсем не по-солнечному жестокая.
Я упал, когда спускался по трапу. Сила, многократно превышающая мое сопротивление, потащила меня, как крюком. На меня свалился Петри, на Петри – Осима. Я попытался приподняться и не сумел. Петри помог мне встать. К нам подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас природная бледность превратилась в синеву.
– Тройная перегрузка, – прохрипел он, силясь улыбнуться, – даже это было здесь трудно. – Боюсь, друг мой, предстоят непосильные испытания.
Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами. Камагин тоже побледнел, но дышал свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось сердце. Но и он сказал сумрачно:
– Мир, Эли, – повеситься!..
Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей – и всем было тяжело. Драконы превратились в ящеров и ползали, помогая себе крыльями (они шлепали ими по металлу, как веслами по воде). Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые взлетали, но тут же падали. Некоторым ангелам удалось подняться выше, но полет требовал таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные.
Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал с лица пот и говорил словно ворочал гири языком. Меня терзал шум: визг пегасов, раздраженные крики ангелов, звон крови в ушах, тяжкий стук сердца.